эпизодом, комиссар прошел еще немного вдоль канала, затем свернул налево, в узкую калле, куда не проникал солнечный свет. Слева была дверь. Такая низкая и широкая, что казалась квадратной. Не найдя звонка, Брунетти постучал. Подождал немного и стукнул еще пару раз. Когда ответа не последовало, еще пять раз постучал в дверь – уже кулаком.
Голос, шаги… Дверь наконец открылась, и комиссар увидел женщину. Она была примерно его ровесницей, высокой и чересчур худой. Женщина вышла на улицу и голосом, исполненным надежды, спросила:
– Вам нужен Джанлука?
Рыжая, с седыми, отросшими сантиметра на три у корней волосами, вокруг носа и рта – россыпь веснушек, кожа покраснела, кое-где шелушится… Глаза оттенка ляпис-лазури, такие синие, что на мгновение Брунетти заподозрил, что это контактные линзы. Впрочем, нет. Эта женщина не из тех, кто таким интересуется.
– Да, я пришел к Джанлуке, – ответил комиссар без улыбки.
Незнакомка, похоже, и не ждала улыбок. Она вошла в дом, придержав для Брунетти дверь.
– Входите. Он наверху.
Умышленно держа рот на замке, Гвидо прошел мимо нее в пахнущий сыростью коридор, откуда наверх вела деревянная лестница. Вероятно, этот дом был построен для рабочих Арсенала в конце позапрошлого века. В таких зданиях все чаще размещались заведения типа bed & breakfast гостиничной сети Relais Bijoux. Это осталось жилым…
Брунетти поднялся по лестнице, хозяйка – следом за ним. На площадке второго этажа она сказала:
– Направо!
Гвидо развернулся и увидел другую дверь – на этот раз правильной прямоугольной формы; она была приоткрыта. Из-за двери в коридор проникали свет и тепло.
– Входите! – сказала женщина, подходя к комиссару ближе и едва ли не вталкивая его в комнату.
Не спросив позволения, Брунетти толкнул дверь и вошел в комнату с низким балочным потолком. Балки выглядели несколько непривычно. Они были источены червями и сплошь покрыты темными пятнами копоти, словно тут годами грелись от угольной печки, такой, какая была у его деда с бабкой. Пара окон, близко одно к другому, но что за ними – не видно, потому что стекла изнутри запотели и влага стекала каплями.
При виде конденсата Брунетти особенно остро ощутил, как жарко натоплена комната. Казалось, даже стены источают жар, а не только два электрических обогревателя у софы, на которой полусидел-полулежал мужчина с бледным лицом и длинными прямыми волосами. Был почти полдень, но окна совсем не пропускали света. То ли улочка была слишком узкая, то ли прилегающие дома слишком высокими? Одно Брунетти ощущал совершенно четко: он в ловушке, или в пещере, или в тюремной камере.
Мужчина поднял на него глаза:
– Кто вы?
– Меня зовут Гвидо.
– Они вас прислали?
– Да! – ответил Брунетти, вложив в это восклицание столько нетерпения, сколько смог.
– Что им надо?
У мужчины был голос курильщика, вязкий и неприятный.
Комиссар улыбнулся, подтянул к себе стул и без приглашения сел на него.
– А вы как думаете, синьор Форнари?
Брунетти оглянулся и увидел, что женщина по-прежнему маячит в дверях.
– Ей обязательно тут находиться? – грубо спросил он.
– Нет, – сказал Форнари. – Уйди!
Женщина удивила Брунетти, подчинившись и тихо закрыв за собой дверь.
Когда комиссар снова сосредоточился на собеседнике, тот, казалось, уже успел погрузиться в сон. Лицо у Форнари было красное – то ли от жары, то ли от принимаемых лекарств. А может, и из-за болезни.
В свое время он, наверное, был красавцем. Прямой тонкий нос, на удивление изящная форма бровей. Красиво очерченные, полные губы лишь подчеркивают мертвенную бледность лица.
Форнари открыл глаза, серые, слегка затуманенные, и спросил:
– Они подождут?
– Глупый вопрос, синьор Форнари, – произнес Брунетти с преувеличенной вежливостью.
– Я всегда расплачивался вовремя. Я был хорошим клиентом, – не сдавался тот.
От звука его голоса – словно в горле застряло что-то мокрое – у Брунетти мурашки побежали по коже.
– Это было раньше, – бесстрастно ответил он. – Сейчас – другое дело.
В короткий миг забытья голова Форнари съехала вправо, и теперь он с трудом выпрямился. Брунетти видел, как пальцами, похожими на звериные когти, он цепляется за софу, вытаскивает подушку из-за спины. Комиссар вспомнил, с каким трудом Форнари разговаривает, и… подавил в себе желание наклониться и помочь ему.
– Вчера вечером жена отвезла деньги. Вы получили их, не так ли?
Брунетти ограничился кивком.
– Так почему же они сказали, что возьмут нового поставщика?
– Для Альбертини? – уточнил Брунетти.
Форнари метнул в него удивленный взгляд. Этот человек был слаб, но не глуп. Он кивнул, но выражение его лица стало подозрительным.
Брунетти ответил нарочито снисходительным тоном:
– У нас есть кому заняться обеими точками, и Альбертини, и Марко-Поло. Посмотри на себя! Как долго, по-твоему, ты еще сможешь вести дела? – И добавил уже с презрением: – Думаешь, твоя жена такая неприметная? И годится для такого дела? – Комиссар повысил голос, словно разозлился: – Думаешь, мы станем так рисковать? Лучше уж сразу нанять циркового клоуна! – Он коротко, пренебрежительно хохотнул, словно его собеседник не очень удачно пошутил.
– Поэтому сегодня не было доставки? – спросил Форнари уже без тени подозрения.
– А ты сам этого не знаешь? – ответил вопросом на вопрос Брунетти.
– Что тогда с нами будет? – в голосе Форнари послышалась паника.
И он задохнулся в приступе страшного кашля, который заставил его согнуться у края софы. Форнари все кашлял и кашлял, пока приступ не сменился серией продолжительных хрипов, и Брунетти мучительно захотелось выйти.
Дверь открылась, и в комнату торопливо вошла хозяйка с чистым белым полотенцем. Она склонилась над задыхающимся мужем, перевернула его сперва спиной на подушки, а потом на бок. Положила полотенце у его лица и подняла ноги Форнари на софу.
Кашель все не стихал, влажный и жуткий, предвещающий близкую смерть. Никто не выдержит этой муки. Легкие в конце концов не устоят перед заполонившей комнату жестокой силой… Брунетти встал и вышел в коридор. Он закрыл за собой дверь и стоял там, как ему показалось, вечность, слушая, как с кашлем утекает жизнь.
Наконец раздалось несколько нерегулярных хрипов – и кашель постепенно затих. Брунетти разжал кулаки, сунул руки в карманы. Еще через пару минут женщина вышла из комнаты. Посмотрела на него, даже не пытаясь скрыть презрения к его слабости.
– Он уснул. Можете уходить.
Брунетти спустился по ступенькам, хозяйка шла следом за ним, словно желая поскорее от него отделаться. Внизу лестницы комиссар остановился и подождал ее. Женщина прошла мимо, даже не глянув на него, и открыла дверь.
– Что вам вчера сказали, когда вы отвозили деньги? – спросил он.
– Что я им не подхожу. Для доставки найдут другого человека. Меня уволили.
Она вдруг поморщилась, будто собиралась вот-вот заплакать, но потом протяжно, чуть ли не с облегчением вздохнула.
И пояснила то ли сердито, то ли нетерпеливо:
– Говорю вам: меня уволили. – И с той же подозрительностью, что и муж, поинтересовалась: – А вы разве не в курсе?
Брунетти пожал плечами. Обычное дело в большой организации: информация не передается вовремя из отдела в отдел; кадровая служба не спешит с новостями; уведомление о расторжении контракта запоздало.
Не прощаясь, комиссар прошел мимо женщины на улицу. Она даже не удосужилась хлопнуть дверью.
18
По пути в квестуру Брунетти вспомнил разговор с Паттой. Хорошо, что он всего лишь намекнул начальству, что между Гаспарини и наркодилером может быть какая-то связь. Но на Гаспарини напал кто угодно, только не Форнари, от которого осталась лишь надрывно кашляющая тень. И не похоже, что его жена способна на агрессию. Форнари так слаб, что не может позвонить по мобильному, значит, и нападение на мосту организовал не он.
Вывод: очевидная, казалось бы, связь между жертвой и подозреваемым не подтвердилась. Придется вернуться в начало, к фактам, которые показались Брунетти незначительными, когда он впервые рассматривал
