ещё рывок! Стальной захват держал руки. Ещё щелчок — и ноги тоже оказались обездвижены. Невесть откуда взявшиеся мятежники уже расправлялись с верными ему людьми. Брайер рычал, как зверь, пытаясь сломать или хотя бы погнуть неведомые крепления. Враг же отвечал молчанием.
Из всех солдат ОПЗМ в живых оставили лишь его: неудивительно. Если им известен Нильсон, то известно и о том, что так просто его не пристрелить.
Конвоировали шестеро — под руководством того самого воина- автоматона. Повстанец осматривал рощу, словно сканируя взглядом. Казалось, даже будь тут спрятаны ещё ОПЗМовцы, от такого внимания никому не укрыться.
Страха перед ним, несмотря на всю показанную силу и ловкость, не было. Брайер вообще не привык бояться врага, будь то хоть человек, хоть Одаренный. Хоть машина. Страх заставляет руки дрожать и выпускать оружие, когда нужно биться. Или же думать, искать слабые места. А уж точно не трястись и не метаться!
Этими несложными мыслями полковник скрасил своё «путешествие» до полевого штаба повстанцев. Глаза ему не завязали — очередная оплошность, ведь Нильсон пристально изучал местность. Ничего, ничего. Так просто всё не закончится.
Какая- то загородная гостиница, переоборудованная мятежниками едва ли не в крепость. Выглядит как вызов для штурмовых групп. Отмечая все на своём пути (если не зацикливаться на вечной тяжести в голове, которая не оставила даже тут, то она вроде как почти не чувствовалась), Брайер насчитал больше трёх десятков автоматчиков. Пара станковых пулеметов по окнам, гранатомёт. А вот бронетехники не заметно. Если не дураки, то замаскировали, наверно. Так, что ещё тут у них есть? Полевой госпиталь? Скорее всего. Мозг уже прикидывает, сколько сил потребуется Организации, чтобы лишить врага такого удобного пункта.
Немало, на самом деле: основные подразделения ещё не прибыли. Тем, что есть, можно пробиться, но будет это нелегко…
Сейчас, правда, вместо планирования стоило бы подумать о самом себе.
Брайер же следовал за вражеским командиром. Тот попросил конвоиров покинуть помещение, сам же не сводил пристального взора с пленника.
— Не ослабляйте контроль за периметром, майор, — сухо приказал он своим людям, — особенно за прорванным сегментом. Они вышлют подкрепление.
Кто- то из младших офицеров кивнул, косясь на Нильсона.
На какое- то мгновение голос стал вполне человечным:
— И убедитесь, что с капитаном Вайлдом все в порядке, — добавил повстанец, опустившись в ободранное кресло.
Теперь они остались один на один.
— Поговорим, Нильсон? — спокойно спросил мятежник.
— Ты кто такой вообще? — грубо бросил Брайер.
— Не помнишь. Ну, конечно, — мужчина сжал губы, — Томас Файн. Большего тебе пока знать не следует.
— Чего хочешь? — ОПЗМовец попытался перехватить в допросе инициативу, — сдачи города?
Серые, почти бесцветные глаза буравили Нильсона. Но беседу Файн вёл беспристрастно, равнодушно. По его мимике тяжело было что- то понять:
— В первую очередь — твоей сдачи, генерал, — прямо сказал повстанец.
— Генерал? Я…
— Не нужно этого маскарада, — неожиданно повысив голос, Томас прервал его, — генерал Нильсон Брайер. Основатель Армии Освобождения. Не задумывался, почему тебя знает каждый солдат?
Удар в точку. Что ж, Титов его к этому подготовил. Хотя… «Основатель» — наверно, тут враг перегнул. Нильсон сжал кулаки:
— Что ещё скажешь? На чем ты вообще хочешь сыграть?
— На твоём провале в памяти, например, — ледяной тон бил больнее любого оружия. А это ему откуда известно?
Файн поднялся с кресла:
— Нет лекарства от ментального Дара, Нильсон. Воспоминания тебе уже не вернуть.
— Я их вернул! — выкрикнул Брайер, — не пытайся меня перехитрить, ублюдок!
— Хорошо, — вывести собеседника из равновесия казалось просто невозможной задачей, — тогда ответь мне, в какой промежуток укладывается…
Мужчина обошёл письменный стол. Если это был офис управляющего гостиницей, мелькнула мысль, то пострадал он сильно.
Мятежник же достал из стола небольшой сенсорный планшет, выглядевший на фоне потрепанного кабинета очень неуместно.
— …вот это? — Файн закончил начатую фразу и повернул к пленнику экран планшета, запустив видеоролик.
На видео Брайер неожиданно увидел… себя. В чужой, повстанческой форме с кучей звёзд на погонах. Мужчина стоял за трибуной, а позади него был натянут огромный флаг… флаг Армии Освобождения.
— Ничего не бойтесь! — восклицал Нильсон с экрана, — война с Организацией не будет идти вечно! Их хватка разожмётся, потому что где- то в глубине души враг понимает: он схватился за то, что ему не принадлежит! Один- единственный человек возомнил себя собственником всего мира! Можно ли такое вообще представить? Оказывается, можно. Но вспомните! Имперские амбиции за всю мировую историю ещё не доводили никого до добра!
Тот Нильсон, который просто не мог быть настоящим, казался бесконечно уверенным в своих словах.
— Что это? — просто спросил Брайер.
— Это твоя запись с одного очень старого выступления, — тут же отозвался собеседник, — после первого года войны. Люди верили, что она не продлится долго.
Нильсон сжал зубы. Нет, этого всего не может быть! Или может?
— Я понимаю, — вдруг в тоне Файна вновь появилось какое- то тепло. Голос заставил Брайера повернуть голову и взглянуть в глаза повстанцу.
— Понимаю, — продолжал тот, — ты сам Одарённый. Тебя не берут пули, взрывы. Сам знаешь, это — принципиальное тактическое преимущество в быстрых атаках. А теперь задумайся, какое преимущество у того, кто проникает в чужие мысли.
Брайер молчал. В его голове насмерть бились друг с другом эмоции. Впечатления последних дней, идеи, которые бросали мужчине в лицо то Константин, то Карл, то Дана, то рядовые повстанцы, то… вот этот Файн. Да и упорный мятежник, с которым столкнулся Нильсон в последнем бою…
— Если тебе этого мало, — вновь проговорил Томас и коснулся пальцем сенсорного экрана.
На планшете появлялись одна за другой фотографии. Фотографии Брайера. Среди старших офицеров Армии Освобождения. В центре общего снимка с солдатами некого подразделения. На фоне огромного транспортного самолёта, модель которого мужчина не знал, но символика — явно не принадлежала Организации.
И другие, другие… удар за ударом. Невозможно, просто невозможно.
Наконец, на экране осталось фото, полоснувшее прямо по сердцу, настолько оно отличалось от всех остальных.
Никакой военной техники, никакого оружия: просто четыре человека сидят за столом, и у каждого в руке — по бокалу вина.
Себя Нильсон узнал быстро — он расположился на диване. В противоположность всем прошлым снимкам на губах играла улыбка.
Брайер обнимал за талию темноволосую девушку с собранными в хвост волосами. Она также буквально искрилась счастьем, простым и ничем не запятнанным. Черты казались знакомыми, но не более, чем полузабытый сон.
Слева же, на отдельном стуле, сидел… Да, точно, это и был Томас Файн. Безупречно зачёсанные назад волосы, лишенное излишней мимики лицо. Вместо военной формы —
