скорее всего, дорогая.
Ленка попыталась обойти пьяницу, но та остановила ее окликом:
– Не узнала?
Прудникова остановилась, обернулась. Встретилась глазами с женщиной. А их с другими не спутаешь: один карий, другой голубой.
– Богема? – ахнула Ленка.
– Мы же договорились когда-то забыть о кличках.
– Да, точно. Элиза, прости, я не узнала тебя.
– Я так сильно изменилась?
– Да, – не стала обманывать ее Ленка.
– Ты тоже. Но, в отличие от меня, в лучшую сторону.
«Я очень долго над собой работала ради этого результата», – хотела сказать она, но оставила слова при себе. Они прозвучали бы как укор. Поэтому спросила:
– Ты живешь где-то неподалеку?
– Ага.
– Все в той же квартире? – подивилась Ленка. Элиза росла в хоромах на Тверской. Ее дед был известным советским композитором, отец – скрипачом, а мама-танцовщица – музой молодого художника Паскаля. С ним она ездила по международным выставкам и с ним же осталась в Париже, забыв о муже и дочери навсегда.
– В одной комнате. Остальные пришлось продать.
– Какую оставила себе?
– Кабинет деда. Все в нем напоминает мне о том времени, когда я была счастлива.
– Не хочешь перекусить? Я направляюсь в «Спар» за блинчиками.
– Если угостишь – поем. Я забыла кошелек дома. – И спрятала свои удивительные разноцветные глаза. Не хотела врать в лицо подруге юности, как и признаться в том, что денег у нее нет совсем.
– Конечно, пойдем.
Они направились к супермаркету. Элиза шла нетвердо, хоть от нее и не пахло алкоголем, только тухлыми духами. Заметив Ленкин взгляд, она пояснила:
– Ногу сломала в прошлом году. Кость неправильно срослась, теперь прихрамываю. А как твои кисти?
– Болят, – коротко ответила Ленка. Они тоже были сломаны когда-то. – Но я уже этого не замечаю. К боли привыкаешь.
– Ты всегда была сильнее меня. Поэтому осталась человеком. Я чуть в обморок не хлопнулась от радости, когда увидела тебя на рекламном плакате «Валькирии».
– Я там стою на голове. Причем на заднем плане. Как ты могла меня узнать?
Богема пожала плечами.
– Ты ко мне пришла в клуб, не так ли? – осенило Ленку.
– Да. Но меня не пустили. Пришлось ждать у входа.
– Что случилось, Богема? – Пятнадцать лет назад они договорились не только забыть о кличках друг друга, это ерунда. Главное – решили перестать не просто дружить, а даже общаться. Похоронить прошлое. Начать новую жизнь. Но если в ней им суждено будет пересечься, обращаться друг к другу по имени.
– Нечто ужасное. Но я пока не понимаю, что именно.
– Как туманно, – пробормотала Ленка.
– Одно скажу точно: прошлое вернулось! Восстало из могилы. Мы все снова в опасности.
Глава 2
Мара стояла у зеркала, смотрела на свою новую татуировку на плече и хмурилась.
– Не нравится? – забеспокоился мастер. Он робел перед Марой, как многие мужчины. Она наводила на них ужас своими повадками гопника и обезоруживала невероятной красотой.
– Прежняя просвечивает, – сердито ответила она. Мара забивала старую, тюремную. По глупости сделала несколько наколок, когда отбывала срок, сейчас от каких-то избавлялась, а некоторые видоизменяла.
– А, это не страшно, – выдохнул мастер облегченно. – Мы не весь контур залили. Когда доделаем, будет идеально.
– Я не тороплюсь, доделай сейчас.
– Рисунок сложный, могу все испортить. Потерпите две недели.
– Неделю.
– Не успеет зажить.
– На мне, как на собаке, – отмахнулась Мара. – Так запиши меня на следующий понедельник.
Спорить с ней мастер не стал. Заклеил ей татуировку, дал несколько наставлений и пожелал доброго дня. Когда Мара вышла из кабинета, облегченно выдохнул. Те два часа, что он бил тату, ему казалось, что клиентка крепко держит его за яйца и если что-то пойдет не так, выкрутит их, а то и оторвет.
Мара могла сделать это. Причем не метафорически – физически. Она оскопила того, кто ее изнасиловал. За что села в тюрьму на пять лет (насильник умер от кровопотери). Могла бы выйти раньше, но примерным поведением не отличалась, поэтому отмотала срок от звонка до звонка.
На воле Мара быстро себя нашла. Все благодаря красоте – пронзительной, завораживающей, противоречивой. Мара от природы была женственной, манкой, аппетитной, сводящей мужиков с ума своими формами и каштановыми кудрями, но на зоне она похудела, накачалась, остригла свои роскошные волосы и стала пределом мечтаний пассивных лесбиянок и бисексуалок. С первыми она старалась не связываться. Они сразу начинали ее рассматривать как потенциального партнера для жизни, а Маре не нужны были серьезные отношения. Но переспать с ищущей острых ощущений девушкой-би она была не прочь. Удовольствия ей это не доставляло, но было не противно. Не то что с мужиками. Мара знакомилась в тематических клубах с богатыми дамочками, проводила с ними ночь, брала за это деньги и неплохо себя обеспечивала. В итоге она нашла покровительницу, жену депутата Мосгордумы. Та любила супруга, уважала его, но поскольку он с ней не спал, а ей бабе-ягодке в самом соку секса хотелось, то она решила найти партнершу, которая бы доставляла ей удовольствие. Это, как она считала, не большой грех. Мужчины секс с женщиной изменой не считают. Тем более он без любви, а лишь по симпатии.
Мара ей понравилась. Сначала внешне, потом и как человек. Со сложным характером, искалеченной судьбой, темным прошлым, порочным настоящим. Мара и Кара (Карина) стали настоящими подругами. Секс присутствовал в их отношениях, но его становилось все меньше. Он сошел на нет, когда у Кары начались проблемы со здоровьем. Мара поддерживала ее. Ходила с подругой по врачам. Дежурила у постели прооперированной Кары, тогда как ее муж лишь иногда наведывался, а учащийся в Лондоне сын звонил по
