В коммюнике делалось заключение, что европейцы согласились на «выгоды от ограничения торговли с Москвой». И ничего более. Франция как раз подписала с Москвой очередной договор о выделении кредита. «Миттеран и Шмидт покинули торжественное закрытие саммита, тем самым давая понять, что финансовые и энергетические договора с СССР не будут изменены», — вспоминает Роджер Робинсон, который внимательно наблюдал из Белого дома за событиями.
7 июня президент Рейган вылетел в Рим на встречу с Папой. Это была сорокапятиминутная частная аудиенция в Ватикане. Папа был в белых одеждах с серебряным крестом на цепочке на шее и впервые встречал президента Рейгана.
За спинами собеседников на стене висела известная картина Перуджино «Воскресение». Рейган вначале отметил, что их встреча как нельзя кстати. Ведь они оба столкнулись со смертью, в них обоих стреляли, и все это происходило совсем недавно. «Он сказал Папе, что Бог с какой-то целью уберег их, — вспоминал Билл Кларк. — А целью этой была свобода Польши».
Перед визитом Рейгана и Кларка в Европу Кейси проинформировал их о ходе операции в Польше. Президент затронул эту тему в разговоре с Папой очень коротким высказыванием: «Надежда не покидает Польшу. Мы, работая вместе, можем ее поддержать». Папа слегка кивнул головой.
После встречи оба сделали официальное сообщение для прессы. Рейган решился на длинное высказывание относительно Польши. «Нашей общей заботой является измученный народ Польши, родины вашего святейшества. Сквозь столетия несчастий, падавших на нее, Польша была и остается бастионом веры и свободы, ценностей, которые остались навсегда в сердцах ее мужественного народа, но не в сердцах тех, кто правит ею. Мы стремимся к солидарности и реформам, которые дадут новую надежду народу Польши».
В то время, когда Рейган беседовал с Папой, Билл Кларк встретился с руководством Ватикана и обсуждал ситуацию в Польше. Кларк не слишком вдавался в детали операции ЦРУ, но сказал, что костел мог бы помогать в регулярном обмене разведывательными материалами с Вашингтоном. Он особо подчеркнул, что Вашингтон хотел вместе с костелом выработать общие позиции по отношению к Варшаве. Причем, чтобы он, с одной стороны, был решительным в вопросе сопротивления репрессиям, а с другой — более гибким, склонным к переговорам, чтобы не толкнуть Польшу под еще более жесткий советский контроль. Кларк также сообщил сановникам Ватикана, что США располагают надежными средствами передачи информации в Польшу. Костел также может воспользоваться ими, если возникнет такая необходимость. После шестичасового пребывания в Италии Рейган и лица, сопровождающие его, вылетели в Англию.
Следующая после Версаля встреча западных руководителей проходила в Бонне. Президент в своем выступлении снова призывал отказаться от строительства газопровода, а также ограничить кредитование и отказаться от «прежних деловых отношений» с Москвой. Его призыв не получил позитивного отклика. Кроме того, Рейган почувствовал, что его игнорируют. «Когда президент выступал с горячим призывом, Шмидт смотрел через окно в сад. Он демонстративно игнорировал Рейгана, — говорит Робинсон. — Он хотел сделать ему афронт. По возвращении в Вашингтон президент еще больше утвердился в мысли, что к нему отнеслись пренебрежительно, как к новичку, не понимающему суть экономических отношений Востока и Запада. Это была ошибка».
Возмущенный Рейган 18 июня созвал встречу Совета национальной безопасности. Этот день впоследствии был назван в Европе «черной пятницей». Президент хотел услышать предложения и определить стратегию. Встречей руководил Билл Кларк. Атмосфера была напряженной. Администрация к тому времени уже разделилась в вопросе о санкциях. Уайнбергер, Кларк, Миз и Кейси были за них. Все остальные, присутствовавшие на встрече, требовали немедленной отмены их. Самым серьезным противником сохранения санкций был Александр Хейг, отсутствовавший на встрече, поскольку был в Нью-Йорке. Его замещал Лоуренс Иглбергер, особа номер два в Госдепартаменте. После дискуссии, как отметил Кларк, президент внес три предложения:
— полностью отменить санкции, несмотря на то что поддержка Советами репрессий в Польше по отношению к оппозиции не стала меньше;
— удерживать односторонние американские санкции, хотя европейские поставщики и правительства систематически их нарушали;
— расширить санкции и охватить ими американские лицензии и субсидии за границей, согласно правительственному «Уставу об экспорте».
Первое предложение означало резкий поворот в политике и то, что США вынуждены будут проглотить оскорбление в виде ничего не значащего соглашения, подписанного по кредитам в Версале. Второе означало одностороннее «наказание» американских фирм и вместе с тем констатировало факт, что двухниточный газопровод будет построен благодаря американской технологии, которую когда-то закупили европейские фирмы. Американская фирма «Caterpillar Tractor» уже потеряла заказ, стоимость которого оценивалась в 90 миллионов долларов. «General Electric» определил сумму своих потерь в 175 миллионов долларов. Эти заказы были быстро перехвачены европейскими контрагентами. Третье предложение означало твердую и последовательную политику, что было равнозначно объявлению Москве настоящей экономической войны.
Кейси, Уайнбергер и Кларк должны были отстоять третье предложение, хотя сам Кларк, как обычно, во время встречи на Совете предпочитал придерживаться роли «честного маклера». Ожидалось, что между членами Совета будет долгая и бурная дискуссия с обсуждением достoинств и недостатков каждого предложения. Ho президент, похоже, не располагал желанием вести долгие дискуссии. Он рассказал о том, как пренебрежительно к нему отнесся Шмидт, а также о недоразумениях с французами. Подчеркнул, что уже устал от заключения бумажных соглашений с союзниками. А в конце подытожил: «Пусть себе строят (Советы и европейцы) свой газопровод. Но не с нашим оборудованием и не по нашей технологии».
Кларк тотчас вставил: «Итак, у нас уже есть решение президента». Таким образом, было выбрано предложение номер три. Развязывание настоящей экономической войны с Москвой стало целью политики США.
Известие об этом вызвало в Европе бурю. Американский президент расширяет санкции также и на европейские фирмы, располагающие американскими лицензиями. Это возмутило даже Маргарет Тэтчер, в целом настроенную прорейгановски. Все руководители крупнейших государств Западной Европы высказали протест и заявили, что не имеют намерения придерживаться навязанного им нового порядка. Без ведома президента Хейг стал заверять Западную Европу, что ничего не изменится, если речь идет о политике. Он советовал сановникам европейских государств попросту переждать этот кризис. В европейские столицы направился Уильям Брок. Через несколько дней он привез в Вашингтон известие, что Европа не хочет уступить. Когда он в Белом доме вместе с Хейгом, Кларком, Мизом и другими членами кабинета и подкабинета обсуждал тонкости этого вопроса, Хейг вдруг вскочил и, указывая пальцем на Кларка, крикнул: «А вы (в Белом доме) запланировали это (собрание Совета национальной безопасности 18 июня), когда я был в Нью-Йорке. Заранее знали, что так и будет. Такое не произошло бы, будь я здесь!»
Взрыв Хейга был его последней ошибкой. Вскоре после этого Кларк договорился с президентом. «Хейг кричал на очень близкого друга, которого знал более двадцати лет, и на советника президента, — вспоминает один из высших чинов Совета. — Между Кларком и Рейганом чувствовалось необыкновенное понимание и доверие. Короче говоря, вскоре после этого Хейгу была дана отставка».
Расширение американских санкций подтолкнуло Кремль с его Министерством газовой промышленности к проведению обширной акции с целью создания условий для строительства газопровода без американских технологий. Вскоре начался массовый, ослабляющий хозяйство, перевод средств из других, ранее также считавшихся приоритетными отраслей. Реализация строительства газопровода стала делом чести для Советского Союза. Роджер Робинсон, следивший за ходом событий из своего кабинета в Совете национальной безопасности, вспоминал: «Это перемещение оборудования и кадров отрицательно сказалось на советской экономике, поскольку тормозило или вообще делало невозможным развитие других проектов крупного масштаба. Окончание строительства газопровода стало чем-то вроде американского проекта «Манхэттен». Советы тратили огромные деньги за границей, стараясь закупить оборудование, которое заменило бы американское, но это не очень у них получалось. Они черпали щедрой рукой из в общем-то ограниченных запасов твердой валюты, лишь бы только довести реализацию строительства до конца. Делегировали ведущих специалистов для разработки технологий строительства газопровода, но даже это не помогало».
