Затем наше внимание привлекла богатая, издалека заметная лавка. Хозяйка, чей акцент и характерная галльская жестикуляция несомненно говорили о французском происхождении, чуть ли не с порога стала предлагать мне роскошные ткани для бального платья.
– Я слышала, что Марди-грас собираются возродить, но чтобы так скоро! – воскликнула я, не скрывая приятного удивления. – Мой муж говорил, что понадобится немало времени, для того чтобы вновь сделать праздник традиционным.
– Ах, мадам, мы так устали грустить! Забрав у нас веселый праздник, война принесла взамен только горе. Без Марди-грас и жизнь наша, и мы сами лишены чего-то очень важного. Теперь с войной покончено, а значит, пришла пора вернуться радости. Voila, предстоящий карнавал превзойдет великолепием все предыдущие – впрочем, так было и будет всегда. Между нами, – сказала она, таинственно понизив голос, – у меня уже есть несколько заказов на платья для главного бала. Oui[1], не сомневайтесь – праздник состоится. Если только янки его не запретят, но тогда, – задорно подмигнула она, – пусть готовятся к новой войне.
Мы рассмеялись. Хозяйке лавки невозможно было не поверить – когда человек говорит с такой веселой уверенностью, он знает, что говорит. Значит, скоро – Марди-грас и я, супруга Тео Мэртсона, буду в нем участвовать… Так же как в свое время Айда. Последняя мысль вмиг развеяла мое радужное настроение.
Выйдя из лавки, мы с Мирабел отправились на станцию, где попросили доставить в имение ее багаж. Возвращение в усадьбу не было отмечено сколь-нибудь значительными происшествиями. Мы беседовали на самые разные темы – от литературы до нарядов, и обнаружилось, что в наших вкусах много общего. Чем больше я узнавала Мирабел, тем больше была моя благодарность судьбе за то, что она подарила мне счастье познакомиться с этой милой девушкой.
Дорогой она ни разу не упомянула о Роуз, и я была рада, что мне удалось хоть ненадолго отвлечь Мирабел от печальных раздумий.
В тот вечер мы ужинали несколько позже обычного. Тео ушел в кабинет к старому Мэртсону с какими-то бумагами, а я заканчивала переодеваться, когда в комнату постучала Мирабел: мы с ней условились, что она зайдет за мной по дороге. Я открыла дверь – и ахнула. В своем розовом вечернем платье девушка была просто прелестна.
– Надеюсь, я не слишком вырядилась, – смущенно сказала Мирабел. Она, очевидно, не ожидала, что произведет на меня столь сильное впечатление. – Мне хотелось бы предстать перед патриархом вашей семьи в надлежащем виде.
– Вы неотразимы, я клянусь, – сказала я, ничуть не преувеличивая.
– Состоится ли завтра наша поездка к Ситонам?
– Не вижу ничего, что могло бы нам помешать, – сказала я, выходя. – Эдвин и Сара будут очень рады.
– Мне не терпится поговорить с ними. Возможно, Эдвин расскажет мне о Роуз то, чего я не знаю.
– Боюсь, ваши надежды могут не оправдаться. Тео столько раз говорил с ними о Роуз, что вряд ли у них припасено нечто новое для вас.
– Нэнси, скажите мне откровенно – у Тео возникало предположение, что моя сестра могла сбежать с мистером Ситоном?
Я заметила, с каким страхом добродетельная девушка ждет моего утвердительного ответа, и решила солгать.
– Что вы, что вы, – покачала я головой, мягко, но настойчиво подталкивая ее под локоть: Мирабел, очевидно, напрочь забыла, что нас давно ждут к столу. – Хотя Эдвин и Роуз проводили вместе немало времени – верховые прогулки, занятия живописью…
– Разумеется, это не основание для того, чтобы заподозрить ее в измене? – с внезапной угрозой в голосе прервала она меня.
– Конечно, нет, – поспешно согласилась я, – Но не станете же вы отрицать, что Эдвина после исчезновения Роуз стоило спросить особо – хотя бы из-за его извечной слабости к женщинам.
– Ах, вот в чем дело! – воскликнула девушка.
– Именно в этом, а не в том, что в добропорядочности вашей сестры кто-то позволил себе усомниться. Все здесь любили ее, как родную, а Эймс, после того как она пропала, не помнил себя от горя. Равно как и Тео, который всего годом ранее потерял собственную жену… Сколько усилий было потрачено, чтобы напасть на след Роуз, но до сих пор – одни неудачи.
Мы подошли к двери столовой и увидели Тео, ожидающего нас. Он приветствовал нас с улыбкой, отпустил заслуженный комплимент внешности Мирабел и предложил ей свое место; сам же он сел во главе стола.
– Дедушка сегодня не совсем здоров, поэтому не сможет спуститься к ужину, – пояснила Алвина.
– Как жаль, – искренне расстроилась Мирабел. – Я надеялась, что буду представлена ему уже сегодня.
– У вас еще будет такая возможность, – заверила ее Бесс. – Просто дело в том, что дедушке тяжело… – она осеклась и потупила глаза.
– Господи, дня не проходит, чтобы ты не сболтнула лишнего, – прошептала Алвина, гневно глядя на сестру, сидящую с видом ребенка, который только что выдал соседям семейный секрет.
– Видимо, мне лучше объяснить, в чем дело, – вмешался Тео. – Старик уже много лет пребывает в неизменном мрачном расположении духа. Он обижен на весь свет, и не вы, Мирабел, тому причиной. Война – вот истинный корень всех бед. Она отняла у него сына и трех внуков, в том числе и самого любимого – Эймса. Вы очень похожи на свою сестру Роуз, и мой дед боится, что встреча с вами заставит его погрузиться в воспоминания, глубоко ранящие старческое сердце.
– Иными словами, он не хочет со мной видеться и предпочел бы, чтобы я как можно скорее оставила его дом, – спокойно подытожила Мирабел.
– Ну, зачем же так? – возразил Тео. – Все, кто сидит за этим столом, рады видеть вас здесь. Жаль только, что нам не удается помочь вам в успешном осуществлении цели путешествия. И все же – оставайтесь с нами как можно дольше.
– Но до тех пор, пока я не покину стены этого дома, старый Мэртсон не выйдет из своей кельи, не так ли? – спросила Мирабел.
– Боюсь, что вы правы, – признал Тео, покраснев.
– В таком случае я постараюсь, чтобы мои поиски заняли как можно меньше времени, и, как только они закончатся – успехом или неудачей, – я немедленно уеду.
– Ради Бога, извините, – пробурчал Тео.
– Мне очень жаль, что так получилось, – сказала Алвина и добавила, метнув выразительный взгляд на Бесс: – Моей сестре тоже.
– Да, – почти всхлипнула Бесс.
Я смолчала, так как не видела, каким образом могу помочь развеять возникшую неловкость. В эту минуту единственным моим чувством было возмущение. Старый Мэртсон вел себя совершенно неподобающе, словно ребенок, не способный владеть своими эмоциями. Я видела, как расстроена бедная девушка – она почти не притронулась к еде, невидяще глядя перед собой, – и во мне созрело весьма дерзкое решение. Пусть я навлеку на себя еще большую немилость старика, но, если никто здесь не смеет ему перечить, это сделаю я.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
