После завершения сезона, в общежитии, обменивались впечатлениями об отработанных полевых сезонах в разных уголках СССР, но преимущественно всё-таки в Сибири и на Дальнем Востоке. Несколько моих друзей пожаловались, что получили радикулит, застудив поясницу во время ночёвки на вечной мерзлоте после застолья со спиртным, после которого лень было оборудовать полноценное спальное место. После их рассказов я смог полностью оценить Колину заботу обо мне и моих товарищах. И это несмотря на нашу с ним пикировку по поводу не привезённого пива, произошедшую сразу после моего выхода из вертолёта. Да и время нашего знакомства с ним, до заброски на отправную точку полевой работы, исчислялось считанными днями.
Спальное место в условиях вечной мерзлоты мы сооружали следующим образом. Внутри палатки на вечномёрзлую землю настилали лапник – крупные ветви елей. На эту упругую, пружинящую основу укладывали резиновый надувной матрас. Далее стелили войлочную кошму сантиметровой толщины, и только на неё помещали сам спальник. По углам оборудованного спального места забивали четыре деревянных кола, на которые сверху надевали заранее сшитый марлевый полог. Марлю со всех сторон подтыкали под спальник, чтобы не было ни малейшей дырки для проникновения внутрь полога «кровососов гнусных». Вот и готово спальное место, в котором можно и голышом спать – не простынешь и даже не замёрзнешь, и ни один комар не укусит! Правда, более мелкие насекомые – гнусы, появлявшиеся ближе к осени, всё же умудрялись проникнуть и через этот барьер!
В пологе на ночь под правую руку я клал заряженное пулей – «жаканом» ружьё, а под левую – охотничий нож, на случай ночного посещения медведя или какого-нибудь другого зверя. Однажды на нашу стоянку ночью заглянул медведь. Сквозь сон я слышал какое-то сопение, тяжёлые вздохи. Затем кто-то зацепил растяжку моей палатки, а через некоторое время послышались удаляющиеся шаги, и всё стихло. Наутро мы обнаружили на территории стоянки медвежьи следы. Судя по размеру следов, медведь был среднего или небольшого размера. Возможно, это вообще был медвежонок-подросток, посетивший нас из любопытства. Особенно много следов было возле моей палатки. По-видимому, зверя привлёк запах еды. Дело в том, что я жил один в четырёхместной палатке, которая одновременно служила складом продуктов.
Факт моего проживания в такой палатке служил неиссякаемой темой для всевозможных острот сотрудников отряда во время бесконечных вечерних чаепитий у костра. В изголовье ставил приёмник ВЭФ. Компактный транзисторный приёмник рижского производства был тогда чудом радиотехники, достать его было трудно, и он являлся предметом гордости экспедиции. Получил я его не сразу. Его выдача была знаком благоволения ко мне завхоза.
Впоследствии он даже предложил заменить моё старенькое ружьё – новым. Но к тому времени ствол ружья я уже прочистил, привык к его удобному пистолетному прикладу, и от любезно предложенной замены вежливо отказался.
Приёмник был выдан мне для связи с внешним миром и скорейшего засыпания в условиях одиночества. Хотя и без него для перехода в мир Морфея после таёжного маршрута мне и полминуты было достаточно! Вот теперь можно было комфортно и в тепле ночевать! В этих местах днём на солнце температура воздуха доходила до +30 °C, а ночью нередко опускалась до 0 °C. Такие перепады характерны для резко континентального климата.
В связи с этим на ночь нам было положено по сто граммов водки. Ну и, конечно же, у нас был личный запас местной экзотики – питьевой спирт 96° с зелёно-белой этикеткой – «сучок». Его завозили для охотников, чтобы они могли на зимний сезон в зимовье нести меньший объём, и чтобы бутылка не лопнула при очень низкой температуре, так как водка в этих местах зимой замерзала. Отрядную водку, официально разрешённую для ночного обогрева, выдавала Колина жена – Лена. Она каждый вечер наливала нам с Денисом по сто граммов, положенных распоряжением начальника экспедиции. При этом полагала, что Коле дополнительный обогрев ни к чему, потому что он спит с ней, и ему и так тепло. Коля не был согласен с этим решением, но поскольку ему не было дано Леной право, обсуждать этот вердикт, то пришлось смириться с таким объяснением дискриминации женатого человека.
Неофициальный запас спирта хранился у моей одногруппницы Тани, и им распоряжалась она. Каждый вечер она выдавала нам по пятьдесят граммов этого сугубо местного экзотического для нас крепчайшего напитка. Поскольку и Лена, и Таня считали, что выдают нам спиртное единолично, а мы с Денисом не прилагали никаких усилий для того, чтобы разубедить их в этом приятном для нас заблуждении, то оказались в выигрышном положении и получали даже большую дозу, чем необходимо было для ночного обогрева. Таня тоже считала, что Николаю и так хорошо и тепло, и горячительные напитки ему ни к чему.
Как-то вечером Коля задержался у костра дольше обычного и стал невольным свидетелем ежевечернего отрядного действия перед отходом ко сну. Из их с Леной палатки раздался голос: «Ребята! Подойдите, пожалуйста, сюда». Мы подошли к палатке с металлическими кружками в руках, и, не заходя внутрь палатки, протянули свою посуду туда. Раздалось бульканье наливаемой жидкости, и мы вернулись к костру с частично заполненными кружками. Не успели не только опустошить живительный напиток, но и присесть на обрубки бревна, как раздался призывный голос из другой палатки. Мы были вынуждены быстро подойти туда со стограммовым запасом. Положение становилось угрожающим, мы были на грани разоблачения. Затаив дыхание ждали развязки. Из палатки показалась Танина рука с бутылкой спирта и налила нам в те же кружки свою дозу. Мы облегчённо выдохнули. На сей раз пронесло!
Коля, как заворожённый, молча, округлившимися, изумлёнными глазами наблюдал за стремительным развитием событий. Как выяснилось, он и не подозревал, что в его отряде каждый вечер происходит такой таинственный, вкусный для каждого мужчины обряд. Мы подошли к Коле от Таниной палатки с кружками, наполовину наполненными коктейлем водки со спиртом, называемым здесь «белым медведем». Николай, восхищённо глядя на нас, протяжно произнёс: «Н-у-у вы и ж-у-уки!».
Мы с Денисом, как и Таня с Леной, были уверены, что Коле не нужен дополнительный спиртовый подогрев, и только из вежливости предложили ему присоединиться к нам. К нашему великому удивлению, он выказал живой интерес к этому предложению, тут же подставив свою кружку для честной делёжки наших «белых медведей». Жадность никогда не относилась к числу наших с Денисом пороков. К тому же мы искренне посочувствовали Колиной проблеме женатого человека, находящегося в поле в одном отряде с такой заботливой половиной, точно знающей за него, чего он хочет, а чего – нет. Эти причины способствовали зарождению в нас чувства мужской солидарности с товарищем, вызвали сочувствие к тяжёлой Колиной участи и побудили нас взять нашего начальника в ежевечерние собутыльники. Тем более, что выдаваемая нам двойная доза, позволяла сделать это практически без ущерба для достижения конечного результата.
