Кайл все эти годы, прикрывал, скучал, если долго не видел. Я испортил ей жизнь. Ведь, не поступи я так – возможно, всё сложилось бы иначе. Возможно, в Лондоне стало бы на два разбитых сердца меньше.
Возможно…
*****
Кайл
Всё. Мне нельзя разговаривать десять дней. И если до этого я говорила мало, то теперь мне было даже музыку слушать, чтобы не повредить связки. То есть полная творческая изоляция.
Накануне операции я не спала. Это было странное чувство. Как будто меня загнали в угол, и я больше ничего не могла сделать – или сдаться и пропасть, или драться насмерть и все равно пропасть. Какого-то страха не было, я старалась настроить себя только на удачное завершение дела. Рядом были Айзек и, как ни странно, Дани – новая знакомая старалась подбодрить меня в свойственной ей шутливой манере.
Саму операция я, понятное дело, не помнила. Меня усыпили, а проснулась я уже в палате. Пробуждение было похоже на то, как бывает, когда выныриваешь из толщи воды – приходится преодолевать неслабое такое сопротивление. Морфей упирался и не хотел выпускать меня из своих объятий. Как я потом узнала, врачи намеренно давали мне снотворное, чтобы я не вела себя неадекватно, отходя от наркоза. Так что все весёлые «приходы» я благополучно проспала.
Первое, что я почувствовала, проснувшись – боль. Горло болело и, хоть, дичь творить не хотелось, но тело после наркоза всё ещё было как ватой набито. Состояние было такое, будто меня два часа в центрифуге вращали. Хотелось просто забиться в уголок и сдохнуть. Но нельзя – от моих рук тянулись паутинки капельниц, так что сворачивание в клубочек отменялось.
Почему-то вспомнилось, как медсестра нахваливала мои вены, говоря, что они просто мечта наркомана. От сравнения захотелось захихикать. М-да, похоже, наркоз меня до конца не отпустил.
Когда я более-менее пришла в себя, в палату вошёл Айзек. Под дверью караулил, что ли? Друг выглядел…странно. Если бы я не знала его слишком хорошо – решила бы, что он плакал. Но тот факт, что его что-то сильно заботило, был неоспорим. Хоть Дэвис и пытался изо всех сил делать вид, что всё в порядке.
– Хей, – заметив, что я не сплю, Айзек присел рядом и чуть улыбнулся, – Ну, как ты?
Я приподняла бровь, как бы спрашивая – ты это сейчас серьёзно? По крайней мере, надеюсь, что приподняла – кажется, весь арсенал жестов и гримас ещё не полностью вернулся ко мне.
Верно истолковав мой жест, друг хмыкнул:
– Ну, ты хоть моргни, если всё в норме.
Чуть подумав, я опустила веки и через секунду снова подняла. Айзек удовлетворённо кивнул:
– Доктор сказал, что всё прошло хорошо. Я от твоего имени уже озвучил его заявление в прессе. Сообщаю – все твои поклонники поддерживают тебя и желают скорейшего выздоровления.
Резко захотелось плакать. Чёртов наркоз, это всё он! С другой стороны – как приятно было, что людям не плевать. Что они поддерживали меня в такой непростой период моей жизни. В такие минуты понимаешь, что всё что ты делаешь – всё не зря. Я здесь не зря.
– Завтра я заберу тебя домой, – продолжил Айзек, – Я уже побывал в твоей квартире и всё подготовил. Запасся дисками с твоими любимыми фильмами. Ну, теми, где много соплей и так мало смысла.
Вот гад! Пользовался тем, что я не могла ему ответить! По лицу Айзека было видно – да, так и есть. У него в запасе было десять дней, и он собирался пользоваться ими по полной.
– Ах, да, – словно вспомнив что-то, друг полез в сумку, – Совсем забыл. Это тебе.
С этими словами он протянул мне планшет. Новый, красивый, тонкий и очень лёгкий. Это за какие такие заслуги? В ответ на мой вопросительный взгляд друг пояснил:
– Это для коммуникации. Хоть я и знаю тебя много лет, но читать мысли пока так и не научился. Там есть программа – будешь писать мне всё, что захочешь сказать. Можешь там меня даже материть.
Айзек ткнул пальцем в одну из иконок, вывел на экран белый лист и протянул мне стилус. Аккуратно, чтобы не зацепить торчащие из рук трубки, я взяла палочку и, чуть подумав, вывела короткое:
– Спасибо.
Прочитав, Дэвис тонко улыбнулся:
– Не за что. Я же обещал всегда быть рядом.
Всегда… А что, звучит неплохо, верно?
Глава одиннадцатая
Кайл
Как и планировалось, в больнице мы пробыли недолго. Как только я отошла от наркоза полностью и начала вставать с кровати – тут же написала на планшете, что хочу домой. Добавила парочку восклицательных знаков – и Айзек понял, что я не шутила. Поэтому, пошёл оформлять выписку.
Моя новая знакомая с яркими рыжими волосами уже упорхнула из больницы. Перед этим она в очередной раз безапелляционно заявила, что я прилечу к ней в Ванкувер. Я не возражала – кто вообще в здравом уме откажется побывать в месте, где касатку можно встретить легче, чем собаку? Удивительно, но даже из такой ситуации удалось извлечь что-то хорошее. Кажется, я нашла себе подругу. На больничной койке. А я молодец.
Дома меня ждал сюрприз – Айзек привёз мою маму. Я и не надеялась, что она сможет вырваться – работа для неё была также важна, как и для меня. Но, оказалось, что единственный ребёнок всё же важнее. Она чуть ли не плакала, обнимая меня и прижимая к себе, приговаривая, что всё будет хорошо. И я, наконец, почувствовала, что расслабляюсь. Мама рядом. С мамой хорошо. Спокойно.
Они с Айзеком уложили меня в кровать, друг притащил ноутбук и кучу дисков, велев не вылезать из постели. Я на это только показала ему язык, но спорить не стала – всё же какая-то слабость в моём тельце осталась.
Весь день Айзек работал, а мама приготовила поесть. При этом она приговаривала, что Дэвис явно намеревался морить меня голодом и что никому не было дела до моего желудка.
– Никому нет дела до моей девочки, – проворчала она, обнимая меня, как маленькую.
И это ничего, что я уже давно не ребёнок. Всё равно так приятно, что хоть кто-то меня любит. Ужасно, когда ты чувствуешь себя беззащитной, слабой, ужасно, что рядом нет того, кто нужен больше всех на свете, в чьей поддержке ты нуждаешься больше всего. В паре слов, в прикосновении.
Но рядом был Айзек. Он просил не волноваться и ни о чём не думать. А я не могла
