Старые люди не всегда возлагают ответственность за неудовлетворительные отношения между поколениями только на молодых. Почти полвина женщин - как члены местных общин, так и вышедшие из них - высказали предположение, что в плохих взаимоотношениях между поколениями следует винить поведение и взгляды самих состарившихся людей. Если бы старые люди хоть как-то попытались прийти к соглашению с теми, кто моложе, если бы они поменьше критиковали молодых и постарались бы понять их поведение, то возрастной барьер можно было бы преодолеть и старые могли бы "идти в ногу со временем". Миссис Виллоуби вполне определенно заявила, что отношение к старикам со стороны молодых зависит от поведения самих старых людей: "Если вы собираетесь командовать и говорить: "Я в вашем возрасте...", так это, боюсь, не пройдет. Естественно, они обидятся. И мне доводилось такое выслушивать, мне это не нравилось". Пожилые женщины, оказывается, более чутко реагируют на данную проблему, чем мужчины, редко кто из мужчин в нашей выборке высказывал убеждение, что сами старые люди должны проявить самообладание и отказаться от авторитарного тона при общении с молодыми. Проблему конфликта поколений они решают чаще всего словесно, заявляя об уходе из общества и обособлении возрастных групп.
Хотя уровни самосознания и находятся в прямой зависимости от социального взаимодействия, только люди со здоровой психикой чувствуют себя в общем активными участниками в социальной системе. Они получают удовольствие от того, что полезны другим и способны поддерживать связь со старыми друзьями и заводить новых. Люди из местных общин боятся оказаться слишком вовлеченными в чужие дела, поскольку это может причинить им беспокойство, хотя они ищут приятного общества и радуются встречам. Душевнобольные больше расположены воспринимать общение как трудный и не приносящий удовлетворение процесс, даже если речь идет о ровесниках, но эти ощущения становятся гораздо острее при общении с людьми моложе себя. Ответы показали, что обе наши группы с небольшими, но значимыми исключениями среди людей из местных общин осознают некоторое социальное отчуждение стариков от последующих поколений. Почти все опрошенные живут с ощущением, что пожилые как бы упали в цене, но лишь половина из них видит в этом важную проблему. Те, кто лежит в больницах, с особой горечью говорили об унизительном, как им кажется, отношении молодых к пожилым. Высказывалось мнение, в особенности мужчинами, что молодые угрожают их авторитету и дееспособности; мужчины также указали на обособление возрастных групп как на предпочтительный способ разрешения конфликта поколений. Женщины тоже могут чувствовать себя "обесцененными" (особенно эмоционально неуравновешенные), но около полвины из них выразили уверенность в том, что навыки общения и мягкая уступчивость как реакция на поведение и запросы молодежи способны во многом ослабить напряженность в отношениях между молодыми и пожилыми. Некоторые женщины предпочитают более молодых подруг из явного желания порвать связи с теми, кто напоминает им о собственном преклонном возрасте.
Таким образом, мы обнаружили, что неблагоприятное влияние на оценки личной значимости оказывают не только утрата прежней роли (среди душевнобольных) и сужение межличностных контактов, но и нарушение качества человеческих взаимоотношений, и если последнее касается отношений между поколениями, то особую неприятность это доставляет тем мужчинам и женщинам, кто воспринимает себя как представителей обеспеченного класса. Эмоционально неуравновешенные больные - особенно госпитализированные больные - зачастую предпочитают деморализующее одиночество затворничества унижению, которое они усматривают в риске испытать на себе глумливое высокомерие молодых.
Проводя исследование, мы столкнулись с отдельными удивительно спорными данными, которые кажутся почти противоречивыми. 1) Как мы уже показали, старые люди со здоровой психикой активнее участвуют в процессе общения, чем душевнобольные, и все же люди из местных общин чаще отвечали, что им нравится иногда побыть одним. 2) У женщин в среднем больше социальных ролей, они имеют больше друзей, чем мужчины, и все женщины значительно чаще жалуются на одиночество и недостаточное количество социальных контактов. 3) Хотя у душевнобольных из нашей выборки уровень социального взаимодействия оказался в целом ниже, чем у членов местных общин, однако мы часто слышали жалобы на одиночество и от вовлеченных в активное общение людей, когда они попадали в больницу.
Вернемся к первой нашей неожиданной находке. Полученные данные свидетельствуют, что в общем пожилые люди со здоровой и больной психикой понимают уединение по-разному. Несмотря на то значение, которое и те и другие придают активному участию в жизни общества, психически здоровые пожилые люди не проявляли чрезмерного интереса к окружающим. Какое-то время они с удовольствием проводят одни. Как заявил мистер Найт: "Временное уединение меня не беспокоит. У мня масса развлечений - телевизор, журналы, могут даже один пойти в театр, если надо". Мистер Вилер признался: "Мне нравится быть с людьми, но иногда мне хочется побыть одному, почитать, в саду поработать - я люблю природу. Все мы меняемся с годами, и перемены происходят так медленно, что мы не можем за ними уследить. Со временем мы все больше ценим тишину".
Старые люди со здоровой психикой, оказывается, чувствуют, что могут позволить себе, если того пожелают, перестроить или ограничить свое общение с другими. Мистер Найт пояснил эту мысль следующим образом: Я не из тех, кто вот так сразу раскрывается перед первым встречным. И мне не многие рассказывают о своих проблемах. В исповедники я не гожусь". Такую сдержанность не надо путать с уединенным образом жизни. У этих людей есть друзья, они активно общаются, когда у них возникает подобное желание, однако ограничивают при этом степень своей вовлеченности в общение. "Я подолгу не разговариваю с теми, кого не знаю", - говорит мистер Шванн. А мистер Вандамм подчеркнул: "Я стараюсь глубоко не вникать в чужие дела". Общение должно доставлять удовольствие, а не приводить к утомительным, обязывающим и безрадостным связям. Когда-то раньше в этом, возможно, и была необходимость: примирить соседей, оказывать знаки внимания начальству, угождать супруге, завоевывать доверие клиента. Сейчас, однако, эти соображения не убеждают - жизнь слишком коротка.
Мы обнаружили, что большинство душевнобольных из нашей выборки не ищут уединения, они скорее избегают других. Они редко признают, что остаться одному - значит просто получить возможность заняться самому тем, что тебе нравится. Для них это скорее побег от трудностей, связанных с общением. Вот как мистер Джексон описывает свои ощущения: "Последнее время я стал каким-то раздражительным, с причудами. Я очень боюсь встречаться с людьми, но сам не знаю, почему". Для некоторых душевнобольных уход на пенсию - большая потеря, чем вдовство, так как отсутствие работы может означать потерю почти всех связей с окружающим миром. Мистера Джексона, например, работа ставила в условия вынужденного общения. Он постоянно находился в контакте с людьми, и это взаимоотношения были определенными и понятными. Он четко представлял, кому какая здесь отведена роль. Трудности же в общении, возможно, объяснились его давнишней молчаливостью или несходством характера с окружающими, но раньше работа и семья служили крепостью, защищавшей его от внешнего мира. Потеряв привычную опору, мистер Джексон стал всего бояться и остерегаться. И теперь, оставшись один, он боится стать предметом всеобщей насмешки. Он говорит: "Если я чувствую, что надо мной подшучивают, я обижаюсь - очень сильно обижаюсь".
Нам было интересно узнать, сказывается ли такое столь разное отношение к пребыванию в одиночестве на отношении людей к проживанию отдельно ото всех. Поскольку "отдельное проживание" было в нашем опросе одной из переменных, регулирующих отбор людей из местных общин, и поскольку - волей-неволей - у нас набралась довольно много "отшельников" в больничной выборке, мы с особым интересом обратились с подобным вопросом к тем, кто живет один. Мы спросили их, не хочется ли им жить с кем-нибудь вместе. Некоторые отдельно проживающие респонденты вполне определенно выразили недовольство своим одиночеством, но большая часть высказалась в том смысле, что они пробовали жить с другими, но у них ничего из этого не получилось. Кое-кто, страшась одиночества или из соображения экономии, уже имел такой опыт совместного проживания, когда был моложе, но потом отказался от него. Среди наших респондентов были и такие, кто намеренно не принял приглашение друзей переехать к ним жить. Один мужчина из нашей выборки так описал обстоятельства, при которых он отклонил подобное предложение: "Я не решаюсь пойти на это, так как не хочу быть обузой. У двоих ребят - моих дружков - есть дом из четырех-пяти комнат примерно. Они позвали меня жить с ними. Говорят, что платить мне не придется. Ну, а я отказался, не потому что они мне не нравятся, просто хочу быть свободным, обязанным только самому себе". И тем не менее этот мужчина часто жаловался при опросах на все возрастающее чувство одиночества. Судя по его словам, потребность избежать зависимости сильнее всех остальных потребностей влияла теперь на его решения (интересно, что избежать зависимости для него значит сохранить свою "свободу").
