Да подожди… Это же старая машина. Я давно ее заприметил. На ней никто никогда не ездит…
Ага, сейчас не ездят, а через неделю поедут… Нет, это не вариант…
Да чего ты дрейфишь… Я же вижу, что никому она не нужда…
Да все равно… Стоит-то она у чужого двора… Как мы снимем с нее камеру?
Прямо сейчас – никак. Надо разработать план.
В нерешительности мы стали прогуливаться взад и вперед, бросая хищные взгляды на стоящую в кустах машину. Это был 401-й «Москвич» салатового цвета. Тогда на таких многие еще ездили.
Если бы была запаска, то еще можно было бы попробовать… А так… Колеса же прикручены, – сказал я.
Вот ты только и делаешь, что дрейфишь, – раздраженно сказал Серега, – если бы была запаска, то любой дурак бы ее снял…
Особого забора вокруг двора не было. Но сам дом стоял в глубине сада, из которого вышла девочка лет шести.
Привет, – сказали мы.
Привет, – ответила она.
Как дела?
Нормально. Гуляю, – сказала девочка.
Мы вот тоже… У вас тут хорошая малина… Крупная, спелая… Это ваша машина? – без всякого перехода спросил Серега.
Девочка обернулась, посмотрела на «Москвич» и равнодушно сказала:
Не-а, не наша. Это машина – дяди Миши. Он сейчас в городе.
А что же он в город без машины поехал? – спросил я.
Да она у него все время ломается. День ездит, неделю чинит… Такая вот машина… Не машина, а наказанье, – добавила девочка, явно цитируя слова взрослых.
А можно нам посмотреть?
Смотрите.
Мы подошли к машине. Потрогали. Обратили внимание, что передняя часть слегка приподнята и стоит на подставке.
Тут девочку позвали ужинать.
Бежим быстро ко мне, – сказал Серега, – возьмем пассатижи, гаечный ключ и нож (его дедушка был полковник МВД в отставке).
Минут через десять мы были опять возле машины. Правда, ключи у нас были исключительно велосипедные, из набора, и мы быстро поняли, что снять ими приржавевшее колесо будет непросто. Мы его и не сняли.
А на фига нам это колесо? – спросил я.
В смысле?
Ну зачем нам оно целиком, с покрышкой, с диском? Давай камеру просто возьмем…
Да как же мы ее возьмем, если она на колесе? Да еще под покрышкой?
Ну у тебя же есть нож? Вот давай мы им покрышку и разрежем и камеру вынем!
Точно! – радостно сказал Серега, – ты – голова! Только сначала колесо надо спустить.
Выкрутили ниппель. Колесо сдулось и стало мягким.
Кряхтя, принялись резать покрышку. Ну, хотя нож был острый (Сережин дедушка – полковник МВД в оставке, вырезал им фигурки чертей из дерева), покрышка не поддавалась.
Сделав несколько порезов и настругав резины, мы опустили руки.
Камера была рядом. Но добраться до нее мы не могли.
Блин! – сказал Серега, – вот так всегда!
Я заглянул под днище машины и увидел на примятой траве какую-то ржавую изогнутую железку. Вытащил.
Смотри, похоже на ключ…
Ну-ка, дай, – Серега приладил головку к болту и повернул.
Слегка скрипнув, ключ закрутился.
Меньше, чем за минуту, все четыре болта были выкручены. Аккуратно подхватив колесо с двух сторон, мы сняли его с машины. Огляделись.
Затем покатили его от машины через дорогу к полю.
В то лето поле было засеяно кукурузой. Это растение довольно высокое. И мы без труда, как в джунглях, скрылись в нем с головами. Бросили на землю колесо и сели передохнуть.
Видишь, все получилось, – сказал мне Серега, – а ты сомневался…
Да, а куда мы его теперь денем? Надо же как-то достать камеру…
Не дрейф, откатим колесо ко мне, я возьму у соседа монтировку и вытащим как-нибудь.
А что, мы это колесо прямо через всю деревню покатим… На глазах людей?
Ну не прямо сейчас… Скоро начнет темнеть и как-нибудь, в сумерках…
Ага! Двое мальчишек в сумерках колесо катят… С понтом с прогулки идут…
Ничего… Мы сделаем вид, что там его подарили.
Интересно, как это мы такой вид сделаем?
Да, господи, очень просто… Как только там навстречу попадутся какие-нибудь люди, мы будем громко обсуждать «того мужика», который нам, якобы, подарил это колесо…
Ну давай…
Может, если бы катили это колесо в 12-ть дня, народу было бы меньше (кто – на работе, кто – на огороде, кто – на пруду), но тут было ощущение, что на улицу вылезла вся деревня. Кто-то сидел на лавочках и грыз семечки, кто-то играл в бадминтон. Дачники прогуливались с детьми и бабушками… Знакомые мальчишки на велосипедах… И мы с Серегой обтрепали себе все языки, через каждые две минуты нарочито громко приговаривая:
А все-таки хороший этот дядечка, да, Сереж?
Какой?
Ну вот этот, который там колесо подарил!
Или:
Скажи, Коть, не каждый день встретишь такого дядечку…
Да, Сереж! Спасибо ему! Колесо нам подарил…
Прохожие смотрели на нас с некоторым удивлением. Но без подозрения.
Ведь мы своими разговорами не очень им мешали наслаждаться свежим воздухом, дачной тишиной и вечерним спокойствием.
Таким обманчивым.
ЛА СКАЛА
Тем летом на экраны кинотеатров должен был выйти один из первых советских фильмов-катастроф «Экипаж». По тогдашней традиции фильм сначала показывали в Подмосковье. Видимо, проверяли на более простой публике влияние того или иного шедевра на мозг советского человека.
Чуть ли не за месяц до показа в городе Одинцово были развешаны красочные афиши (тогда из еще рисовали специальные художники), возвещающие, что «СКОРО!» на экране фильм – о мужестве советских летчиков. Помню, лица на афишах – Геория Жженова, Леонида Филатова и красивой женщины – стюардессы… И еще – самолет, по которому расползались красные трещины…
Фильм был «дети до 16-ти…». Это интриговало. Первые посмотревшие его подростки (видимо, в каких-то других подмосковных кинотеатрах), восторженно отзывались:
Там первая серия – личная жизнь героев. У Филатова там классная квартирка… Цветомузыка! Аквариум! Телка, которая к нему приходит – с голой грудью… Поэтому и «до 16-ти…». А вторая серия – вообще, класс!..
И чего же там классного?
Ну как! У самолета – хвост отваливается…
И вот поехали мы с моим летним другом Серегой в Одинцово на велосипедах – разузнать, как там с билетами…
В кинотеатре «Юность» выяснилось, что билеты на фильм пока не продают. В лучшем случае, неделе через две.
Это ничего, – сказал Серега, – тогда в Ла Скалу пока сходим.
В какую ласкалу?
Ну ты деревня! Ты что, театр Ла Скала не знаешь?
Нет, – честно признался я.
Это потому, что ты книг мало читаешь. И вообще об этой жизни ничего не знаешь! Тут где-то должен быть театр Ла Скалы. Спроси у прохожих!
И вот я в пыльном советском Одинцове стал не велосипеде подъезжать к усталым от летней жары прохожим и задавать один и тот же вопрос:
Простите, вы не подскажете, где здесь театр Ла Скалы?
Вид у меня был искренний.
Прохожие старались помочь. Переспрашивали название, оглядывались, морщили лбы…
Это что ль тот ДК, что у нас в заводе? – спросила одна женщина.
Да нет, он не в заводе. Отдельно должен стоять, – уныло пояснял я.
Серега во время моих опросов держался со своим велосипедом несколько в отдалении. Наблюдал.
Может, вам нужен кинотеатр «Юность»? – спросила другая добрая женщина.
Где кинотеатр «Юность» я знал и без нее.
Никто не мог нам объяснить, где в Одинцово находится театр Ла Скала.
Наконец, какой-то гражданин в пыльных сапогах, мятых брюках и в кепке принялся там уверенно рассказывать, как от Одинцовского рынка доехать до театра Ла Скала.
И тут Серега не выдержал, начал громко ржать…
Я на него потом некоторое время обижался за эту дурацкую шутку.
А это тебе урок. Чтобы ты не был таким тупым, – объяснил он мне.
…И вот летом 2001 года я стоял в Милане и смотрел на табличку, на которой было написано: Театр «Ла Скала».
Было жарко. Как тогда, 20 лет назад в Одинцово.
«Хорошо бы поспрашивать у здешних прохожих, где тут находится кинотеатр „Юность“», – подумал я.
Но я был, во-первых, без велосипеда, а во-вторых – без Сереги.
ОСЫ
Первый раз от них мне крупно досталось в пионерском лагере.
В свободное от детских развлечений время я собирал еще и грибы. Нанизывал их на нитке и сушил в палате на окне. А в конце смены забирал домой сушеные ароматные вязаночки. Никто мне в этом не препятствовал. Ни вожатый, ни другие мальчишки. И вот, как-то бродя по лагерю (а территория была огромная, в лесу) наткнулся я на семейство подосиновиков. Но рвать не стал. Грибочки были еще совсем маленькие. Зная, что чужие люди (грибники) по лагерю не ходят, я решил грибочки подрастить. Присыпал их листиками и стал запоминать место: где тропинка проходит, какие рядом деревья, пеньки… Вдруг вижу – небольшая нора. Я наклонился посмотреть: «Интересно, – думаю, – кто тут живет? Мышка или крот?»
Будучи мальчиком не очень добрым, расстекнул я свои шортики и стал в эту норку писать. Смотрю норка ожила. Стали из нее, жужжа, осы вылезать. А я их – струйкой…