– Небось, в шашлычную ходили? – выведывал домашний деспот.
– Когда бы? – вполне убедительно соврал ей, кивнув на часы, – Вот подарок вручили, – передал завернутую в газету книгу.
– И только?
– Нет. Еще поздравили всем коллективом.
– Ладно. Раздевайся и давай за стол, поздравлять будем, – обозначила она мои перспективы.
Чуть ли ни в полночь позвонили из Харькова – поздравили мама и братья.
Все. Праздник кончился…
А с утра в курилке обсуждали происшествие – на работу не вышли Мазо и Емельянов.
– Да мы с Мишей пошли Мозгового провожать, а эти с нами увязались… Мы, что осталось, в портфель сложили, на опохмелку. Куда там… Ну, одну распили в скверике у шашлычной, а другую уже у гастронома, – рассказывал Мокшин под раскатистый смех курильщиков, – Пока ждали электричку, Емельянов портфель уронил. Бутылка вдребезги.
– Как это? – удивился Брылкин, – Такую молотком не разобьешь.
– Да он на рельсы уронил, прямо с платформы, – вызвал очередной взрыв смеха Леня.
– Обидно, – прокомментировал кто-то.
– Не боись, одна уцелела. И хорошо, что не обе. Пока распивали, электричку прозевали. Прав Афанасич, ну и гадость. После двух мы бы тоже не вышли, – снова развеселил он публику.
Эта история, связанная с моим юбилеем, еще с месяц потешала коллег и прочно вошла в анналы отдела…
Очередное десятилетие пролетело незаметно. И вот уже мой подчиненный, ведущий инженер Брылкин, порывшись в своих записях, провозгласил на весь зал:
– Афанасич!.. Да у тебя скоро юбилей!.. Надо же! Полтинник!.. А по виду не дашь. Как молодой.
Засуетился коллектив, уточняя и фиксируя для памяти дату события. Праздник все-таки…
Увы, мой последний день работы в РКК «Энергия» наступил еще до юбилейной даты. Ранним утром, когда собирался на работу, ничто не предвещало близкого конца моей трудовой деятельности в области ракетостроения.
Все шло, как обычно. Выдав задания на день, занялся своими делами.
Неожиданно позвонил Николаев и попросил зайти.
– Афанасич, сколько у тебя людей в секторе? – задал он вопрос, который сразу насторожил.
– Со мной двадцать три.
– А у Мазо семь человек. У Шинкина вообще всего три женщины остались, – сообщил он факт, известный в отделе почти всем.
– Виссарион Леонидович, у меня за полтора года тотального безделья не уволился ни один человек, а от Мазо с Шинкиным бегут по одному в месяц.
– Конечно… У тебя есть, чем привлечь людей, – сказал Николаев и надолго замолчал. Я уже догадался, что речь пойдет о переводе части людей к Мазо и Шинкину. Но того, что наметил начальник отдела, не мог представить даже в кошмарном сне, – В общем, Афанасич, я решил расформировать твой сектор, – наконец, решился он сообщить главное.
Что ж, это его право. Но, перевести людей не проблема. Чем загрузить, если работы в секторах, куда их переведут, давно нет.
– Что молчишь, Афанасич? – снова прорезался Николаев.
– Вы же все решили, – ответил ему.
– Да, я все решил… В общем, мне удалось пробить для тебя должность ведущего инженера. Но если ты и с ней не справишься, придется увольнять, – буквально сразил он столь нелепым обвинением, что от возмущения лишился дара речи.
Я взглянул на него таким испепеляющим взором, что на мгновение увидел в его глазах страх. Именно этот животный страх отрезвил меня и вернул из состояния, в котором много лет назад чуть, было, ни задушил такого же мерзавца.
– Все, ребята… Сектору конец… Я увольняюсь, – сходу выложил новости коллективу, который все понял уже по одному моему виду…
– Что будешь делать? – спросила жена, когда рассказал ей обо всем, что произошло.
– Искать работу, – ответил ей, все еще переживая внезапное потрясение, в течение дня радикально изменившее мою жизнь.
Так в канун пятидесятилетия я стал безработным. И что теперь? Несколько лет был, можно сказать, на пике работоспособности. Автор программных систем «Экспресс-анализ» и «Проект-сервис», ставших плановыми работами коллектива, созданного и подготовленного мной из случайных, не знавших основ программирования, работников испытательного отдела…
Каждая из этих работ основана на идеях, оформив которые в научные труды, можно защитить ни одну кандидатскую диссертацию. Но я готовил иную, обобщавшую и развивавшую идеи обоих проектов – «Прогнозирующие экспертные системы с элементами самообучения».
Предлагая в ней оригинальную методику, я расширял горизонты научных знаний. Ничего подобного еще никто не предлагал. Мой приоритет здесь был бесспорным.
Задел по всем темам, который способны оценить лишь специалисты, был огромным. Уже созданы и отлажены программные кирпичики, из которых, как из деталей конструктора можно было складывать программные модули, а из модулей самые разнообразные программные системы…
Все направлено на то, чтобы облегчить разработку ракетно-космических комплексов, да и вообще любых сложных технических объектов. Программные системы ведь создавались как универсальные…
И вот теперь ничего этого больше не будет в моей жизни. Все обратилось в прах, в абсолютный нуль. Я «обнулился» и как руководитель коллектива, и как научный работник, ведущий свое направление. Мне больше никогда не достичь этих вершин.
И не к кому обратиться, чтобы хотя бы восстановить статус-кво… Руководитель комплекса Панарин – друг Мазо. Как часто, на словах возмущаясь его действиями, он так ни разу и не пожурил своего приятеля… Давно уже нет в НПО «Энергия» Заместителя Генерального конструктора Елисеева, который высоко оценил мои знания и организаторские способности, когда я, ведущий инженер, возглавил комплексную бригаду предприятия из трехсот специалистов и за два месяца вытащил проваленную комплексом важнейшую работу.
Генеральный конструктор Семенов? Дважды я обращался к нему, когда еще была жива тема «Энергия-Буран», и однажды, когда ее уже закрыли. И все три обращения оказались без последствий. Мне не отказали, но так ничего и не сделали…
Главный конструктор Губанов? Его «съели» еще накануне закрытия темы…
Филин Главный? Его уже давно не видно и не слышно…
Да и как дальше буду работать с Николаевым, который много раз клятвенно обещал не забыть того, что для него сделал, и всякий раз нарушал обещания, когда вдруг возникали интересы Мазо – его неугомонного конкурента.
Нет. Я поступил так, как следовало поступить давно – хлопнул дверью, в прямом и в переносном смыслах.
И что теперь? Теперь я безработный, вот только совсем в ином обществе, чем то, в котором жил до сих пор.
Страна, желавшая перемен, вдруг получила их по полной программе. А на авансцену выдвинулся новый лидер, которому интуитивно не верил изначально, и смутно ощущая подвох, так и не смог определиться, стоит ли поддерживать эти перемены.
Но и «в социализм с человеческим лицом», который обещали коммунисты, устроившие перестройку, а затем путч, тоже верилось с трудом. А потому митинг у Белого дома стал моим последним общественным мероприятием, в котором участвовал добровольно. На несколько лет я выпал из активных политических баталий, решив понаблюдать за ними со стороны.
Те двадцать лет работы в ГКБ пролетели как один день. Беспартийный, я достиг немыслимой вершины – должности начальника сектора. Мне нравилась моя работа, и многоразовую космическую систему «Энергия-Буран» по праву считаю и своим детищем.
Все рухнуло с перестройкой Горбачева. Слова, слова… Красивые слова, за которыми последовал развал страны и десятилетия немыслимого падения и хаоса. В итоге, в пятидесятилетнем возрасте я оказался без средств к существованию и перспектив трудоустройства по специальности.
А как же юбилей?.. Да как положено – отметили в своем коллективе. Вот только в то непростое время он вдруг сузился до размеров моей семьи. Странным показалось лишь одно – меня так и не поздравил ни один из бывших сотрудников по РКК «Энергия». Почему? Не знаю. Бог им судья…
Занимаясь, чем придется, постепенно нащупал свое дело, которое увлекло, а главное оно было перспективным и давало надежду выкарабкаться из нищеты, в которую меня «опустила» демократия, навязанная нашему народу, как до того социализм – грубо, нагло, беспардонно, с жуткими потрясениями всех основ, включая мораль и нравственность…
Преодолев все мыслимые и немыслимые преграды, мне удалось построить небольшое камнеобрабатывающее предприятие, способное обеспечить своим владельцам доход не менее миллиона долларов в год. И это лишь на первом этапе. Я знал, как в течение трех-пяти лет сделать это предприятие лидером отрасли.
Но моему партнеру нужен был «свечной заводик», который был бы в его полной собственности. И в его «сахарной голове» созрел коварный план, как избавиться от партнеров, не выкупив, а присвоив их доли. Отказавшись подписать подготовленные адвокатами документы, я «заказал» себе смертный приговор. И он был бы приведен в исполнение, если бы ни случайно подслушанный дочерью диалог заговорщиков.
