"Вот так я частенько удирал к Эрне, - вспомнил он. - Было это еще во время учебы. Но через несколько дней меня разыскивали и водворяли на место. Ну и глуп же я был тогда: думал, достаточно одного пассивного сопротивления".
Члены Союза коммунистической молодежи в Варшове не раз сбегали с курсов, но в конце концов они почти все оказались за решеткой... Оставшиеся в живых друзья отца? Фриц не осмеливался навещать их, боясь, что это будет стоить им свободы. Если бы он жил не в Варшове, а в большом городе, ну, например, в Берлине или Гамбурге, тогда совсем другое дело. Там много рабочих, есть подпольные организации. А здесь, в деревне, разве такое возможно? У каждого дома - уши, за каждым окном - глаза... И его тоже всегда ловили и возвращали назад. Когда же Фриц отстал от воинского эшелона, который шел в Берлин, и, купив билет, поехал в Раудтен к Эрне, его вновь поймали. Надели наручники и на полтора года упекли в штрафной лагерь...
"Сегодня я убегаю в последний раз, - думал Фриц. - Теперь военный трибунал будет квалифицировать мой проступок не как самовольную отлучку из расположения воинской части, а как дезертирство и измену родине, за что полагается расстрел".
На улице ни души. С наступлением темноты никто из жителей не отваживался выходить из дому. За занавешенными окнами жили люди, которым эта война принесла горе, страдания и голод.
Шменкель спокойно шел по безлюдной улице, и мысли невольно уводили его в прошлое. Свой уход он обставил по всем правилам. Когда дежурный унтер-офицер будет проверять наличие солдат, кто-нибудь из второго этажа ляжет на место Фрица. Подобный трюк в казарме солдаты проделывали и раньше. А это значит, что хватятся Шменкеля только утром, когда он будет уже далеко. Два дня назад Фриц послал письмо домой, но в нем ни словом не обмолвился о своем решении. Эрна может только догадываться о том, что он задумал.
Вскоре Шменкель был уже на окраине города. Снег повалил еще гуще. Не оглядываясь, Фриц вышел из города и зашагал по дороге, что вела к лесу, черневшему на горизонте. На опушке леса Шменкель остановился и, резким движением сорвав с шинели погоны, бросил их в кустарник. Шел такой густой снег, что через несколько минут никаких следов не было видно.
Фриц медленно углублялся в лес, который казался ему чужим и неприветливым. Его никак нельзя было сравнить с лесом в родных краях. Было совсем темно. Запнувшись о корни какого-то дерева, Шменкель упал в снег. Поднявшись, прислушался. Спина взмокла от пота. Фриц пошел дальше, но вскоре совсем выбился из сил. Он не мог даже развязать мешок и поесть. Привалившись к сосне, Фриц моментально заснул. Проснулся он от холода и, чтобы хоть немного согреться, стал бегать взад и вперед по поляне.
Наконец настало утро. Ветер разогнал туман и тучи на небе. Вскоре взошло солнце, осветив своими лучами огромные ели, ветки которых сгибались под тяжестью снега. Фриц сориентировался по солнцу и подумал, что в своих планах он все представлял себе гораздо проще и легче. Единственное, чего он может не бояться в этом лесу, так это немецких часовых, которые ни за что на свете не сунутся сюда.
Прежде чем тронуться в путь, он съел кусок хлеба с колбасой.
Необходимо было как можно дальше уйти от Вязьмы, приблизиться к линии фронта, а там-то уж он сумеет добраться до русских. А сейчас нужно идти и идти.
Вскоре он заметил лесную тропу, которая вела в юго-западном направлении. На тропе он увидел следы, похожие на следы оленя. По тропе идти было легче. Около полудня Шменкель немного передохнул и снова тронулся в путь. До наступлений темноты Фриц набрал большую охапку хвороста, соорудил себе что-то наподобие шалаша и, наломав лапника, устлал им свое импровизированное ложе. У входа в шалаш разложил костер, растопил снег в котелке и вскипятил чай. Поужинал куском колбасы с хлебом, намазанным смальцем.
Довольный, закурил. Он был сыт, сидел у костра и даже курил.
"С завтрашнего дня, - подумал Фриц, - нужно есть только два раза в день. Не очень много, но достаточно, чтобы сохранить силы. И каждый день идти и идти. Быть может, я натолкнусь на партизан, хотя эта местность кажется совсем дикой, будто и нога человека здесь не ступала. Если я буду идти в этом направлении, то скоро выйду к Смоленску. Правда, до него не меньше сотни километров, но ничего, как-нибудь дойду".
О русских партизанах, действовавших под Смоленском, Шменкель узнал совершенно случайно, подслушав как-то разговор мотоциклиста с приятелем.
- Там даже по железной дороге и то ездить небезопасно. Так и кажется, что за каждым кустом сидит Иван. Ночью вообще лучше не высовывать носа из казармы. Однажды русские задержали нас на целых двенадцать часов. Пока подошли наши, было уже поздно, - рассказывал мотоциклист.
Фриц подошел ближе и внимательно слушал рассказ до конца.
С тех пор план его побега из части обрел определенную форму.
Теперь же, сидя в лесу у костра, Фриц думал о том, как он выйдет к партизанам, что им скажет. А не откроют ли они по нему огонь? Вряд ли. Хотя на нем и форма гитлеровского солдата, но он ведь совсем один. Один, и притом без оружия. Это, конечно, может вызвать подозрение, но не дает повода открывать по нему огонь. Русские наверняка возьмут его живым, чтобы получить интересующую их информацию о противнике. Фриц решил сразу же поднять руки, как только его окликнут. И русские поймут, что он вовсе и не собирается защищаться. Если они заговорят с ним, значит, первый шаг сделан. Нужно только набраться мужества и толково рассказать все, как есть. В конце концов, скрывать ему действительно нечего.
* * *
"Ну что будет, то будет!" - решил он и, завернувшись в шинель, лег на ветки.
Так продолжалось несколько дней. Утром он кипятил себе чай, ел и шел дальше. В полдень делал небольшой привал, немного подкреплялся и шел до сумерек. На ночь обычно устраивался в сооруженном на скорую руку небольшом шалаше. Постепенно Шменкель стал привыкать к лесу, он уже не казался ему таким чужим и страшным. Фриц начал различать лесные звуки, и теперь неожиданно вспорхнувшая птица уже не пугала его, как раньше. Правда, иногда ему становилось очень тоскливо, хотелось выйти к людям, поговорить, но Шменкель гнал эти мысли прочь. В такие минуты он вспоминал камеру штрафного лагеря в Торгау, где просидел полтора года, и всякое желание выходить из лесу сразу же пропадало. Даже завывание волков вдали не пугало его так, как мысль вновь оказаться в Торгау.
Однажды утром Шменкель вышел на поляну, поросшую редким голым кустарником.
"Болото!" - мелькнула мысль. Фриц осторожно попробовал ногой белый покров. Ледок под ним треснул, но он успел вытащить ногу. След наполнился водой. До самого вечера Фриц шел на северо-запад по краю болота, которому, казалось, не было ни конца ни края.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
