зубоврачебные инструменты.
– Иван Николаевич! – молил задержанный. – Вы скажите хоть, по какому вы ведомству…
– Это вы узнаете позже, – загадочно отвечал чиновник. За десять лет Иван Николаевич тоже сильно изменился: не дожидаясь окончательного облысения, обрил голову наголо и отпустил махонькую бородку клинышком, отчего и впрямь стал похож на татаро-монгольского захватчика. – Вы полагаете, что ваш сегодняшний арест – это игра второго порядка? – соболезнующе осведомился он. – Жаль вас разочаровывать, но вы действительно арестованы…
– А полномочия у вас имеются?
– Вроде бы мы с вами давно знакомы, – напомнил Иван Николаевич, с укоризной посмотрев на узника. – Вы всерьёз полагаете, что я сошёл с ума и решился задержать вас, не имея на то никаких полномочий?
Аргумент прозвучал убедительно.
– Очень мило, – язвительно отозвался Савелий Павлович, ослабляя ворот рубашки. – И что же вы мне намерены пришить? Подрывную деятельность? Не смешите! Она невозможна в принципе! Борясь с ролевыми играми, в итоге сам включаешься в игру… Так или нет?
– Не совсем, – изронил Иван Николаевич и взглянул на задержанного ещё загадочнее. – Как бы это вам подоходчивей… Ну, скажем так: решили двое в шутку пофехтовать. Взяли деревянные шпаги. Стук-стук… сломались шпажонки… Берут медные. Бряк-бряк… погнулись. Хватают стальные! Смотрят… – содрогнулся, сделал паузу, глаза стали мёртвыми, – а из-под клинков – искры летят…
На слове «искры» у Ивана Николаевича даже горло малость перехватило – и Савелий Павлович почувствовал себя совсем неуютно. Что-то и впрямь не слишком смахивало происходящее на игру, пусть и второго порядка.
– Так вот, летят уже искры, – осипшим голосом заключил монголоидный чиновник. – Вовсю уже летят… Вы сами не представляете, уважаемый Савелий Павлович, какое оружие, играючись, выковали. Тайная, практически неуязвимая организация, разветвлённая во все сферы жизни, в любой момент способная перехватить управление страной… Да ни одна бы вражеская разведка не смогла создать такого!..
И Иван Николаевич сделал страшные глаза.
– Позвольте… – вымолвил тоже оробевший Савелий Павлович. – Но мы же… Да чёрт возьми! – тут же взорвался он, устыдившись своего испуга. – Не собираемся мы ничего перехватывать! Мы русскую классику изучаем…
«Я никого не убивал – я „Письма к ближним“ сочинял…» – выпрыгнула вдруг в голове пара строк из Саши Чёрного.
Иван Николаевич внимательно посмотрел на задержанного, налил в стакан воды, хотел подать, но вместо этого выпил сам.
– Несущественно… – выдохнул он, осушив стакан до дна. – Сегодня русскую классику, а завтра?.. Когда добро выстраивает свою систему – это уже без пяти минут зло. Помните, как говаривал в известном фильме папаша Мюллер? Контрразведчик не пользуется прилагательными… Одни существительные и глаголы: «объект пошёл, объект сделал»… Так вот, по нынешним временам, уважаемый Савелий Павлович, можно пропускать и существительные. Не важно, кто ты такой, – важно, что ты творишь. А уж как ты себя при этом позиционируешь – дело десятое…
– Но мы же ничего пока не натворили!
– Пока – да.
Пару секунд оба молча глядели друг другу в глаза.
– И ещё, – добавил Иван Николаевич, по-прежнему не отводя взгляда. – По нынешним временам некогда разбираться и с модальностью. Разница между «мог сделать» и «сделал» сейчас исчезающе мала. Понимаете, о чём я?..
– Нет, – твёрдо отвечал Савелий Павлович. Решил стоять до конца. – Прошу меня извинить, но всё, что вы сейчас говорите, не более чем спекуляции! Плод вашего воображения!
– Плод воображения? – Иван Николаевич дёрнул на себя выдвижной ящик и выбросил на письменный стол ворох каких-то конвертов и бумаг. – Вот это плод воображения? И учтите, здесь только ещё бумажная корреспонденция… А сколько её в электронном виде?
– Что это?
– Доносы! Народ всполошился… Да-да! Народ, который вы не принимали во внимание, который вы пренебрежительно именовали цивилами, вступил в игру… А если народ вступил в игру, то, считайте, игра кончилась, Савелий Павлович! Всё пошло всерьёз…
На Ивана Николаевича было жутковато смотреть. В искривлённом татарском лице проглянуло что-то от Мефистофеля.
– Кроме того… – малость передохнув, мрачно продолжил он. – Так ли уж оно невинно, ваше занятие? Пока русская классика была обезврежена школой, ситуация находилась под контролем. Ту чушь, которую несли педагоги хотя бы о Толстом, ученики приписывали самому Толстому… Но теперь-то, теперь! Они же читают и понимают всё так, как написано… Русская классика! Да это, если хотите знать, самая подрывная, самая антигосударственная литература! Никакой благодарности властям… Державина вон Екатерина в зубах носила – и что взамен? «Властителям и судиям»? «И вы подобно так умрёте, как ваш последний раб умрёт…» Или Пушкин ваш разлюбезный! Холили его, лелеяли, учили, воспитывали, а он? «Твою погибель, смерть детей с жестокой радостию вижу…» Это государю-то императору!..
– Да ему восемнадцать лет тогда было, Пушкину! – не выдержал Савелий Павлович.
– Вот именно! – огрызнулся Иван Николаевич. – Малолеткой бы уже не отделался…
Он снова потянулся к графину с водой, но в следующий миг дверь кабинета отворилась. Оба встали – и следователь, и подследственный, потому что проём оккупировал не кто-нибудь, а сам замминистра. Пётр Маркелович. Постаревший на десять лет. Грузный. Брюзгливый. Третий раз разведённый. Окинул оценивающим взором обстановку.
– Вот… работаем… – сказал Иван Николаевич. То ли оробело, то ли с вызовом.
– Поработали – будя! – помолчав, объявил замминистра. – В другой раз доработаете. Прошу в круглый кабинет…
Иван Николаевич остолбенел. Затем на татарских чертах его оттиснулись поочерёдно недоверие, изумление и гнев.
– Так это что, игра была? – возмущённо заорал следователь, почему-то оглядываясь на прикрытую салфеткой каталку.
– А ты думал?
Савелию Павловичу показалось, что ещё мгновение – и татарин оскалится, завизжит, кинется грызть пришельца зубами. Ничего, сдержался.
– Что происходит, Пётр? – проскрежетал он. – Моё назначение было согласовано с контрразведкой…
– Ну правильно, – отозвался тот. – Я и согласовывал. Чего ты дёргаешься? Жалованье тебе причитается в любом случае… Все в круглый кабинет, я сказал!
Ещё пару секунд, не меньше, Иван Николаевич стоял, переживая унижение. Кое-как пережил. Отчётливо было видно, каких нечеловеческих усилий это ему стоило.
– И что там будет? – ядовито осведомился он наконец. – Опять игра?
– Ох, если бы… – сокрушённо ответил Пётр Маркелович. – Это у вас тут игра. А там нас свергать будут.
Глава 10
Конец игре
Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман.
Александр Пушкин
В круглом кабинете все уже расселись по местам: гроссмейстеры, сменившие сюртуки с треуголками на официальные тройки, два замминистра и не совсем ещё пришедший в себя арестант. Министр, по обыкновению, «блистал отсутствием».
– Начнём, – угрюмо повелел Николай Иванович – и начал.
– Всякое было, – отрывисто говорил он. – Но такого… Подготовка – ниже критики. Игровой дисциплины – ноль. Случаи дезертирства и
