Вообрази атом и его откроют. Левкипп с Демокритом, два гуманитария, вообразили, химики экспериментально подтвердили идею. Правда, не сразу. Спустя энное количество столетий.
Атомизм в индийских школах был любимым предметом. Атомизм, придумывание атома. Но придумали не индусы.
Человеческой плоти выделена тесная область обитания. Что можно вообразить, находясь в узкой щели между инфракрасным и ультрафиолетовым? Ограниченность компенсируют фантазией. Так что всё нормально; человек отдаётся всему на свете, и не в последнюю очередь – языку. Как сказал однажды Классик о Бродском: «Можно, конечно, отдаться языку и следовать за ним. И, разумеется, в результате могут быть записаны образы и мысли как бы превосходящие наше наличное самосознание. И результат этот, полученный вроде бы с нашим участием, может потребовать от нас же достаточно больших усилий и времени для его усвоения, понимания. Здесь Бродский прав. Но есть ведь и совсем другое мышление, которое как бы заранее знает, какой язык, какое выражение, формулировка ему нужны. Но знает отрицательно и поэтому как только язык отклоняется, его останавливают, возвращаются и начинают сначала. Есть простой и всем известный частный случай такого мышления: вспоминание стихотворной строчки, фамилии, слова – забытого, но не совсем: нам точно известно, что предлагаемые слова – «не те». И если в первом случае язык как бы сам изобретает, то во втором идут поиски такого языка, который был бы «то» т.е. в первом случае «поиск ЯЗЫКА» /язык ищет/, а во втором случае «ПОИСК языка» /ищется подходящий язык/: С позиции ПОИСКА языка – поиск ЯЗЫКА часто /пожалуй, что и всегда/ выглядит как нечто непрофессиональное, по крайней мере – предварительное. ПОИСК языка заканчивается /если заканчивается вообще/ его обретением, формулированием того, что до этого было внеязыковым, – предмет мысли и ее результат /формулировка/ совпадают. Поиск ЯЗЫКА предполагает наличие размытого, до конца не уясненного предмета мысли, а ее результатом оказывается множество приближающихся, но всегда неточных формулировок; реальный результат – это их общее, которое так и осталось несформулированным. Поэтому ПОИСК языка заканчивается лапидарной формулировкой, а поиски ЯЗЫКА, в сущности, вообще не оканчиваются, они могут быть продолжены как угодно долго; мысль путается, кружится, возвращается, но никогда не способна обнаружить свой идеальный образ.
«Думай о смысле, а слова придут сами». Это Кэррол, даром, что он – самый знаменитый игрок словами. Бродский придерживается прямо противоположной философии /: «Думай о словах, а смысл придет сам»? / и, видимо, полагает, что тот, кто думает о смысле – это, по меньшей мере, – не художник, а может и вообще никто, поскольку думать могут только слова.
И о Бродском можно сказать хорошее. И, может быть, самое хорошее, что можно сказать о писателе, тем более – о поэте: он конченный человек. Но и самое плохое: тоже можно сказать сейчас: конченный поэт. А ведь и человеком теперь не станешь.
Я могу легко себе представить, что Бродский со всем вышеизложенным согласится и грустно отметит, что опять его не поняли. А если сказанное в самом деле верно, то тем грустнее, что автор этих справедливых соображений ничего не понял…
Освещенная вещь обрастает чертами лица
Иосифа Бродского,
Который ее освещает…»
Эссе на смерть нобелевского лауреата по литературе. 1996-ой год. Вот ещё классическое: «Его отпели. Но ведь он Всегда отпетым был, – Когда глотал одеколон, Когда бычки курил, Когда был прав и виноват На всё узнав ответ, Когда вернулся он назад Насквозь пройдя сквозь свет.»
Но я всё больше склоняюсь к мысли, что надо писать бесцветными чернилами (unsichtbare Tinte), как Гёльдерлин.
Семена текста (и жития-бытия как текста) прозябают, прорастают, порождают и порождаются пониманиемнепониманием правдынеправды. В случае непонимания они даже лучше прорастают. В «Поминках по Финнегану» много ли мы понимаем? И где там неправда?
«Мистер Джойс очень набожен был, Он прислуживать в церкви любил. Он во всех бардаках Пел псалмы как монах И со шлюхами в рай восходил.»
На истории Джойса никак не отразилось шапочное знакомство с будущим вождём мирового пролетариата Ульяновым-Лениным, Джойс, конечно, понимал, кто перед ним, они встречались в Цюрихе в кафе «Одеон» в 1916 году. Бурлившая литературно-художественная жизнь Европы тоже не доставала авангардиста и даже Мировая война, событие, на взгляд Джойса, пустячное и неинтересное…
Нравится Нравится Супер Ха-ха Ух ты! Сочувствую Возмутительно Ольга Замшева, Леонид Юзефович. Александр Бабушкин: «ну да – ловцы душ умели и умеют найти кайф в любой мясорубке и выгребной яме (один Хайдеггер чего стоит – впрочем, как Белль)».
Диксон издал двухтомник «Свободная Россия» в 1870-ом – Володя Ульянов родился, до свержения самодержавия оставалось 47 лет. Марина Цветаева осенью 1908 года пишет Юркевичу.: «Можно жить без очень многого: без любви, без семьи, без „теплого уголка“. Жажду всего этого можно превозмочь. Но как примириться с мыслью, что революции не будет? Вот передо мной какие-то статуи… Как охотно вышвырнула бы я их за окно, с каким восторгом следила бы, как горит наш милый старый дом!» «Дортуар весной» – восьмое стихотворение в разделе «Детство» «Вечернего альбома» четырнадцатилетняя Марина посвящает подруге по гимназии фон Дервиз Анне Ланиной, о которой почти ничего не известно, «дружба эта была простая, веселая, озорная, протекала в быту, в ежедневных шалостях и проделках, хоть Марина… видимо очень тесно сошедшаяся с Аней Ланиной, имела к ней – за ее бойкий решительный нрав – прочное дружеское уважение. И позже уже взрослой, всегда с любовью она вспоминала Аню» (Из неизданных воспоминаний Анастасии Цветаевой.)
Москва, – 1910. Детство. VI. Дортуар весной. Ане Ланиной. «Расцветает в душе небылица. Кто там бродит? Неспящая поздно? Иль цветок, воскресающий грозно, Что сгубила весною теплица?»
Русь – теплица. Но и «поцелуй на морозе».
Когда секретарь, белогвардеец Леон, сказал Джойсу, что в России покончил жизнь самоубийством Есенин и подал автору «Улисса» листок со стихотворением «Собаке Качалова», ирландец не задумываясь, ответил: «Самоубийством было его возвращение в Россию».
«Отвержение родины есть аскетический подвиг, особенно связанный с юродством» (Федотов «Святые Древней Руси» гл. №13). Среди русских юродивых половина немцев, как ни странно. Джойса трудно назвать святым, но то что он своеобразный аскет, демонстративно отвергший свою родину, с этим, наверное, трудно не согласиться. Я записал бы знавшего русский язык Джойса в русские юродивые.
И что замечательно, читать его не обязательно. «Текст Джойса – не о чем-то, он сам есть это что-то», – говорит Беккет. – «Вы жалуетесь, что это написано не по-английски. Это вообще не написано. Это не предназначено для чтения… Это – для того, чтобы смотреть и слушать».
Но кто же слушает юродивых.
Нравится Нравится Супер Ха-ха Ух ты! Сочувствую Возмутительно Комментарий Поделиться Alexandr Firsov, Леонид Юзефович. Яков Шустов: «Корейшу послушать в очередь записывались.»
Lanin: «народ уже был испорчен, ему хоть кого, лишбы непушкина) Я имел в виду Прокопия Устюжского +1302, призывы которого к покаянию никто не слушал, отчего он горько плакал. «Только когда земля затряслась и страшная туча нашла на город, народ побежал…»
Яков Шустов: «ну прям как меня сейчас…»
Lanin: «не слушают?»
Яков Шустов: «игнорят олухи»
В представлении средневековых алхимиков, гомункулос, человечек, создаётся подобным же образом. Парацельс считал, что заключённая в особом сосуде человеческая сперма (σπέρμα – семя) при нагревании и некоторых других манипуляциях, как то: закапывании в конский навоз, «магнетизации», становится человечком. Со времён Парацельса утекло много воды. Искусственное, экстракорпоральное, в пробирке, in vitro fertilisation оплодотворение, когда извлечённую из организма женщины яйцеклетку оплодотворяют, полученный эмбрион держат в особом сосуде (инкубаторе), где он развивается в течение 2—5 дней, после чего переносят в полость матки для дальнейшего развития, это уже рутина. До души пока не добрались – в силу неопределённости термина, но поскольку в литературе факт передачи души одной сущности другой давно описан (см. «Фауст» Гёте), ничего сверхъестественного здесь не ожидается. Документалистика в этом отношении мало чем отличается от художественного текста, документалист тоже в меру сил создаёт образ в кинематографической, бумажной, электронной пробирке.
В «Розе мира» Даниил Андреев, следуя семейной традиции, пугает и трогает. Пугает объёмностью своего литературного гомункулуса (нам, следуя за Толстым, не страшно). Трогает (как трогают сказки) антихристом. «Не странно ли, что Роза Мира, долгое время господствуя над человечеством, всё-таки не сможет предотвратить пришествия князя тьмы?» (Книга XII. Возможности. Глава 4. Князь Тьмы.) Странно. «Размножающимся полуигвам потребуется пространство. Чтобы его освободить, властелин мира прежде всего обратит свой губительный взор на мир животных. Не знаю, какие мотивы выдвинет он в оправдание полного истребления животных видов, в том числе и таких, которые давно уже будут подняты усилиями Розы Мира до разумного и творческого бытия. Весьма возможно, что вообще никаких мотивов не потребуется, ибо никто не посмеет спрашивать у него отчёта. Во всяком случае, животный мир будет истреблён, а бывшие заповедники и звериные зоны начнут подготавливаться к приёму и прокормлению миллиардов полуигв. В тех же самых целях начнёт приводиться в исполнение и проект приспособления к возможностям органической жизни поверхности соседних планет.»
