Она подняла на него сияющие как солнце глаза, ее кожа переливалась тенями, словно расплавленное серебро.
– Это неправда, – ответил он. Время оставило ее в покое, словно обожгло свои пальцы, в последний раз коснувшись Джейн, когда ей исполнилось десять. Горгот стал вдвое выше нее и вдесятеро тяжелее, но старшая сестра, как и прежде, внушала ему благоговение. Среди всех левкротов она единственная была совершенством, с фигурой Евы, без единого изъяна. Лишь струящийся из нее свет. Он всегда считал его благотворным – независимо от того, что об этом думала Джейн. – У тебя есть выбор.
– Я уже видела, какой сделаю выбор. Не в моих силах поступить иначе. Это правильный выбор. Но он был сделан прежде, чем я пришла в этот мир.
– А Алитея? – спросил Горгот, не надеясь услышать ответ.
– Ты знаешь, почему она сбежала. – Свет Джейн замерцал, и на мгновение в пещеру вернулась ее исконная темнота. Это было назидание. Темнота терпелива в постоянном ожидании своего шанса и готова воспользоваться им без промедления.
– Знаю, – кивнул Горгот. Мальчики менялись слишком быстро. Все левкроты – за исключением Джейн – с возрастом менялись, но если изменения происходили слишком быстро, ребенок умирал ужасной смертью, которая была опасна для окружающих. Горгот вспомнил свои собственные превращения – уплотнение и покраснение кожи, деформацию лица. По крайней мере, яд компенсировал свое проявление тем, что делал его крупнее и сильнее. Горготу достаточно было взглянуть на своих собратьев левкротов, чтобы оценить выгоду своего положения – ни язв, ни слабости, ни высохших скрученных конечностей.
– Я должен ее разыскать. – Зашуршав галькой, Горгот поднялся.
Джейн ничего не сказала, оставшись сидеть, маленькая и сияющая, рядом с темнотою озера.
– Джейн! – вырвался из груди Горгота рокот.
Джейн подняла глаза, и от блеска ее взгляда зрачки Горгота сузились в щелки.
– Она наша сестра, Джейн! – Пнув гальку, Горгот осыпал спокойную водную гладь градом камешков. – Ты должна знать, как ей помочь... как помочь нашим племянникам.
Если он их найдет, их отдадут некромантам, позорная сделка – спасение отравленной плоти левкротов в обмен на обреченную плоть. Если же не найдет, их ждет смерть более медленная и мучительная, в одиночестве, в темноте, и, чтобы сохранить племя, в жертву для утоления голода некромантов будут принесены другие левкроты.
– Конечно знаю, – ее голос прозвучал чуть более гневно, чем когда-либо. – Я знала, что ты об этом спросишь, еще до твоего рождения, брат. И у меня нет для тебя ответа. Ну что, по-прежнему считаешь меня доброй?
Развернувшись к ней спиной, Горгот двинулся к далеким туннелям, ведущим в глубину горы. Дойдя до больших камней, он остановился:
– Да, считаю.
– Когда я закрываю глаза, Горгот. Каждый раз, закрывая глаза, я вижу будущее. Все сразу. И все прошлое. Яркая масса света и эфира, которая тянется сквозь скалу, сквозь горы, до самой бесконечности. Неописуемо сложная. Вся целиком. В ней нет «сейчас». И каждая ее часть – это «сейчас». И я могу смотреть на нее вечно. – Она обернулась, и вокруг Горгота заплясала его тень. – И, открывая глаза, я уменьшаюсь до этого... пятнышка... этого «сейчас», бесконечно малой точки, бегущей вдоль какой-то одной нити всего этого великого и прекрасного хаоса. И я пришла сюда ради тебя, брат. Ради тебя и других. – Она замолчала, а Горгот, пораженный, смотрел на свою тень, ощущая, как свет Джейн полыхает на его плечах. – Однажды ты тоже все это увидишь.
– Ты никогда так много не говорила! – Внезапно его догадка переросла в уверенность, заставив выдавить из себя слова. – Ты скоро умрешь. – Его глаза защипало.
– Теперь ты у нас прорицатель, братец? – засмеялась она. Тепло. – Иди и сделай то, что сделаешь. Грядут перемены. Для этой горы. Для всех нас.
Горгот удивленно застыл, его сестра никогда не смеялась – ни разу в жизни, – поэтому ее смех явился для него полной неожиданностью.
* * *
Горгот взял с собой в глубокие пещеры Хеммака, который обладал не таким острым нюхом, как Элан, но был намного сообразительнее. Джейн как-то сказала Горготу, что название левкроты их племя унаследовало от мифических чудовищ, говоривших человеческим голосом. Жестокая насмешка врагов, однако не столь жестокая, как копья и стрелы, которые в конце концов загнали левкротов в землю под гору Хонас. Со Дня Тысячи Солнц гора сочилась ядом. Каждый источаемый ею ручеек был чист и смертоносен, не было ни рыбы, ни растения, способного бросить вызов этим водам. Ни одно дерево не могло бы расти ближе пятидесяти ярдов от берега. Токсины под горой изуродовали племя, иногда выдавая чудо, подобное Джейн, хотя большей частью дети рождались отвратительными, уродливыми и часто умирали. Но одну деталь Горгот так и не смог понять: почему его предки были известны как левкроты еще до того, как их загнали в пещеры.
– Сюда, – поднял голову от земли Хеммак и принюхиваясь двинулся на четвереньках. Наросты вдоль всего позвоночника отбрасывали причудливые тени в свете фонаря Горгота. Они шли руслом давно исчезнувшей реки, которая пробила свой путь через гору задолго до того, как человек впервые взобрался на ее склоны. Спустя какое-то время естественный проход пересекся с туннелем Зодчих. Над проходом был переброшен мост из литого камня, чтобы туннель Зодчих мог тянуться, не меняя направления, но столетия назад он обрушился, и опоры теперь лежали грудой битого камня с торчащими из него ржавыми стальными прутьями.
– Наверх, – кивнул Хеммак в сторону туннеля Зодчих. Свет фонаря блеснул на язвах, покрывших всю левую сторону его головы. Рядом с туннелями Зодчих фонарь всегда светил намного ярче. Внутри туннелей он пылал так неистово, что почти не уступал Джейн в ее полной силе.
Горгот вскарабкался наверх, пригодились его короткие когти. И уже из туннеля подтянул за собой Хеммака. Дальше они двинулись через уцелевший лабиринт Зодчих. Местами им приходилось преодолевать завалы битого камня Зодчих, обрушившегося со стен, обнажив естественную горную породу, выдолбленную зубьями какой-то огромной машины. То тут, то там встречались вертикальные шахты, ведущие на нижние и верхние уровни. На одном из таких пересечений литой камень обрушился, обнажив металлические трубки, заполненные разноцветными волокнами, и низкий голос, идущий из неопределенного источника, бесконечно бубнил какое-то слово. Его размытое звучание постоянно дразнило сознание, не позволяя уловить смысл.
– Труп, – принюхался Хеммак.
Покрепче сжав фонарь, Горгот насторожился в ожидании худшего. Впереди ничего не было видно и не чувствовалось никакого запаха, но Хеммак никогда не ошибался. Еще два поворота и сто ярдов привели их к останкам человека. Иссушенный труп лежал в самом уголке прохода, словно последние мысли человека были о том, как бы поаккуратнее умереть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
