видит и не понимает. Позиция бесстрастного наблюдателя и одновременная готовность остановить процесс — это более высокий уровень.
— Ты сказала, черт с ним? — я сжал ее упругие ягодицы.
Она кивнула, потираясь о мой отвердевший член.
— Но я так не могу сказать об Ольге. Я ее люблю, Даш. Ольга Борисовна позволила мне флиртовать с тобой, но не переступать границы. Так что извини, дальше никак. И без обид, — разжимая руки, я поцеловал ее в бархатистую щеку.
— Как вы коварны, Александр Петрович! Так раздразнить женщину и бросить! — она сказала это вроде в шутку, но я чувствовал, что Кузьмина злится. — Ольга Борисовна просила не переступать границы с Кузьминой Дашей?
— Да, о тебе была речь. Ольга знает, что я бываю часто несдержанным, как мартовский кот. Она мне многое прощает, и я благодарен ей за уступчивость. Но с моей стороны должны быть шаги ей навстречу, — пояснил я, взяв джаны, встряхнув их от песка.
— Если ты кот, то я кошка. Дикая кошка, которой мой муж тоже многое позволяет, хотя мне не слишком нужны его разрешения. Все-таки я ментальный маг и могу добиться того, чего желаю, — прошептала она, прижимаясь ко мне сзади. — Хочешь воспользоваться уловкой?
— Какой, моя волшебная прелесть? — я повернулся к ней.
— Ольга просила тебя не переступать грань с Дашей, но я не Даша. Мое настоящее имя Хитлалли — так назвала меня мать. И отец принял это имя. Правда потом, когда мы переехали на материк, меня стали называть Дарьей, — в сумерках она в самом деле была похожа на кошку. Большую кошку, стоявшую на задних лапах, гибкую, грациозную и опасную.
— Ты намекаешь, что я не обману Ольгу, если дрыгну разок не Дашу, а Хитлалли? — я намеренно сказал это грубоватое слово.
— Саша, зачем ты так? Мы можем быть друг к другу мягче, говорить и делать только приятное, — в ее голосе не было обиды, я лишь почувствовал ментальный посыл, будто она уступчивая, прямо-таки насквозь пушистая.
— Хитлалли, тебе нравится только нежно? — я дотронулся до ее щеки, погладил бархатистую кожу.
Она поймала мой палец губами, несильно сжала зубками. Ее язычок обласкал подушечку пальца, она с блаженством прикрыла глаза.
— Я разная. И нравится мне по-разному, — Хитлалли отпустила мой палец, сделала шаг вперед, ее левая ладошка сжала моего возбужденного воина, лаская его через трусы.
— Идем, сказал я. Ольга наверняка волнуется. Не хочу, чтобы она нервничала, — я закинул джаны на плечо и направился в обход обломка скалы, опасаясь оступиться на камнях — уже стемнело и не было видно, что под ногами.
— Саш, мне вот что интересно, — Хитлалли нагнала меня. — Если бы твоя невеста не просила тебя не переходить ту самую грань, как бы ты со мной поступил?
— Ты же сильный менталист. Попробуй, прощупай какой вариант во мне проступает яснее, — предложил я, зная, что у нее подобное не выйдет. — Хотя скажу — здесь нет никакого секрета. Если бы Ольга этим не была обеспокоена, то я бы тебя дрыгнул с большим удовольствием. Извини за грубость, — я рассмеялся, — но почему бы это не сделать грубо.
— Граф Елецкий, какие у вас пошлые, низкие мысли и выражения, — она ущипнула меня за руку и тоже рассмеялась. — А знаешь, как это дразнит, когда ты переступила все возможные грани, предложила себя как шлюха, а мужчина отказывает, да еще говорит такие слова?
— Знаю, — ответил я и увидел в вечерней темноте двоих, идущих нам навстречу.
— Ты меня очень завел, — прошипела она.
Я не ответил. Ольгу я узнал сразу по ее легкой походке, фигуре.
— Что случилось, Елецкий? Разве брюки теперь модно носить именно так? — спросила она еще издалека.
— Случилась катастрофа, Оль. Представляешь, вошел в море и меня окатило волной. Вот пришлось снимать, выжимать, — объяснил я.
— И для этого потребовалось идти сюда, за мыс? — с недоверием произнесла Ковалевская.
Мы возвращались к гостинице почти молча. Между нами всеми повисла тревожная тишина и каждый вертел в голове свои мысли, наверное, не очень приятные.
Уже вернувшись в номер, я рассказал моей невесте все, как было на самом деле. Ольга Борисовна слушала меня с улыбкой, иногда прерывая каверзными вопросами. А потом сказала:
— Вообще, Елецкий, ты молодец. Правда, молодец. Учитывая, какой ты озабоченный самец, это для тебя без сомнений огромный подвиг. Надо же девушку не дрыгнуть, которая так напрашивается!
— Вот здесь ты права, Оль. Ты тоже молодец — понимаешь, каково мне. Еще я надеюсь, что благодаря своему самоотверженному поведению, я заработал приз, — я обнял ее, развязывая поясок на ее халате. — Знаешь, как дразнила меня Даша?
Наклонив голову, Ковалевская прищурилась.
— Она делала так, — я взял руку Ольги, сунул себе в рот ее пальчик, слегка сжав его зубами и пощекотав языком. — Понимаешь? И я уверен, что ты можешь это сделать гораздо лучше, чем она. Здесь, — я положил другую руку княгини себе между ног.
— Обойдешься. Хоть ты и молодец, все равно слишком много с ней позволил. Максимум, что могу предложить, это принять со мной ванну, — строго сказала княгиня.
Но я-то знал, что от ее наигранной строгости скоро не останется и следа. Так и случилось…
Уже перед сном, когда мы оказались в постели, я гладил спину Ковалевской. Она еще постанывала от той приятности, которая случилась между нами, потом повернулась, положила голову мне на грудь и сказала:
— Ты меня развратил, Елецкий. Я становлюсь нимфоманкой. Теперь мне хочется этого чаще и сильнее. И даже…
— Что даже? — я приподнял ее лицо. — Исповедуйся. У нас же нет секретов.
— Теперь мне не кажется чем-то неприятным брать в
