Писано 15 мая 2065 года от Рождества Спасителя нашего Иисуса Христа. Город Тула, Всехсвятский кафедральный собор».
Священник замолчал, а я, удивишись, негромко произнёс:
— Надо же, видать, дошёл отец Евстафий до Тулы.
— А кто такой Евстафий? — спросила Лида.
— Священник один из Краснодара. В Тулу пешим ходом пошёл, патриарха стремился увидеть. Вот и дошёл, а заодно и о том, что на пути встретил, Константину поведал. Будет интересно, вечером расскажу.
— Хорошо.
Тем временем отец Ювеналий скатал свиток и снова спрятал его за пазуху, а тот же голос из толпы с надрывом выкрикнул:
— Защитим веру православную! Встанем всем миром, пойдём к Туле, а от неё к Харькову! И даже если погибнем, то в раю окажемся!
Однако горожане на войну не рвались и по‑прежнему хранили полнейшее молчание, а многие, услышав, ради чего собирался народ, начали расходиться. Видя такое дело, снова заговорил священник, который нарочито басистым голосом громко произнёс:
— Встаньте, люди! Отзовитесь на зов патриарха и всей Русской Православной Церкви!
— И будет вам счастье, — хохотнул кто‑то.
— А далеко этот Харьков? — следом спросил священника молодой парень в кожаной безрукавке, распахнутой на мускулистой груди, не иначе наёмник.
— Вёрст шестьсот, я так думаю, — ответил Ювеналий.
— А сколько и чем патриарх платить станет?
— Крестовый поход против сатанистов и еретиков — дело святое, и он не оплачивается.
— Тогда на хрена он нам нужен, этот самый поход? Тут дикари под боком ордами бродят и работы непочатый край, а ты говоришь «поход»! Нет уж, Ювеналий, дураков в другом месте поищи. Нам с тобой и твоим патриархом, который не так давно на нас войной собирался, не по пути.
— А я пойду. — К самому помосту выбрался хлипкий мужичонка в рваной рубахе, по голосу тот самый, который поддерживал местного священника.
— Иди, кто же тебе не даёт, — отозвался парень и легко толкнул мужичка в бок. — У тебя ни кола ни двора, ни оружия, ни бабы справной. Иди, Санька, может, чему путному в дороге научишься, а нам недосуг.
Люди ещё о чём‑то стали спорить, а священник сыпал призывами. Мы же с подругой некоторое время посмотрели на бесплатное представление и вернулись на постоялый двор. Я собрал своих офицеров на совет.
Сначала основной вопрос: стоит ли в связи с начинающимся крестовым походом против харьковских сектантов нашему отряду присоединиться к тульскому войску? Совещались недолго и постановили, что нет, делать этого не надо. О том, каковы порядки в армии патриарха Константина, мы были наслышаны от нашего товарища‑повольника Сени Бойко, и они нас не устраивали. Опять же неизвестно, когда войско тронется в дорогу, каким путём пойдёт и с какой скоростью. Мы торопимся, а значит, пусть крестоносцы идут своим маршрутом, а мы двинемся своим.
Раз уж собрались все вместе, то обсудили дальнейшие планы. Решили на отдых в Новграде выделить ещё три дня, а затем двигаться к следующему анклаву, городу Перемышлю.
Офицеры продолжили отдых, а я вызвал майора Красина, который завтра собирался уходить на Москву, и при нём написал записку московским «министрам», в которой уведомлял их, что знал об их планах относительно моего отряда и наш договор считаю недействительным. Майор записку прочитал, ни слова не сказал, но подмигнул мне как старому приятелю и чему‑то злорадно усмехнулся. В этот момент мне снова подумалось, что Красин совсем не такой простак, как может показаться на первый взгляд, и моя записка, скорее всего, попадёт не к «министрам», а куда повыше. Но это только предположение, а прав я или нет, пока не важно.
Глава 14. Калужская область. Новград‑на‑Оке. 6.06.2065
Жаркий летний полдень. На улицах приютившего нас доброго городка Новграда тишина. До вечера в пределах городских стен всё замерло. Молодёжь на речке купается и в недалёком лесу грибы да ягоды собирает, мастеровые люди, ополченцы и торговцы сидят в прохладе домов, а фермеры и рыбаки находятся в поле или на Оке. Все заняты делом, и мои бойцы, понимающие, что завтра с утра снова в путь, не исключение.
Временно, до вечера, все развлечения, женщины и выпивка — побоку. Расположившись в большом обеденном зале постоялого двора, воины пакуют рюкзаки, а сержанты и офицеры контролируют этот процесс и заодно проводят ревизию боеприпасов и имущества.
Благо в стойбище дикарей патронами неплохо затарились, да и трофеев немножко получилось отжать. Со стороны может показаться, что у дикарей и взять‑то нечего, но это не так. Конечно, в основном у них в цене барахло из древних времён, бусы и цветные тряпочки. Однако были и полезные вещи, например, некоторое количество золотых монет и украшений, оружие и запакованные в мешки маскхалаты и новые армейские ботинки со склада разгромленного под Каширой линейного батальона КМО. Понятно, что большую часть ценного имущества наши парни бросили в пылающем стойбище, на себе много по лесам и дебрям не утянешь, а что всё же дотянули до Новграда, по большей части сменяли на любовь весёлых женщин и выпивку. Но кое‑что в рюкзаках всё же осталось, и теперь офицеры определяли ценность того или иного трофея и решали, что выкинуть за ненадобностью, что продать местным жителям, а к чему стоит приглядеться повнимательней.
Я сижу за крепким дубовым столом под навесом, построенным в тени деревьев во дворе нашего временного пристанища. Через открытые настежь двустворчатые двери наблюдаю за всеми происходящими в обеденном зале процессами и маленькими глотками попиваю холодное местное пиво, только что поднятое местным хозяином из ледника. Как сказал древний поэт, и жизнь хороша, и жить хорошо. Никто не тревожит, никакой особой суеты вокруг нет, враги где‑то далеко, а до выхода в поход ещё целых восемнадцать часов. Масса свободного времени, которое можно потратить на отдых.
Только про это подумал, как спокойствие и тишину разорвал донёсшийся из обеденного зала гневный крик Игнача:
— Это что за хрень, боец?! Ты что, совсем от жадности голову потерял, что эту гадость в рюкзаке держишь?!
Следом раздался практически неслышный голос кого‑то из молодых парней, который оправдывался и что‑то объяснял лейтенанту. Кажется, это один из одесситов, некогда освобождённых нами в Средиземном море, а затем, после учебки на Сицилии, частично влившихся в отряд. Мне стало любопытно, в чём, собственно, дело, и, повысив голос, я позвал командира пластунов:
— Игнач!
— Что? — Из открытых дверей появилась сутулая, несколько долговязая фигура.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
