- Какой, Лёша? Прости, зря мы это все затеяли, - хватая сумочку и срываясь с места, замотав с досадой головой, затараторила Кира, - поздно уже ворошить прошлое, которое все равно не воротишь. Поздно, Лёша. Слишком поздно…
И не дожидаясь каких-либо возражений, развернулась, и, срываясь на бег, бросилась к выходу. Желая спрятать свою боль. Свое отчаяние. От него, Алексея. Все еще искренне веря, что есть шанс восстановить свою жизнь. Вернуть наигранную размеренность и спокойствие. Надеясь, что Лёшка сможет её отпустить… Хотя бы в этот раз.
- Черт! – раздраженно выругавшись, мужчина, быстро поднимаясь следом, на ходу бросив на стол крупную купюру за заказанное ранее кофе, бросился следом, нервозно окликая, - Кира, да подожди же ты!
Но эта девчонка, как и тогда, несколько лет назад, могла быть столь же шустрой. Слышала или нет, скорее всего, слышала, но она не была намерена останавливаться. Такая наивная глупышка. Разве может теперь Лёшка её отпустить? Хватит уже того, что он натворил однажды, уверенный, что сможет забыть любимую, как мимолетный сон. Что она так же сможет забыть его…
Выбежав на улицу, Мартынов, лихорадочно осматриваясь по сторонам, пытался понять куда же убежала Кира. Только бы она не уехала! Только бы не уехала! Хотя ведь если и уехала, то он поедет следом! Плевать на её возражения! Плевать на все! Она ведь сама пришла сюда. Быть может потом и пожалела, но пришла. И теперь Лёшка сделает все, чтобы объяснится! Он не простит себя, если не сделает это. Пускай и с опозданием не менее чем на три года.
Озираясь по сторонам, Алексей, заметив на стоянке автомобиль Киры, с облегчением вздохнул. Значит, где-то здесь. И прежде чем он успел сообразить, куда она могла пойти, заметил немного дальше по набережной, в тени деревьев, родной и близкий силуэт.
Обхватив себя за плечи, она стояла, всматриваясь перед собой, куда-то на противоположный берег. Такая хрупкая и ранимая. Такая близкая и одновременно далекая. Его родная девочка. Содрогаясь. Алексей предпочел бы счесть, что от прохладного, пронзительного ветра, нежели от слез. Но можно сколько угодно заниматься самообманом, а от правды не убежишь.
Быстрым шагом преодолевая разделяющее их расстояние, мужчина, оказавшись на расстоянии полуметра от Киры, неуверенно застыл, словно решаясь, подходить ближе, или не стоит. Но соблазн был слишком велик. Слишком велико было желание обнять эту девушку, которой он причинил столько боли и страданий, и защитить от всего на свете. Защитить, прежде всего, от самого себя…
- Помнишь, тогда ты сказал, что все было ошибкой… - глухо и отстраненно выдала Кира, тем самым заставляя Алексея ошарашено застыть на месте. А она так и продолжала, всматриваясь куда-то вдаль, ранить жестокими словами, возвращая в прошлое, и напоминая мужчине, как однажды он подобными словами ранил её же, - все наши отношения, наши встречи, наша любовь… А была ли она вообще наша любовь? Что она вообще значила для тебя в твоем же понимании?
- Кир, пожалуйста, не нужно… - желая остановить бессмысленно терзающие обеих фразы, возразил Мартынов.
- Ты себе не представляешь, Лёшенька, как мне тогда было больно… - словно не слыша, продолжала девушка, - больно было смириться. Поверить. Понять. Больно было попытаться начать жить заново. Ты даже не представляешь, насколько… Практически невозможно.
Не представляешь… Это было самым страшным вердиктом, который Алексей мог когда-либо услышать от Киры. В том-то и вся проблема, что он не просто представлял. Он знал наверняка. Знал, потому что самому было едва ли легче. Потому что жил так, что куда лучше было и вовсе не жить…
- Так вот, Лёша, - вдруг обернувшись, резко прикрикнула Слепцова, - теперь я отвечу твоими же словами – это ошибка, Лёша. Эти все новые и новые встречи. Попытки объяснится. Я больше не хочу ничего знать. Это слишком бессмысленно и нелепо. И ни к чему хорошему не приведет. У меня своя жизнь. У тебя своя. С ней, или с этой Оксаной… неважно впрочем. Нужно было еще тогда все решать. А теперь… поздно.
- Кира, но ты ведь знаешь, что больше нет никакой её, - взмолился мужчина.
- Знаю… - грустно усмехнувшись, девушка подняла голову к небу, выставляя ладошки вверх, как-то слишком безразлично отметив, - кажется, сейчас пойдет дождь…
Только после этого замечания, Лёшка, почувствовал, что действительно мелкие капли, беззастенчиво начинают падать на землю, с каждой секундой учащаясь. И вот уже, усилившись, дождь, пронзал до нитки холодными струйками, будто подчеркивал всю безнадежность их ситуации. Загоняя их в еще больший тупик, ходу из которого нет.
Несколько мгновений они так и стояли, глядя друг на друга. На какой-то миг могло даже показаться, что и не было стольких лет разлуки, боли и отчаяния. Так, будто они всегда были вместе… Будто все препятствия были всего лишь кошмарным сном.
- Идем скорее, - первым опомнился Алексей. Сняв поспешно с себя пиджак и накинув на Киру, он, хватая её за руку, потянул в сторону.
А она и не возражала. Слишком устала от этого. К тому же теплота его широкой ладони, согревая, вновь возвратила в прошлое. Порой такое безмятежное и счастливое…
Девушка с трудом понимала, как они оказались в небольшой беседке, в глубине скверика, скрытой от посторонних глаз, и защищающей от усилившегося, почти проливного, дождя. Она, словно позабыв обо всем на свете, заворожено смотрела на Алексея, что махнув головой, небрежно потер ладонью лицо, пытаясь смахнуть огромные капли, что скатывались вниз с мокрых, торчащих в разные стороны, волос. А потом, мимолетно заметив пристальный взгляд янтарных глаз, посмотрел на Киру. Глаза в глаза. Притягивая друг к другу и маня. После чего протянул руку к любимому лицу, и, стирая такие же капли, что девушка даже не замечала, со щеки, обеспокоенно пробормотал:
- Ты вся промокла. Когда вернешься домой, обязательно выпей чего-нибудь жаропонижающего. А то боюсь, этот весенний дождь еще напомнит о себе в не самой удачной форме.
- Хорошо, - согласно кивнула Кира, и, не понимая, что творит, протянула руку к Алексею, и провела в ответ по его щекам, добавив, - ты тоже.
- Кирюш… - обхватив ладонями лицо любимой, Лёшка, несколько секунд всматривался в её глаза, пытаясь прочесть там хоть какие-то эмоции. Возражения, запреты, злость, равнодушие… Но там была лишь бесконечная нежность и… неужели все еще любовь?
И не давая себе опомниться, или найти опровержение, Мартынов жадно впился в уста Киры, боясь встретить сопротивления. Но вместо этого девушка лишь сильнее прижалась к его груди, и, обхватив руками за плечи, будто боясь потерять равновесие, с отчаянием ответила на поцелуй.
