Каролина вошла в малый зал.
Можно было пройти кружным путем, через служебный коридор и через подсобку за кухню, туда, где располагалась ее гримерная, как громко именовалась каморка с зеркалом и шкафчиком. А можно было пройти через большой зал и прямо проследовать к себе.
Она так и сделала.
В большом зале, за столиком на двоих, рядом с крохотным подиумом сидела Арина в изящном французском дневном костюмчике и при полном макияже, а рядом причина этого не совсем уместного днем «намаза» – мужчина в замшевой куртке изумительного, светло-серого цвета. Он оглянулся, и Каролина с ужасом поняла, что пропала.
Высокий, седой, с моложавым лицом, светлоглазый, – да, Господи, при чем здесь отдельные черты? Это было как удар молнии. Мгновенно она все про себя поняла и, заглянув на века вперед, узнала, что жизнь ее безнадежна, что она нелепая, привязанная к земле курица, и вообще старая дура, коль позволяет себе такую роскошь, как влюбляться с первого взгляда...
–?Познакомьтесь, это моя скрипачка, Каролина Сенчковская, – донесся до нее, как через вату, голос Ариши.
–?Алекс, – представился мужчина. Голос у него оказался сочным, звучным, что-то вроде баритонального баса, как раз такой, как надо, чтобы внушать доверие глупым курицам, вроде нее, и демонстрировать мужественность обладателя. – Вы носите скрипку, как омоновец свой «калашников», – улыбнулся он.
Почему сотни людей видели это и никому в голову не пришло такое простое сравнение? А ведь ей всегда казалось, что оно лежит на поверхности.
–?У каждого свое оружие, – ответила она.
–?У вас есть польские корни?
–?Почему вы так решили?
–?По звучанию вашего имени.
–?Я не люблю свое имя. Друзья называют меня просто Лина, – сказала она и пунцово покраснела. Получилось как приглашение в друзья.
Он так и понял.
–?Я был бы рад услышать вашу игру, Лина.
–?Так за чем дело стало? Пять дней в неделю, кроме понедельника и вторника. – Боже, она ли это? Когда она так смело и отвязно разговаривала с мужчиной, если в этот момент не играла на скрипке? Каролина наткнулась взглядом на ставшие вдруг злыми, сузившиеся глаза лучшей подруги и поспешила распрощаться.
«Ничего, – подумала она, – отсижусь в своей конуре, оклемаюсь от шока, почитаю что-нибудь, кстати, там у меня Улицкая недочитанная валяется... А вечером со скрипкой наперевес в зал... И никаких Алексов».
Глава 2
К счастью, Алекс в этот вечер в ресторане не появился. Ни он, ни Арина. Каролина играла вяло, никак не могла поймать то вдохновение, когда чувствуешь, что весь зал в твоих руках и повинуется малейшему движению твоей души, переданному смычком. И как сигнал, что играет она плохо, нарастал шум голосов...
К двенадцати, к закрытию, появилась дочь Дина. Она считала себя обязанной провожать мать домой после того, как какие-то пятнадцатилетние отморозки напали на Каролину и чуть было не отняли скрипку – к счастью, мимо проезжал милицейский патруль...
В ресторане Динку все обожали – от шеф-повара и до старенькой уборщицы. Впрочем, ничего удивительного – Динка выросла здесь и даже, бывало, уроки делала за разделочным столом, консультируясь со всеми на кухне.
Она чмокнула мать в щеку, шепнула: «Ты бы им еще Чайковского забацала, смотри, спят все», – и села за столик для персонала. Завсегдатаи к ней привыкли, несколько лет назад наиболее активные начали подбивать клинья к смазливой девчонке, но дитё продолжало расти и когда вымахало за метр восемьдесят и получило какой-то пояс по карате, «активисты» отвалились – что-то было в Динкином поведении такое, что не располагало к заигрываниям. Дикая собака Динка... Вообще, стремительно выросшее дитё оставалось для матери сплошной загадкой. Когда она успевала учиться, где, в какие секции ходила, как умудрялась не только грызть молодыми зубами гранит науки, но и приглядывать за двумя братьями – старшим Михаилом, младшим Андреем, – мать не представляла. Когда старшего призвали в армию, Дина все свои необузданные заботы и немереные силы обрушила на младшего, Андрея...
Каролина продолжала играть что-то сентиментальное, поглядывая на дочь, и размышляла: как же так получилось, что, несмотря на вереницу приходящих нянек, глупых, вороватых, иногда пьющих втихую, но обязательно недорогих, по ее бюджету, – таких только и могла она себе позволить, – вопреки всем продленкам и спортивным секциям, где гнали результат и не думали о воспитании, все трое ее детей выросли такими замечательными?
Она удивилась своим мыслям, но потом поняла, что смотрит на детей глазами мужчины, точнее, Алекса. Стало тоскливо, скрипка в ее руках заплакала, жалуясь, она поймала на себе удивленный взгляд дочери и без паузы нырнула в зажигательный ритм чардаша.
...Младший, Андрей, уже спал. У него в школе шли экзамены, и, как дисциплинированный человек, он ходил на все консультации, хотя в них не нуждался. Его одежда была аккуратно сложена на тумбочке у двухъярусной кровати, школьный рюкзак стоял у двери – протяни руку перед выходом и возьми, на кухне все прибрано, чай заварен и накрыт допотопной ватной бабой, унаследованной от дедов, замоскворецких водохлебов. Андрей, шестнадцатилетний крепыш, уступающий ростом и старшему и даже Динке, мечтал пойти служить в десантники и потому с десяти лет занимался в секции боевых искусств, хорошо бегал на лыжах, стрелял, увлекся армрестлингом и теперь страшно переживал, что с этого года срочного призыва в десантные войска не будет и части перейдут на контрактную систему комплектования.
–?Так что сегодня у тебя произошло? – спросила дочь, разливая чай по толстостенным кружкам. – Не отмалчивайся, мать. Я тебя насквозь вижу.
–?Ничего не случилось, дитё. Не настырничай. Лучше расскажи, как день прошел.
–?Замечательно.
У Дины все дни проходили только замечательно. Она перешла на второй курс Плехановского, куда поступила сама, без репетиторов и блата, чем страшно гордилась, училась легко, так же легко «свалила» сессию, сейчас подрабатывала секретаршей в небольшом, но твердо стоящем на ногах банке, летом, подкопив денег, собиралась смотаться во Францию, в Мон Сен-Мишель – была у нее такая мечта, посмотреть на увенчанный замком остров, где располагались самые дорогие в Европе отели.
–?Шеф строил глазки.
–?А ты?
–?А я подошла к нему – он мне как раз по ключицу, погладила по головке и сказала, что я слишком его уважаю, чтобы омрачить нашу дружбу примитивной койкой.
Каролину уже года два не особенно сильно коробил современный язык дочери.
–?А он?
–?А что он? Сказал, что мог бы взять меня в Мон Сен-Мишель.
–?Откуда он знает о твоей мечте?
