Когда парень сходил по ступеням, Хармон перехватил его взгляд. Злость, досада, обида. Обиды — больше всего. Как раз то, что надо.
Хармон пробился к нему и взял за плечо.
— Как тебя звать?
— Тебе-то что?.. — буркнул Красавчик.
— Есть работенка для парня с мечом. У тебя ведь имеется меч?
— Имеется.
— Гостиница "Желтая гусыня", время вечерней песни. Захочешь — приходи.
С тем Хармон Паула и оставил его.
Вторую половину дня Хармон провел у лотков местных торговцев. Разглядывал товар, находил изъяны, нещадно сбивал цену, заговаривал зубы купцу, уходил к соседям, возвращался. "Так до чего мы договорились, добрый хозяин? Восемь монет за кувшин? Десять?.. Отчего же мне так хорошо запомнилось — восемь?" Он приобретал стекло и бронзу, посуду и мелкую утварь — то, что в Альмере испокон водилось в избытке. Он выбирал предметы поизящней и покрасивее, редкие, необычные, чем-то притягивающие взгляд. Примечал их сразу, с первого взгляда на лоток, но для виду начинал осмотр совсем с других товаров, даже торговался за них. Затем невзначай переключался на то, что изначально его интересовало: "А это что за штука? Зеркальце? Взять, что ль, и его — жену порадовать… да мелковато, в этакое ее мордашка-то и не уместится…" Хармон прекрасно знал, что зеркала большего размера всегда выходят плохого качества — изламывают, раздувают или сжимают отражения. В этом же, крохотном, все виделось ясным и четким, как дно горного ручья. "Нееет, хозяин, ты не говори мне — хороший товар, ты скажи — дешевый. Жена меня что спросит, как домой вернусь? Сколько монет привез, вот что она спросит!"
По правде, сейчас товар не очень-то интересовал Хармона. Он делал свое дело как следует, но предвкушал изюминку нынешнего дня — покупку человека. Хороший торговец покупает людей и продает себя — сегодня эта фраза имела прямой смысл.
Хармон Паула Роджер вернулся в гостиницу незадолго до вечерней песни. Оставил улов, взял у Луизы дневную выручку и расположился в гостиничной харчевне. К его удовольствию, за одним из столов обретались двое в куртках городской стражи, недавно сменившиеся с дежурства, если судить по вальяжным позам и туповатым сытым ухмылкам. Хармон подсел к ним, угостил обоих элем и повел неторопливую беседу.
Стражники любили благодарных слушателей. А кто же не любит?
— В Альмере? Как дела-то?.. Да как всегда: люди трудятся в поте лица, знать богатеет, — рассказывал первый стражник, розовощекий и мордатый. — Все своим порядком идет — у нас в Альмере всегда так, по порядку.
— Ну уж не всегда, — вставил второй. — В соборе вот маляр пол-стены расписал, а потом деньги взял, работу бросил да и сбежал. Ищи теперь пташку в небе.
— Да что ты! — поразился Хармон.
— Это еще что, — перехватил нить первый стражник, — на южной-то башне строитель с лесов упал! С самого верху. Прямо внутрь собора!
— Наружу, — поправил второй.
— Внутрь. Если бы наружу упал, полгорода бы сбежалось, и все бы знали.
— А если внутрь, то вышел бы дурной знак, и собор бы закрыли.
Мало помалу переключились на дела имперские. Восток Альмеры прилегал к Землям Короны — они начинались через пару миль за рекой. На этом основании стражники считали себя знатоками имперской жизни.
— А слыхали вы, что наш владыка Адриан нынешним летом намерен жениться?
— Слыхал, — ляпнул Хармон, и стражник тут же помрачнел. Зато второй вклинился:
— Но это еще, знаешь ли, не наверно. Летом, как будут игры, Адриан станет выбирать себе невесту. Но ведь еще не точно, что выберет. А ну, как не выберет?
— Как это не выберет? Ты думай, что говоришь! Он же владыка! Решил выбрать — значит, выберет.
— И кого же он выберет, может ты и это знаешь, умник?
— Кого-кого… Мало ли, кого выбрать можно. Девиц там в столице — их же видимо-невидимо, притом — все благородные. Вот, хоть бы, Бекку Наездницу…
— Лошадницу из Литленда? — стражник едко заржал, довольно-таки по-лошадиному. — Скажи еще, медвежью жену с севера!
К слову о медведице, Хармон рассказал про потешные бои. Стражники загоготали. Как раз тогда в харчевню вошел Красавчик. Сейчас он еще больше соответствовал прозвищу: поблескивали металлические бляшки, которыми был усилен нагрудник из вываренной кожи, меч и кинжал вложены в расшитые узором ножны, на голове был стальной полушлем, на лице — надменная ухмылочка. С плеч спадал зеленый плащ и несколько портил собою картину, поскольку зеленым он был, пожалуй, с год назад, а с тех пор выгорел, вылинял и сделался серо-салатовым с желтизной.
Хармон махнул ему, мол, сядь вон там и подожди. Городские стражники обратили внимание на Красавчика:
— Это еще что за птица? Хармон, знаешь его?
— Он пришел наниматься ко мне в охрану, — невинно сообщил Хармон, и тут же получил с дюжину советов.
— Не бери его, — посоветовал краснолицый стражник. — Видишь — щеголь какой, и морду воротит, будто благородный. Станет тебе привередничать: еду получше, вино послаще, постель потеплее, да оплату побольше, и все равно недоволен. Знаем таких — над нами, было, такого командиром поставили, баронского бастардика.
— Бери, — посоветовал другой. — Шлем и бляшки на броне, видишь, хорошо начищены — значит, не ленив. Высокий, здоровый, а сила многое решает. Мечом владеет, меч — хорошая штука. Меч — он против всего работает: и против топора, и против копья, и шпагу им можно побить при сноровке, и булаву.
— Дело твое, Хармон, — проскрипел первый. — Но если решишь брать, то обязательно вели сперва двадцать ведер воды принести, потом — яму вырыть, потом — телегу распрячь. Вот коли сделает все это, не пикнув, — значит, можно брать. А станет нос воротить — значит, щенок благородный, с таким хлопот не оберешься.
— И меч его проверь, — посоветовал второй. — Спроси, где кован — в замке или в деревне, спроси, закалка двойная или тройная. А то, меч плохой будет — сломается в первой драке, а новый по монетке-то ударит.
Дальше стражники перечислили недостатки экипировки Красавчика, потом перекинулись на его коня, которого не видали, но легко вообразили, и принялись обсуждать плоды воображения. Парень в линялом плаще сидел за своим столом в другом конце зала, цедил какое-то пойло и хмуро поглядывал на них, все больше теряя терпение. Наконец, стражники сошлись на мнении, что хороший конь для воина — это кобыла, не крупная и не мелкая, а холкой этак под шею всаднику, поджарая, с развитой грудью и непременно гнедая. Хармон распрощался с ними и пересел за стол Красавчика.
Первым делом он окинул взглядом наручи парня. На плаще Хармон не заметил никакого герба, на наручах его тоже не было. Затем посмотрел в лицо Красавчику, прочел на нем нетерпение и раздражительность, однако и не подумал просить прощения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
