Лестница была старомодная, уходившая вверх угловатой спиралью. Негромкий свист гулко отозвался в пустом подъезде, отраженный от далеких стен и усиленный едва заметным эхом.
Антон Михайлович провел рабочих на второй этаж, открыл им две комнаты и указал фронт работы. Смуглолицый водитель, ни слова не говоря, надел строительные рукавицы и принялся за дело: с помощью монтировки в два рывка отодрал плинтус и стал выковыривать паркетные плитки, складывая их небрежными стопками в центре помещения. Николаиди вышел в коридор и, мурлыкая под нос популярный мотивчик, неторопливыми шагами двинулся вдоль ряда запертых дверей, как генерал вдоль шеренги солдат. Антон Михайлович осматривал обстановку вдумчиво, критически, прикидывая в уме, что ещё отсюда можно прихватить.
Рыхлый здоровяк, видя, что предприниматель удалился, не торопился приступать к работе. Собираясь с силами для трудового подвига, он присел у окна на корточки и начал дело с перекура, как водится на просторах великой страны. Шофер продолжал работать, не обращая на напарника никакого внимания, словно его и вовсе не было.
Николаиди, оглядываясь в коридоре, увидел на пыльном полу свои следы и поморщился. Впрочем, он знал почти наверняка, что такими пустяками милиция заниматься не будет. Он уже не в первый раз выступал в роли той самой маленькой собачки, которой удается урвать кусочек мясца, из-за которого насмерть дерутся большие псы. Антон Михайлович был своего рода специалист по таким ситуациям. Он ещё не догадывался, что на сей раз ему очень сильно не повезло.
Николаиди вернулся к рабочим, увидел бездельничающего здоровяка и строго сказал:
— Степан, ты чего расселся? Не в колхозе. Бечевку взял?
— В машине, — сипло отозвался Степан.
— Вот и сходи за ней. Увязывай стопки и грузи.
Рабочий с тяжелым вздохом поднялся, вышел в коридор и направился к лестнице. Спустившись на один пролет, он, однако замедлил шаг и остановился. Лицо его, и без того сонное, толстое и невыразительное, стало совсем отрешенным, но взгляд прояснился и обрел большую целеустремленность. Он быстро сбегал за бечевкой, вернулся на второй этаж и внимательно осмотрелся. В коридоре никого не было. Степан увидел третью открытую дверь и пошел к ней крадучись, неслышными шагами. Правой рукой он слегка придерживался за стену, которая была здесь капитальной, необычно толстой для внутренней перегородки. В нескольких шагах от двери, где штукатурка отвалилась на большом участке, в руке у Степана оказался увесистый камень из кладки. Рабочий беззвучно вошел в помещение.
Николаиди стоял в середине комнаты спиной к двери и смотрел в окно. Степан быстро и тихо подошел к нему сзади, поднял камень и мощным ударом раскроил предпринимателю череп. Антон Михайлович мешком рухнул на пол.
Здоровяк не стал задерживаться возле его тела ни на секунду. Все так же сосредоточенно глядя перед собой, он вышел из комнаты и вернулся к тому месту в стене, где брал камень.
Большой тяжелый блок, по всей видимости из обточенного песчаника, вошел на прежнее место с ювелирной точностью — даже закаменевший цементный раствор не осыпался.
Избавившись от камня, Степан спокойно, вразвалочку двинулся к той комнате, где продолжал работать его напарник. Половицы вновь заскрипели под его ногами. К тому времени, когда он остановился на пороге, выражение лица его опять переменилось. Оно стало уже не отрешенным, а просто тупым, но плюс к тому несколько неуверенным, даже удивленным.
— Слышь, Григорий, — произнес он.
— Ну что? — подал голос водитель.
— Михалыч говорит, передумал. Возвращаемся. Бросай всё — и поехали.
— Как так? А бабки? — недоверчиво спросил Григорий.
Только опытное ухо могло различить в его речи едва заметный молдавский акцент.
— Говорит, заплатит неустойку. За моральный ущерб.
— Сколько?
— Половину.
— Что за х...ня? — озадаченно спросил водитель. — Ты брешешь, что ли? Опять разыгрываешь?
— Не веришь — сам у него спроси, — буркнул Степан. — Он вон там, в той стороне. — Махнув рукой, он прошел в комнату и сложил крест-накрест две пары пачек паркетных плиток.» Устроившись на этом ненадежном сиденье, он вынул дешевую зажигалку и невесть когда забычкованный окурок и опять закурил.
Напарник с подозрением посмотрел на него и, не выпуская из руки монтировку, удалился в указанном направлении. Вернулся Григорий с вытаращенными глазами и с порога закричал:
— Ты что, е...нулся, что ли? На х... ты его замочил? Молдавский акцент в его выговоре стал гораздо заметнее. Степан закашлял, поперхнувшись дымом, и едва не свалился со своего трона. Его тупая рыхлая рожа излучала неподдельное удивление. В таких же и ещё более непечатных выражениях он потребовал объяснений. В ответ на что ему было предложено не придуриваться, а пойти и полюбоваться на содеянное.
Здоровяк так и сделал, миновав напарника со всеми предосторожностями, опасливо поглядывая на монтировку. Он знал, что Григорий, может быть, и не так силен, но очень быстр и ловок, а это важнее. Впрочем, тот сам от него шарахнулся. На труп Николаиди Степан взглянул только мельком, больше косясь на напарника. По всему было видно, что он уверен: молдаванин убил монтировкой предпринимателя, а теперь собирается то ли свалить вину на него, то ли прикончить как единственного свидетеля.
Такое поведение здоровяка больше всего удивляло Григория. Он был знаком со Степаном чуть меньше года и знал, что тот способен на глуповатые, без проблеска фантазии, розыгрыши, но чтобы убить работодателя непонятно за что, а после этого притворяться... Да не просто притворяться, а играть как Смоктуновский... Водитель был напуган и озадачен, вдобавок на него навалилось ощущение опасности, грозившей не со стороны напарника, а откуда-то со стороны: сзади, слева, справа... А может быть, отовсюду. Григорию стало казаться, что они не одни в пустом доме.
Рабочие стояли в пыльном коридоре, глядя друг на друга с ужасом и подозрением... Взаимопонимание появилось у них в глазах только после того, как Григорий произнес:
— Надо сматываться отсюда. — Подумав, он добавил: — Но врозь. По одному.
Степан не стал возражать. Настороженно оглядываясь, водитель спустился к грузовику, сел за руль и уехал. Здоровяк в это время успел совершить отчаянное мыслительное усилие и вспомнить про оброненный в пылу перебранки окурок в коридоре. Наклонившись, он увидел следы. Следы в пыли. В коридоре было уже достаточно натоптано, но когда Степан, трясясь от страха, ещё раз заглянул в страшную комнату, он увидел, что к трупу бизнесмена ведет, кроме следов самого Николаиди, только один след. И след этот — безусловно, его, Степанов, сорок пятый растоптанный, без рисунка
