Наши гранатометы выстрелили практически одновременно. Я целился в бронеавтомобиль, который двигался четвертым по счету в колонне. Ракета Ванька прочертила воздух дымным следом, клюнула панорамное лобовое стекло автобуса и, пройдя его как раскаленный нож сливочное масло, взорвалась внутри.
Если бы это был стандартный выстрел, то кумулятивная струя могла бы прожечь салон автобуса, поразив только тех, кто попал непосредственно под нее; ну, еще пострадали бы те, кого поразили осколки корпуса гранаты. Если граната попадает в корпус танка, БМП или БТР – короче, бронированной коробочки без окон и дверей, – то основные потери личный состав «брони» несет от динамического эффекта ударной волны, который многократно усиливается в замкнутом пространстве тесной машины. Именно для того, чтобы минимизировать этот самый эффект, водители-механики держат люки в боевых машинах открытыми; правда, при попадании в бронемашину кумулятивной гранаты им это мало помогает.
В общем, если бы Ванек засадил в автобус стандартным выстрелом ПГ-7В, то автобус вряд ли разлетелся бы на части – так, как будто в него угодили фугасным 150-миллиметровым снарядом. Ну, вылетела бы пара закрытых окон, да и все. А тут так знатно бабахнуло, что от автобуса остались только рожки да ножки. Корпус разорвало на несколько частей, крыша взлетела вверх, окна вылетели все и сразу, а клуб дыма и огня был настолько большой, что сразу стало понятно: Ванек не ограничился тем, что нацепил на корпус гранаты полсотни гаек.
– Ты что, опять пластид прицепил к гранате? – спросил я на бегу, спускаясь по лестнице вниз.
– Совсем чуть-чуть, полшашечки, – явно соврал Керчь. – Зато видел, как эпично рвануло?!
– Бляха муха, а если бы твоя вундервафля детонировала при выстреле и твои полшашечки на хрен бы нас по стенам размазали?!
– Но все же обошлось! Ложись! – крикнул Ванек, скатываясь с лестницы.
Как только мы отстрелялись, сразу же рванули вниз, чтобы сменить позицию. И, надо сказать, сделали это весьма вовремя: турки засекли, откуда по ним стреляли, и тут же врубили ответку по полной. На верхние этажи дома обрушился шквал свинца и огня. Мы как раз пробегали лестничные марши второго этажа, когда Ванек услыхал выстрелы из чего-то тяжелого и крупнокалиберного. Наверху раздались два взрыва, и потолок начал рушиться.
– В окно! – крикнул я, подхватывая Ванька за шиворот куртки.
Вытолкнув керчанина в оконный проем, я сиганул следом. Приземлился удачно, ноги и руки не сломал, зато так приложился лбом о ствол гранатомета, что аж искры из глаз посыпались.
Сверху лился дождь из камней и бетонного крошева. Панели, из которых был сложен дом, начали скрипеть и складываться.
– Валим, бро! Ща рухнет! – взревел Тихий.
Меня уговаривать долго не надо. Я подхватил рюкзак с последней парой гранатометных выстрелов и рванул за Ваньком, который, прыгая как сайгак, побежал в сторону моря.
Хорошо, что мы оказались с противоположной стороны здания и нас не было видно с дороги, иначе нам точно не дали бы вот так просто сбежать. Убежали мы недалеко: завернули за соседнее здание, перемахнули через какой-то поросший виноградом забор и спрятались в канаве. Обстрел нашей позиции продолжался еще пару минут, дом раздолбали в пух и прах, верхние этажи обвалились, и трехэтажное здание превратилось в одноэтажное.
– Прикрой меня, – приказал я Ваньку, передавая рюкзак с гранатометными выстрелами, – посмотрю, что там на дороге. Следи за домом, вдруг решат обойти по берегу.
Я выполз из укрытия и, низко пригибаясь, рванул вправо и наверх. Под ногами виляла выложенная плиткой тропинка, которая круто уходила вверх по склону. Ручной пулемет, висевший за спиной, при каждом шаге хлопал стволом по заднице, придавая волшебного пенделя и ускоряя движение.
Поднявшись наверх, я осторожно раздвинул придорожные кусты и, высунув морду наружу, огляделся. Ниже по дороге, метрах в ста, полыхали обломки автобуса. Было видно множество изорванных и искалеченных человеческих тел, валявшихся среди металлического хлама. Еще больше бойцов противника были ранены и контужены. Им пытались оказывать помощь, вытаскивать из огня. Много пламени, криков о помощи и проклятий. Похоже, мой выстрел из гранатомета тоже был удачным: позади объятого пламенем остова автобуса был еще один очаг пожара. Пусть он был и поменьше, но дым там поднимался гуще и жирнее. В кого я угодил, было не разобрать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Видимо, противник у нас преимущественно гражданский, кадровых военных среди скопившегося внизу человеческого муравейника мало, иначе не образовалось бы такая пробка – рванули бы по обочине вверх, оставив раненых на совести тыловых машин. А тут толкаются, мешают друг другу. Одни помогают своим сородичам, другие азартно стреляют из всего, что есть в руках, по тому несчастному домику, откуда мы отстрелялись по ним из гранатометов. Уже и непонятно: хотят они с нами поквитаться или нет? Вид разорванного автобуса и два десятка трупов не охладили их пыл? Ладно, сейчас я внесу еще большую панику в их нестройные ряды.
Ниже по улице, где-то метрах в ста от чадящего автобусного хлама, в зарослях кустов на обочине дороги лежал небольшой газовый баллон, начиненный взрывчаткой. Взрывчатого вещества всего пять килограммов – что-то импортное из запасов НАТО на основе гексогена: на упаковке была маркировка – буквы и цифры. Я по наивности своей ожидал увидеть знакомое по фильмам С4, но фиг вам: и цифр, и букв было больше, и складывали они какую-то абракадабру. Самое интересное, что взрывчатка, представляющая собой аккуратные брусочки весом чуть больше килограмма, приятно пахла чем-то сладким. Хохол, вечный наш проглот, которого с банкой вскрытых консервов можно было увидеть даже спящим ночью, нисколько не боясь, отщипнул небольшой кусочек взрывчатки и тут же схомячил его.
Мы взяли газовые баллоны емкостью в десять литров, на дно их насыпали патроны, сверху уложили взрывчатку, потом детонатор, соединенный с радиовзрывателем. Пульт от этой адской машинки у меня в кармане разгрузки, дальность действия – пятьсот метров. Всего подобных закладок три штуки, все уложены вдоль дороги. Изначально планировалось тихо-мирно их подорвать, когда колонна будет двигаться вверх, но машины так растянулись, что подрыв не нанес бы им особого вреда. Поэтому и пришлось стрелять из гранатометов, чтобы заткнуть пробку.
Я достал из разгрузки пульт – ярко-оранжевый джойстик, управляющий детской машинкой, – включил его и тут же нажал на кнопку «начало движения». Бах! Бах! Бах! – прогремели друг за другом с едва уловимой, микросекундной задержкой три взрыва. Клубы пыли и дыма взметнулись вверх, и над дорогой раздался дикий вопль ужаса и боли, вырвавшийся из сотен мужских глоток.
На мгновение стрельба стихла, а потом воздух взорвался вспышками яростной ответной стрельбы. Турки палили во все стороны длинными очередями, не жалея патронов. Несколько пуль просвистели над головой, сшибая листья и ветки с кустов. Я приник к земле, не желая быть случайно подстреленным.
Из облака дыма и пыли, сбивая на своем пути мертвые тела, вверх по дороге рванул грузовик. В его кузове было несколько мужиков, вооруженных автоматами, но они не стреляли, а держались обеими руками за борта: видимо, боялись выпасть. Я тут же высунул ствол пулемета из кустов, упер ножки в растрескавшийся асфальт и дал длинную очередь. Целился по лобовому стеклу и капоту грузовика.
Пули стеганули по стеклу, которое тут же пошло трещинами и дырами. Машина вильнула в сторону, наехала на склон, капот зарылся в крутой подъем. Я продолжал стрелять. Пробил передние скаты и перенес огонь на кузов. Деревянные панели бортов были плохой защитой, и обоих пассажиров снесло попавшими в них пулями вниз. Остатки барабана я добил в кабину грузовика. Машина не успела пересечь зону огня, и сейчас задние скаты пожирало пламя. Скорее всего, несколько пуль попали в топливный бак, и вытекшая оттуда соляра загорелась. Грузовик постепенно охватывался огнем. Ну вот, сейчас он полыхнет и надежно перекроет дорогу.
