Подслушаю… Это нехорошо? Да, конечно, но… Боренька, тебе удобно? Так, тишина…
– Леночка, мне так приятно с тобой!
– И мне тоже, Лёша! Зачем тебе эта мымра? Разводись с ней!
– Ну-ну! Не говори о ней плохо! Я её тоже любил когда-то.
Когда-то? А говорил ещё сегодня, что любит… Пару часов назад…
– А правда, что сын не твой?
– Леночка, зачем тебе знать такие подробности? Это моё дело с супругой.
«С супругой?» Он меня так никогда не называл. Вот, значит, какая репетиция… А сейчас они обнялись… и целуются… А я стою, дура тупая. Не понимаю, что делать…
Прежде чем я успеваю сообразить что-нибудь, Боренька начинает плакать. Я спохватываюсь и подхожу к скамейке:
– Ну, что, дорогой, репетиция прошла успешно? Приветствую, Леночка. Как ваши успехи? Замуж ещё не собираетесь?
Впервые понимаю, что такое стерва. Нет, не Лена – она живёт как может. Стерва – это я сейчас. Вместо того, чтобы ставить на уши моего благоверного и его предмет обожания, мне бы сейчас бежать в гостиницу. Разбираться, отчего плачет мой малыш. А я дурью маюсь.
– Галочка, это совсем не то, что ты подумала, – чуть заикаясь, произносит мой супруг.
– Я подумала, что вы тут репетируете сцену любви. Правда, не помню, есть ли такая в сценарии, но придираться не буду. А на самом деле это какая сцена? Неужели батальная? Нет, батальная была бы, если бы не Боренька у меня на руках. Дорогая Леночка, могу вас заверить: мой ребёнок родился от того товарища, с которым вы только что целовались. Если бы данный товарищ посчитал кое-что, в смысле сроков, известных ему, то сам бы это понял.
К горлу подступает спазм, и я поспешно ухожу, оставляя этих двоих. Ко всем чертям их поцелуи, Бореньке что-то нужно…
Однако едва мы возвращаемся в гостиницу, мой мальчик перестаёт плакать, улыбается и смотрит немного странно, будто говорит: мама, это я пошутил! Проходим в номер, и тут Боренька засыпает прямо у меня на руках. Я опускаю его в кроватку и не знаю, что и думать. Впрочем, кое-что вполне ясно: Лена, наверное, права, развод, пожалуй, лучший выход из этой ситуации. Я стану матерью-одиночкой? Ну не разыгрывать же слепую дуру, в самом деле. Нужен ли Бореньке отец, который даже стесняется признать его своим?
Приходилось слышать о любовных похождениях моего благоверного ещё до нашей первой встречи, ну так это просто сплетни. А вот, выходит, в сплетнях не так уж мало правды. По крайней мере, куда больше, чем в его клятвах…
Тут я вдруг чувствую, что изнутри выпирает тот самый спазм – удушье, смешанное со слезами. Уж лучше дать ему выход сейчас, да потише, чтобы Бореньку не разбудить. Спазм выпирает из горла, глаз – и вот уже я реву, сама не понимая, о чём, и не в состоянии остановиться. Надо пройти в ванную, плеснуть холодной водички на лицо, сделать пару глотков… Но сил нет, а есть только солёное море обиды. Меня швырнули, как тряпку, об которую вытирают ноги… А я? Взяла и ушла. Благородно, ничего не скажешь. А что ещё можно было сделать? Устроить истерику? Надавать пощёчин этому мерзавцу, выдрать клок волос у его мерзавки? Может, и поступила бы так, если бы не мальчик мой хороший. Надо же – а ведь если бы он сразу заснул, мне бы в голову не пришло отправиться на прогулку. Если бы он закричал чуть раньше – я бы так и не поняла, что за «репетиция» у моего супруга. Мальчик мой хороший, как он правильно всё сделал…
Ключ в замке проворачивается. С возвращением, супруг мой дражайший. Надо быстренько забежать в ванную и привести себя в порядок…
Ну, вот, вроде я в норме. Постараюсь быть как можно спокойнее:
– Как репетиция?
– Не говори глупости.
От неожиданности его ответа я вдруг принимаюсь истерически смеяться. Зажимаю себе рот, чтобы не разбудить сыночка моего хорошего. Муж угрюмо смотрит – сначала мне в лицо, затем в сторону. Проходит минут пять, прежде чем мне удаётся успокоиться. Вот я и в порядке, разве что зубы стучат… Но говорить могу:
– Тогда скажи сам, что это было.
Он не отвечает, шумно сопит, берёт стул – и садится спиной ко мне. Я вздыхаю:
– Знаешь, наверное, твоя Лена тебе дала правильный совет. Пожалуй, нам действительно лучше развестись. Всё равно я тебе больше не смогу доверять.
– Ты правда так считаешь?
Страшный вопрос. На него возможен только один ответ… И тогда получится, что я сама добиваюсь развода. А разве не так? Я хочу сохранить ту ложь, которая властвовала над нами ещё час назад?
– Считаю, что развод – лучший выход для нас с Боренькой? Да. А что касается тебя… Право, не знаю, как будет тебе доверять Лена. Раз ты изменил мне, то где гарантия для неё?
Ловлю себя на мысли, что благополучие Лены меня меньше всего интересует. Так зачем я произношу всю эту чушь? На самом деле, я невыносимо боюсь развода… Потому и говорю о нём первая, чтобы убедить мужа в обратном. Да, пожалуй, и себя саму. Потому что всё до единого слова, что я сейчас произнесла, правда. Мне только нужно привыкнуть к этому. Я останусь одна… Нет, с Боренькой. Ничего, справимся как-нибудь. Если мне не дадут ролей – вернусь в Пермь, найду какую-никакую работу. Полы подметать меня возьмут? Или свиными костями торговать?
– Я хочу, чтобы ты мне не изменял. Только это уже невозможно…
– Я тебе и не изменил.
– Это как посмотреть. И дело даже не в поцелуях, а кое в чём другом.
Алексей вздыхает:
– Галя, я был у тебя не первый.
– Спасибо, что напомнил, а то я забыла, по поводу чего обращалась год назад в милицию. Но, будем откровенны, и я у тебя не первая, причём, насколько я знаю, тебя никто не насиловал. И опять же: разве я тебя тащила под венец? Когда-то я очень дорожила своей девственностью, но после некоторых событий поняла, что к жизни нужно относиться легче… или вообще умереть, как поступали в старину.
– Галя, всё-таки: ты хочешь, чтобы мы развелись?
В который раз он уже это спрашивает. И на этот раз я сама уже не знаю, что ответить. Просто страшно сказать правду. А что вместо неё? Следить за мужем, бегать за ним с малышом на руках? А сколько ему приходится целоваться с актрисами просто по роли? Что же – ему бросить кинематограф?
– Алексей, скажу тебе правду: я ужасно боюсь развода. Боюсь остаться одна с Боренькой. Но есть ли другой выход? Ты сам как считаешь? Или твоё дело – целоваться с Леной, говорить ей про меня гадости…
– Я не говорил ничего такого!
– Ладно, будем считать, что мне показалось. Но только это. А как быть с остальным? И после всего – я должна искать для тебя выход?
Он умолкает. Я смотрю на него с ужасом, потому что сейчас мой муж должен принять решение.
– Наверное, ты права, Галя, – произносит он глухо. – Нам нужно развестись. Если тебе не трудно, подай, пожалуйста, на развод сама.
Мне не трудно. Мне только очень страшно. Словно меня вывезли в далёкое море и теперь сбрасывают в воду.
Пермь, август 1981 года
Галя долго колебалась, прежде чем решилась приехать с сыном в родной город. Наверное, действительно – пора. Позади – съёмки «Бегущей по волнам», развод с Алексеем, сессия, которая сдана не лучшим образом, но стипендию матери-одиночке дали без разговоров. И это не единственная поблажка: в сентябре почти весь курс едет собирать картошку в одном из подмосковных колхозов, но молодых мам это не касается. Получается – с каникулами вместе – два месяца отдыха, которые надо где-то провести. Сидеть в московской квартире неуютно – всё вокруг напоминает об Алексее. Ехать куда-то на юг – дорого, да и зачем, ведь скоро предстоят съёмки нового фильма – «Таис Афинская». В главной роли – Лена Луговая, урождённая Кругликова, она прекрасно танцует. А матери-одиночке досталась роль Гесионы – верной подруги Таис. В отличие от книги Ефремова, в фильме Гесиона будет петь. Галя не сразу согласилась на эту роль – была отвратительна сама мысль, что на экране она окажется служанкой своей соперницы, но других предложений пока не было, а выкарабкиваться с малышом как-то нужно.
Вот автобус тормозит у остановки возле родного дома.
– Ну, Боренька, пойдём, мой маленький!
Спасибо, один из пассажиров помогает вынести чемодан, а то было бы нелегко. Сердце замирает: шаг за шагом – всё ближе такая знакомая, родная дверь, привычная с самого детства… Вот она – родина… Не огромная страна, а маленькая белая деревянная дверь – и всё, что за нею прячется…
Дверь распахивается, когда до неё ещё остаётся целый лестничный пролёт.
– Галочка, милая, дорогая!
Мама выбегает из квартиры, теряет тапочек, сбегает по ступенькам, выхватывает чемодан, обнимает – и дочку, и внучка…
– Мамочка, милая, давай сначала зайдём в квартиру!
– Да, моя доченька золотая, сейчас! Если бы ты знала, как я тебя ждала! Вас обоих! Внучек мой родненький, дай я тебя ещё раз поцелую!
Идём вместе, втроём, кое-как удерживая, передавая одна другой несчастный чемодан, который вот-вот свалится на ступеньки. Нет, не свалится – вот уже Рината Таировна на подмогу спешит.
