Воспоминания о доме и детстве как-то незаметно ободрили и успокоили Витяя одновременно. Когда к вечеру Барсуков подал команду к выдвижению, Коломейцев пошагал по лесной тропинке с прочной уверенностью, что они выберутся. Непременно выберутся.
10
Земцов проявил пленку и напечатал фотографии. Был конец июля 1941 года. Немцы взяли небольшую паузу в своем наступлении на этом участке фронта. После боев по реке Великой «бранденбуржцев» расположили в занятом частями вермахта Пскове. Теперь они уже несколько дней квартировали в небольшом особнячке, стоявшем на одной из тихих улочек, за деревянным забором с яблоневым садом под самыми окнами. Видимо, при Советской власти в этом некогда дворянском гнезде располагался дом пионеров или нечто в подобном роде. На дверях висели таблички с названиями всевозможных кружков. Проходя мимо двери, за которой, судя по надписи, располагался кружок любителей фотографии, Земцов вспомнил о катушке с пленкой, отданной им на третий день войны советским офицером-танкистом. Сходил в большую комнату, сплошь завешанную красными вымпелами, барабанами и горнами, — в ней расположился личный состав их подразделения. В углу лежали его советская униформа и снаряжение. Земцов расстегнул нагрудный карман гимнастерки — катушка была на месте. Переложив ее в карман немецкого мундира, в которые пока что обратно переодели «бранденбуржцев», он направился в фотолабораторию. В ней оказалось нетронутым все необходимое для проявки и печати фотографий. Притворив за собой дверь, он принялся за работу.
— У вас недурно получилось, — одобрил Кнапке, вечером разглядывая готовые фотографии.
— Благодарю, — отозвался Земцов. — В молодости увлекался.
Кнапке еще раз перебрал фото, задумчиво потер указательным пальцем кончик носа. Отбросил их на стол и, подводя итог, развел руками:
— Общие планы. Все эти экземпляры советской техники уже в наших руках. С точки зрения разведки — ничего интересного.
Земцов пытливо разглядывал изображенных на фото людей — только вышедшие из боя, стоят на фоне громадного танка, с расстегнутыми воротниками, у кого-то снятые головные уборы. Открытые взгляды, хорошие русские лица.
Понаблюдав, как внимательно разглядывает фотографии Земцов, Кнапке произнес:
— Оставьте снимки себе.
Земцов поднял на него глаза. Произнес чуть иронично:
— Спасибо. Вы чрезвычайно любезны.
Ночью Земцов долго не мог заснуть. Перед глазами у него стояла совсем другая фотография. По известным причинам он сейчас не имел ее с собой. Хотя бережно хранил в своих личных вещах вот уже без малого четверть века. На том фото были запечатлены он и Ольга. Карточка была сделана в Петрограде в конце 1916 года, вскоре после их свадьбы. Он — только что произведенный в очередной чин поручика. Она — снова в платье сестры милосердия. Обычный для столицы империи военного времени снимок. И такой дорогой для них лично…
На военной службе Александр Земцов оказался осенью 1914 года. Как только в военных училищах начался набор на ускоренные четырехмесячные курсы подготовки офицеров, он без колебаний сменил студенческую тужурку на юнкерскую косоворотку. Земцов был принят во Владимирское военное училище, что располагалось в районе Малой и Большой Гребецких улиц Петербургской стороны. В университете ему оставалось отучиться последний год. Уже зимой 1915-го, явившись в увольнение домой в шинели с белыми погонами с алой выпушкой и алым вензелем Великого Князя Владимира Александровича, после чая в родительской квартире на Загородном проспекте, Земцов накинул на плечи свою старую студенческую шинель. Постоял в ней перед зеркалом в прихожей и, усмехнувшись, повесил обратно на крючок.
— Военная форма идет тебе больше, — отчего-то улыбнувшись чуть грустно, произнесла мать.
— Не забудь, что тебя ждет диссертация в университете, — напомнил отец, выходя в коридор и раскуривая свою неизменную, хорошо знакомую Земцову с детства трубку.
— Надеюсь, воин-победитель сможет рассчитывать после окончания войны на некоторые послабления в учебе… — с шутливой выжидательностью вскинул брови Земцов.
— Даже не надейся, — с шумом засопел трубкой отец. — Все будет на общих основаниях.
Земцов-старший являлся уже долгое время профессором столичного императорского университета. Впрочем, ни в каких послаблениях его сын не нуждался — в университете учился Александр блестяще.
После производства в офицеры Земцов заезжал в квартиру на Загородном проститься с родителями в той же самой шинели. Яркие юнкерские погоны на ней сменили погоны прапорщика — каждый с одинокой звездочкой на одном просвете. Было холодно. На вокзал он попросил его не провожать. По Варшавской железной дороге в первой половине 1915 года прапорщик Земцов отбыл из столицы к месту своей службы. Он был определен в Польшу, в формировавшуюся в крепости Новогеоргиевск 114-ю пехотную дивизию, в 453-й пехотный Пронский полк.
Конец весны и половина лета 1915 года прошли в обычных гарнизонных буднях. Ситуация на фронте в то время постепенно ухудшалась. Немцы сосредоточили мощные группировки своих войск на Востоке. «Польский мешок» в силу своей конфигурации и местоположения являлся одной из основных сфер приложения германских военных усилий. Прежде всего под техническим перевесом противника, испытывая недостаток в вооружении и снабжении боеприпасами, русская армия была вынуждена, упорно сопротивляясь, медленно отходить. Становилось очевидным, что крепость Новогеоргиевск в самое ближайшее время будет осаждена неприятелем. С середины августа начались артиллерийские обстрелы и пехотные атаки. Крепость даже бомбили с воздуха. Впрочем, назвать усилия германцев чрезвычайно успешными во всех отношениях пока что было нельзя.
Августовским вечером, вызвавшись добровольцем и набрав таких же, как он, охотников, Земцов с десятком нижних чинов из своего полка предпринял разведку за линию крепостных фортов. Они имели ночную стычку с германским ландвером, захватили в короткой рукопашной схватке неприятельского лейтенанта. При отходе были ранены несколько русских солдат. Получил нечаянную пулю из темноты от своих соотечественников и немецкий офицер. Благополучно вернувшись в свое расположение, Земцов с ранеными немцем и своими солдатами на добытой подводе спешно направился прямиком в крепость в ближайший лазарет. Раненого германца после оказания медицинской помощи определили в одну палату с русскими солдатами.
— Мне нужно его опросить, — коротко козырнув и представившись, указал с порога палаты на лежавшего на койке пленного немца Земцов, вполголоса обращаясь к девушке в платье сестры милосердия.
Его окинули пронзительным взглядом серо-желтых глаз.
— Здесь лазарет, — последовал лаконичный ответ.
— Однако обстоятельства военной необходимости, сударыня…
— Меня зовут Ольга Александровна.
Земцов коротко кивнул с почтением в ответ и щелкнул каблуками. Серо-желтые глаза вновь пробежались по нему с головы до пят. Где-то в их глубине как будто бы блеснул неуловимый огонек, от которого Земцов чуть склонил голову набок. Тем не менее своего взгляда не отвел, повторив мягко, но настойчиво:
— Мне крайне надо с ним поговорить, многоуважаемая Ольга Александровна.
Переодетый в чистое больничное белье германец, с которым Земцов завел беседу на своем прекрасном немецком, с ледяной вежливостью отказался давать какие-либо показания. Отказался также наотрез дать честное слово, что не попытается бежать из госпиталя. Более того, вызывающе заявил, что предпримет такую попытку при первой же возможности. Земцов вышел из палаты в некоторой растерянности. Следовало вызвать и приставить к пленному караул. А пока что после короткого раздумья Земцов собрал лежавшие на кушетке в коридоре мундир, сапоги, фуражку и снаряжение немецкого лейтенанта.
— И что же вы делаете, господин прапорщик? — окликнули Земцова в пустом коридоре. Голос был скорее заинтересованный, чем возмущенный.
Он поднял голову — перед ним стояла и сдержанно улыбалась та самая сестра милосердия, у которой он спрашивал разрешения побеседовать с пленным.
— Видите ли, некоторые обстоятельства военной необходимости… — загадочно произнес Земцов.
— Ах, обстоятельства… — протянула Ольга. В серо-желтых глазах ее заплясали веселые огоньки. — Понимаю.
Земцов выложил из карманов взятой им чужой военной формы документы, деньги и личные вещи, аккуратно положил все это на кушетку.
— Ольга Александровна, будьте любезны — передайте законному владельцу. Все остальное я верну завтра.
— Вот как…
— Именно. Разрешите откланяться.
И, подхватив свои трофеи, зашагал по коридору, провожаемый пристальным взглядом.
