А Канева от грамоты незаметно и деловито перешла к медицине и гигиене.
— Как раз идет фельдшер, — кивнула Варвара Ивановна на дверь. — Он объяснит лучше меня, а я покажу снимки, которые прислал вам врач из Обдорска. Пожалуйста, Ярасим…
Фельдшер снял пыжиковый треух, но остался в пальто, поднялся на сцену со своей лекарской баулкой. Он долго и старательно рассказывал о различных болезнях, о том, чего надо особенно остерегаться, о чистоте и опрятности, и от его голоса, к которому еще не привыкли, болезни казались страшнее, а Канева, спустясь со сцены в зал, показывала картинки женщинам.
Это была первая лекция о гигиене, о здоровье. Она касалась всех.
Потом заговорили о делегатках. Делегатками, по словам Вань-Варэ, могут быть самые уважаемые в селе женщины, передовые люди, трудящиеся, у кого муж не пьяница и дети учатся хорошо. И дома все ладно.
— Каждой делегатке, — сказала Канева, — выдадут кумачовую косынку, чтоб всегда отличалась от других.
— Кумач на голову? — зашумел зал. — Мы же не остяки! Как на баба-юр надеть-то?
— Ой, беда-беда! — смеялись другие. — Вот так невидаль!
Но в конце концов все же согласились с Каневой — кумач беречь для всенародного признания, как частицу нашего знамени.
2
Одиннадцатый час. Солнце скрылось за увалами, но небо не темнело. Илька сидел на нарточке, а Елення и Малань тянули ее, не поворачиваясь, и оживленно обсуждали сходку. Илька держал в руках подарок Куш-Юра — журналы «Крокодил» и «Безбожник».
Малань говорила, смеясь:
— Интересно-то как в Нардоме! Я ведь в первый раз.
— Не в Нардоме, а в избе-читальне, так Канева велела называть, — поправила Елення. — В ней будем брать книги и станем учиться читать-писать.
— Завтра непременно пойду на представление, — возбужденно говорила Малань. — Ты тоже пойдешь?
— Приходится, коли выбрали делегаткой! — Елення, улыбаясь, посмотрела на Малань.
— Мамэ, тебя опять кем-то выбрали? — подал голос Илька.
— Делегаткой! — ответила Елення. — И меня, и Сандру, и других, тридцать человек всего.
— А что такое «делегатка»? — удивился Илька новому странному слову.
— Ну… расскажу потом, — замялась с ответом Елення. — Мы еще не получили кумачовые платочки! Делегатки те, у кого на голове кумачовые платочки. Вот привязались, дьяволицы, чтоб избрать. У тебя, говорят, муж партиец и икон в горнице нету. Избрали, еще одна мне забота.
— Значит, завтра пойдем на представление? — допытывалась Малань.
— Не представление, а художественное обслуживание, — опять уточнила Елення. — Будут песни, будут пляски и лицедейство. Хотели сегодня, но поздно.
— Хорошо, что завтра. — Илька прижал к груди журналы. — Сегодня некогда — буду читать.
3
На следующий день с утра Куш-Юр решил помочь женщинам быстренько вымыть полы. Куш-Юр оберегал Сандру, да и Марпа часто жалуется на сердце. Он надел старые калоши, засучил по локоть рукава, вооружился ведром с теплой водой, взял тряпку и пошел шуровать. Вымыл пол в своей комнатке, в прихожей и решил вымыть на кухне. За небольшим столиком на полу у стены стояли стекла. Куш-Юр их не видел, провел рукой изо всей силы, чтобы везде было чисто, и так задел стекла, что они звякнули и раскололись. Правую руку Куш-Юра словно обожгло.
— Что такое?! — Куш-Юр заглянул вниз, за столик, прижимая пальцы. — Да тут стекла стоят с лета, запылились… — Он посмотрел на пальцы, с них стекала кровь. — Вот наделал я дел!..
Услышав Куш-Юра, прибежали обе женщины, увидели кровь и переполошились.
— Ой, беда-беда!.. Порезался!..
— Стеклами, нечистая сила!.. — Куш-Юр наклонялся над ведром, куда тяжело капала густая кровь. — Да тут не порезал — почти совсем чикнул три пальца на концах! Висят на волоске… Йоду скорее!..
Женщины, ойкая, кинулись искать йод или ватку, но ничего не было в избе.
— Ярасима надо вызвать! Еще заражение будет! — Сандра заплакала.
— Это я виновата! Оставила стекла ненужные! — тужила Марпа. — Бегу за лекарем…
— Не надо! Я сам пойду… — Куш-Юр, морщась, пытался прилепить почти отрезанные кончики пальцев. — Давай скорее что-нибудь забинтовать руку. И одеться помоги…
Куш-Юр задержался у Ярасима. Никак не переставала идти кровь, хотя фельдшер истратил целый флакончик. Наконец утихомирил, забинтовал марлей — сперва отдельно каждый палец, а потом все три вместе. Свободными остались большой палец и мизинец.
— Я приду, проверю, как срослось, — пообещал Ярасим и дал немного йоду. — Да… Тут перед тобой заходил Йогор-Вань. Благодарил за жену, здорова теперь. Выпивший опять — Кэсэй-Дуня, что ли, угостила.
— Йогор-Вань? Вот пьяница!..
Ночью у Куш-Юра начала пухнуть поврежденная рука — колет три пальца, хоть плачь. Встал и начал баюкать руку, держа на весу.
— Ой, беда-беда! Пухнет, что ль? — заворочалась на постели Сандра.
— Ты спи…
Сон ушел от Куш-Юра, оставалась ноющая, тягучая боль и невеселые мысли.
«Не пришли вчера Озыр-Митька и Квайтчуня-Эська, — размышлял он. — Ждал целый день. Снова обманули. Ну Митька понятно — траур по брату-оленеводу. А Эська-то?..»
А Озыр-Митька и Квайтчуня-Эська и потом не были в сельсовете. У Куш-Юра настроение вовсе испортилось, и у Ярасима тоже. Фельдшер ругался, что не уберег Роман Иванович пальцы. Теперь могут ампутировать самое меньшее три пальца, а для этого придется ехать в Обдорск по распутице.
В этот день, в субботу, Куш-Юр оставил за себя Писарь-Филя, ушел домой с невеселыми думами — надо ехать в Обдорск. Но дома его встретила новость — у Сандры начались роды. Не успела Сандра дойти до Гришиной бани или позвать Ярасима. Куш-Юр был изгнан из комнаты Марпой, от которой получил приказ — приготовить теплую воду из самовара.
— Ба-а! Сашенька рожает! Сашенька, делегатка моя! — обрадовался безмерно Куш-Юр. — А кого — сына или дочь? Рыбак или ягодница? — Он метался возле закрытой двери и отчетливо слышал стоны Сандры. — Чем же помочь?!
— О-о… — стонала Сандра.
Наконец Марпа облегченно выдохнула:
— Сын! Большой! Весь в Романа!
Куш-Юр услышал тоненький скулящий голосок.
— Сын! Сын! — запрыгал Куш-Юр.
— Неси воды! — позвала Марпа. — Скорей!..
Куш-Юр ринулся на кухню, налил из самовара дымящуюся воду в таз, развел холодной и понес.
С того дня у Куш-Юра почему-то улучшилась поврежденная рука. Удивительно легко себя почувствовал, а через неделю совсем выздоровел. Радость его исцелила. Только заметно, что кончики пальцев белесые и приклеены немного косо.
— Ну, как новорожденный? — спросил Ярасим, заглядывая к Сандре. — Выбрали ему имя?
— Выбрали наконец-то. Сегодня регистрировал в сельсовете — Ким, Коммунистический Интернационал Молодежи. Совсем новое для Севера имя. — Куш-Юр наклонился к сыну.
— Верно. Лучше не придумаешь — Ким, а не Клим, — поддакнула Сандра и чмокнула сына в пухленькую щечку. — Весь в папку!
— Точно. Ким. Коммунистический Интернационал Молодежи. Пусть завидуют все, — широко улыбался Ярасим.
4
Озыр-Митька и Квайтчуня-Эська залетели-таки в сельсовет и долго пробыли на приеме у Куш-Юра. Председатель требовал от них оказать помощь Сеньке Германцу — негде спать в лачужке, надо потесниться многокомнатным богатеям.
Но они подняли такой гвалт, что затыкай уши.
— Не для них, грязнуль-голодранцев, построены наши дома! — орал бабьим голосом Митька.
А Эська, мужик поумнее и повыдержаннее, резонно рассуждал:
— Пусть притесняются другие, тоже не бедняки! Например, у джагалко, покойного Иуда-Пашки, тоже немалый дом…
— Гм! — хмыкнул Куш-Юр. — Это, пожалуй, верно. Даже будет удобнее: близко от хибарки и от стайки-конюшни.
Куш-Юр зашел попутно к Арсеню, старшему сыну хозяйки, поговорил с ними насчет Сеньки Германца или Гаддя-Парасси. Хозяйка ничего не сказала, только прослезилась.
— Пускай решает Арсень, — только и прошептала она, всхлипывая.
Подошел Арсений ближе и сказал председателю:
— Никто не пойдет к нам! Староверы были мы… вераса.
Вечером Куш-Юр сообщил Сандре, что нашел квартиру для Парасси или Сеньки. Только надо завтра сходить и предупредить Германца.
— У Арсени? Это у джагалко-то? — Сандра кормила грудью ребенка. — Хотя… Семья-то ни при чем? Германец согласится. А вот Парассю-то не надо и близко пускать!
— А ты злопамятная, Сашенька. — Куш-Юр убирал посуду после ужина. — Нельзя так! Не следует тебе сердиться на Парассю. Ты сейчас делегатка, агитируй ее в светлую сторону. Помогай советом отлучать людей от церкви. — Куш-Юр ласково погладил темные волосы Сандры.
— Ты правильно заметил, Рома, — Сандра посмотрела на него любящими глазами. — Я делегатка и буду подсоблять тебе. Хорошо, что Парасся Мишку увела от меня. А я стану наоборот приманивать ее к себе. Завтра же пойду к Парассе. Я еще не видела, как Германец живет. И сыночка возьму с собой — к Ярасиму на прием.
