Она вошла в квартиру. Боренька сейчас у бабушки – матери Алексея. В отличие от сына, она ни на секунду не усомнилась, чей это ребёнок. Пользуясь своим правом как представительницы семейства отца, она постоянно навещала внука. Дела у Алексея с его новой женой шли непонятно, пополнение молодой семьи в ближайшее время не предполагалось, и свекрови просто не на кого было излить свои чувства бабушки. Галя сначала с недоверием воспринимала её визиты, но затем убедилась, что женщина искренне любит своего внучка, и успокоилась.
Едва войдя в дом, Галя бросила взгляд на часы: мальчика пора кормить, свекровь должна вот-вот вернуться. Звонок в дверь: это, наверное, она…
Однако в дверном глазке был кто-то другой. Знакомое лицо…
Галя открыла – и обомлела при виде букета гвоздик.
– Галя, можно мне пригласить тебя сегодня на прогулку?
Это был капитан Гез, Аркадий Меньшиков.
– Заходи, Аркадий, – пробормотала женщина смущённо. Впустила молодого человека, приняла букет, отнесла его на кухню, нашла вазу, поставила цветы в воду. Прошла к гостю. Только открыла рот, чтобы поблагодарить за цветы – новый звонок в дверь. На этот раз – свекровь с Боренькой.
– Как погуляли, Наталья Васильевна?
– Спасибо, Галочка, всё хорошо, – мать Алексея окинула удивлённым взором Аркадия. – Гостей принимаешь, Галочка?
Молодая женщина удивилась:
– Вы разве незнакомы? Алексей не рассказывал вам про Аркадия? Мы вместе снимались.
– Ах, артист, понятно, – коротко бросила Наталья Васильевна, поджала недовольно губы и удалилась. Галя изумилась: какое дело бывшей свекрови, с кем встречается её отставная невестка? Последила бы лучше за своим сыном, когда было актуально, может, тогда бы развод не понадобился…
Она ободряюще улыбнулась Аркадию:
– Извини, мне сейчас надо кормить Бореньку. Может, чаю пока попьёшь? С вареньем. Я сама его готовила.
– Да? С удовольствием! – обрадовался Меньшиков. Галя проводила гостя на кухню, быстро нагрела чайник, вынула варенье и поспешно поставила угощенье на стол. Из комнаты послышался недовольный плач младенца.
– Аркадий, я вернусь минут через двадцать! – бросила женщина и кинулась к сыну. На несколько минут всё вокруг исчезло – только Мадонна с младенцем, перенесшаяся с картин Рафаэля в Советский Союз конца эпохи правления Брежнева. Мальчик тихо сосал мамину грудь, задумчиво поглядывая перед собой круглыми глазками, словно удивлёнными, и мягко толкал женщину – всё никак не мог устроиться удобнее.
Но вот малыш насытился, и Галя бережно опустила его в кроватку. Подождала, убедилась, что мальчик засыпает, и тихо вышла. Прикрыла за собой дверь. Прошла к гостю и встретила его вопросительный взгляд.
– Всё в порядке, – немного смущённо улыбнулась она.
– Великолепное варенье! – заявил Аркадий и тут же, безо всякого перехода, добавил:
– Галя, так как насчёт прогулки?
Женщина вздохнула. Романтические намерения Аркадия ей однозначно импонировали, но…
– Знаешь, я сорвала голос.
Брови Меньшикова поползли на лоб:
– Как это? Когда случилось?
– Три дня назад. Давала концерт в Перми, всё спела как следует – и вот… Сегодня была у врача. Полностью восстановить не удастся. В лучшем случае – буду петь с хрипотцой.
– Ничего страшного! – уверенно заявил Аркадий. – Ты будешь сниматься в кино, а петь – насколько это подойдёт по сценарию. Ну, озвучивать безголосых за кадром тебя больше не пригласят – невелика трагедия! Не волнуйся, всё будет отлично! Преодолеем!
Галя уныло кивнула. Хотелось бы ей обладать таким оптимизмом…
Аркадий мягко взял её за руку:
– Ты не в настроении гулять?
Галя задумалась. Гулять хочется, но будить сыночка… Она тихо вернулась в комнату: Боренька не спал, хотя и выглядел сонным. После недолгого колебания молодая мама решилась.
– Хорошо, Аркадий! Сейчас буду готова! Только далеко не будем уходить, ладно? Вдруг Бореньке понадобится срочно домой…
– Да, конечно! – кивнул Аркадий. Они оделись, Галя взяла на руки малыша, и все вместе вышли.
– Галя, можно, я его немного понесу? – спросил вдруг Аркадий. Галя удивилась, но осторожно дала малыша спутнику. Тот мягко принял ребёнка, улыбнулся ему и почмокал. Боренька улыбнулся и помахал ручками.
– Ты любишь детей?
– Да, – кивнул Аркадий. – Да вот с семьёй как-то не сложилось.
Галя ничего об этом не знала: хотя Аркадий был достаточно привлекателен, о его любовных похождениях не ходили такие слухи, как об Алексее.
– Сложится, – неуверенно отозвалась она.
– Галя, выходи за меня замуж!
Женщина остолбенела: несколько неожиданное предложение – в такой обстановке… Меньшиков вздохнул:
– Знаю, что веду себя бестолково. Но я люблю тебя, Галя. Давно искал случай сказать тебе это – и никак не получалось. То я занят, то тебя не могу найти.
Аркадий говорил несколько бессвязно, не так, как положено признаваться в самом прекрасном из чувств, но это почему-то вызывал симпатию. Галя улыбнулась:
– Аркадий, честно говоря – и ты мне нравишься. Не могу забыть твои поцелуи… когда ты был Гезом.
– Тогда я был гораздо смелее, роль обязывала, – рассмеялся Меньшиков, но тотчас посерьёзнел. – Галя, я понимаю, что признаюсь тебе в любви не самым подходящим образом. Но я действительно люблю тебя. Обещаю сделать всё, чтобы ты была счастлива и Боренька рос хорошим человеком. Пожалуйста, будь моей женой!
Люба
Галина посмотрела на часы и деловито сказала:
– Всё, Люба, пока хватит! В другой раз продолжим повествование о моём пути с музыкальной эстрады в кино, – и улыбнулась. Они вернулись в павильон.
– Так, друзья! – звонко произнесла Меньшикова, так, что к ней все обернулись. – Сейчас снимаем диалог Маши, то есть Любы, и Георгия с Сорокиными! Сцена в подвале! – она указала на три стенки, изображающие подвал. В левом углу стоял старый секретер. – Все по местам! Люба, бери пистолет! Сорокин-младший, а твоё оружие где?
Сорокин-младший, он же актёр Михаил Пузиков, растерянно оглянулся:
– Я его здесь положил!
– Где?
– Вот тут, – неуверенно сказал «второй злодей», указывая на пустое сиденье одного из стульев. – Анатолий Степанович, вы не видели?
Анатолий Степанович, семидесятилетний исполнитель роли Сорокина-старшего, отрицательно покачал головой. Он озабоченно шептал что-то – вероятно, вспоминал свои реплики.
– Вот твой пистолет! – укоризненно заметил ассистент, подавая молодому актёру реквизитный «пугач». – На стуле, только на другом.
– Лёня, где ты стоишь?
– А что? – Леонид Соколов, заслуженный артист Российской Федерации, исполнитель роли Георгия, удивлённо посмотрел на режиссёра:
– Ты, Жора, ещё не пришёл! Выйди из кадра! Сядь куда-нибудь! Сейчас только Маша и Сорокин-старший! Снимаем!
– Здравствуй, Маша, – старческий голос задребезжал, словно ржавый чайник, упавший на пол. – Ты приехала, чтобы убить меня?
Не без усилия Люба сбросила с себя смешливое настроение и произнесла реплику:
– Ты сволочь! Ухаживал за мной, чтобы выйти на нашу группу и предать нас всех гестаповцам. Тебя убить мало! Жаль, не могу вернуться в сорок второй, чтобы сделать это тогда.
Сорокин-старший широко улыбнулся:
– Маша, а ведь ты не сможешь выстрелить в меня. Не только потому, что я уже старый, но ты вообще не сумеешь убить человека. Зачем тебе пистолет? Попугать меня? А вдруг от страха у меня случится инфаркт и я умру у тебя на глазах?
– Ты прав, я не выстрелю в тебя. И не хочу, чтобы тебя инфаркт схватил. А вот чего я хочу – чтобы все твои односельчане узнали, как ты поступил, кавалер краденых орденов.
В кадр вступил Соколов, он же Георгий Зингер. Он мягко тронул Любу за плечо:
– Маша! Не делайте этого!
– Георгий! Зачем вы пришли сюда? Вы следили за мной?
– Да. Простите, Маша, когда мы расстались, я вдруг вспомнил, что видел вас однажды в лечебном комплексе. У вас такие глаза, что трудно забыть…
– Ах, Георгий, опоздали бы вы на пару минут…
Сорокин-старший облегчённо вздохнул и просиял.
– Сколько у меня гостей! Бывшая невеста, бывший друг! Все пришли разоблачать меня, но между собой договориться не можете. Вы нравитесь друг другу, да? Так зачем вам возиться со старой развалиной? Ах, молодёжь, молодёжь…
– Маша, ни к чему вам убивать его. – Георгий бросил в сторону Сорокина-старшего холодный презрительный взгляд. – Пусть его задушит собственная злоба.
Зингер мягко забрал у Маши пистолет и опустил его к себе в карман. Старик удовлетворённо хмыкнул: дурочка Маша даже не воспротивилась.
– Вы правы, Жора, – еле слышно отозвалась она. – Этот мерзавец не сегодня-завтра сам концы отдаст, да и не похож он на того Владика, который клялся мне в любви, чтобы проникнуть в смоленское подполье и раскрыть его немцам…
Убедившись, что никто его убивать не собирается, Владлен Сорокин окончательно приободрился: