села перед чистым листом бумаги. Простой карандаш иступился, Алиса едва вывела слово и разгневанно всё бросила: ей не нравился штрих, слишком толстый, неидеальный, портящий смысл искусства. А вот тонкая, чёрная полоска приводила в восторг, который не заменит ни одна ручка.
Почувствовав, как в горле резко пересохло, Алиса взяла кружку с полки и вышла на кухню. Холодный поток воды немного отрезвил шальные мысли, и она наконец-то вернулась к тому, что изначально хотела — легла спать. Руки, чесавшиеся в зуде творчества пять минут назад, покрылись мурашками.
Алиса тихонько прикрыла дверь, стараясь не разбудить Катю, и положила телефон на стол рядом с карандашом. Уставшие глаза зацепились за стружку от точилки. Алиса хотела было уже махнуть рукой, но сквозь пелену вспомнила, что минуту назад там было чисто. Она подошла ближе и взяла в руки карандаш — идеально отточенный острый грифель проткнул ее палец, и выступила небольшая красная капля. Алиса внимательно посмотрела на нее, будто увидела кровь впервые. И стряхнула ее на лист бумаги. Небольшая точка размазалась по белому пространству. Аккуратно отодвинув стул, она все же села и придвинулась немного ближе к столу — первое слово-линия легло на бумагу. Сзади опалило будто дыханием. Алиса повела плечом и обернулась — пусто.
Черные глаза смотрели на нее с потолка. Алиса протягивала руки и пыталась дотронуться, но с каждым разом будто падала все ниже и ниже. А потом боль прошила руки — Алиса закричала, прижимая к себе истекающие кровью запястья. Судорожно собирая под ногами пустые листы, она прижимала их к аккуратным длинными порезам, но они краснели, рвались и пропитывались, не останавливая безумный поток. Быстрая мысль, порезавшая нитью сознание, что она так умрет, перебилась мыслью о том, что она не успела написать… Слепо шаря по полу, Алиса наткнулась на перьевую ручку — острый кончик уколол палец, и она с радостью поднесла к бумаге… Но ручка не писала. Алиса потрясла ее, провела по бумаге еще раз, но это не помогло. На едва видный лунный свет было видно — ручка пуста. Но ей было все равно чем писать — Алиса присела на колени и резким движением воткнула себе в вену. Пульсация, прошедшая по всему телу, прошила ее даже приятной теплой болью. Первым словом, выведенными красными чернилами, стало “искусство”. Черные глаза, смотревшие на нее отовсюду, одобрительно моргнули. На плечо опустилась рука с длинными белыми когтями, сжав до хруста в костях. Выступившие от боли слезы брызнули из глаз, а сердце зашлось в бешеном ритме…
— Алиса! — за плечи больно тормошили. — Алиса, проснись!
Она резко вдохнула до режущих иголочек в легких. Рядом стояла испуганная растрепанная Катя. Алиса схватилась за горло, будто испуганное сердце билось в ее руках, а не в грудной клетке. И в страхе опустила глаза на запястья, но они были чисты.
— Ты кричала, — подруга нахмурилась. — Пила сегодня таблетки?
Алиса не помнила. Она мало что помнила кроме безумных чёрных глаз. Ей протянули кружку, и холодная вода пролилась на пижаму. Катя аккуратно поднесла жидкость к губам ещё раз, и Алисе наконец-то удалось промочить рот. Потом в неё впихнули горькое успокоительное, которое противно осело в уставшем и разодранном горле. В блокноте, где она писала, было зачеркнуто всё до единого слова: вместо аккуратных строчек на листе было графитовое месиво. Уставшие глаза слипались.
Ключ уже привычно лежал в руке, и Алиса, идя по дневному, но уже уставшему и дремлющему институту, боролась с безумным страхом внутри себя. Она не могла найти о девушке ничего, но эти чёрные глаза, смотревшие сквозь все стены и со всех потолков, убивали изнутри.
И именно в триста тринадцатой она найдет ответы. Нужно было просто…
— Прийти одной, — шипящий шепот вырвался изо рта той, которая стояла перед ней. Русые всклокоченные волосы торчали во все стороны, а белые когти лениво крутили локон.
— У тебя…
Алиса отошла к двери и прижалась спиной, надеясь на какую-то опору. Она пришла в руки к самой смерти. И если это нечто не убьет ее — она умрет сама.
— Рот не двигается? — жуткая улыбка исказила приятное лицо. — Я голодна, поэтому все меньше похожа на человека. И ты мне нужна…
Дрожащей рукой Алиса кинула в нее единственной вещью, что была под рукой. Дверь под её судорожными движениями не поддавалась. Ключ попал в глаз существу. Но оно лишь вытащило металл и вытерло пальцем потекшую кровь.
— Ты нужна мне, — вывалившийся гниющий язык ужаснул Алису, а существо подошло ближе.
Черные глаза застыли напротив. Алиса закричала. Сорвавшийся из горла бешеный крик порвал ее изнутри, а оно стояло и ждало.
— Ты должна писать. Писать так, чтобы нравилось мне.
Белые когти провели по запястью, и Алиса увидела, как по руке течет теплая красная кровь. Зуд в пальцах усилился. На пол закапала ее кровь.
— Писать в том блокноте. И я буду читать, — существо подцепило ее за подбородок, и послышался перезвон цепочек. Холодный металл опутал ее руки. — Всегда за твоей спиной. И если не понравится…
Алиса судорожно закивала. Если есть способ убежать — она сделает все, чтобы ее отпустили.
— Не пытайся, — белые губы все еще не двигались, но шепот проникал во все ее тело. Такое чувство, что он выворачивал ей кости. — Попытаешься сбежать — я вскрою тебя и буду читать по венам. Ведь у сумасшедших и гениев это все — в крови.
***
— Как тебе задумка? Под хоррор сойдет?
Катя отдала мне исписанный блокнот в мягкой обложке и задумалась.
— В целом неплохо. Немного прописать — и все прекрасно.
Я кивнула, почесав левую ладонь.
— Поставишь чайник?
— Да, — Катя привстала с кровати. — Слушай, ты так много пишешь… Без перерыва. Все хорошо?
— Хочу успеть к конкурсу, — я махнула рукой и придвинула стул немного поближе. — Только ещё нужно поточить карандаш…
Правую руку прострелило болью, едва слышно я зашипела и почесала красное запястье. Ни минуты отдыха, не могу остановиться писать, пока это не понравится самому главному рецензенту. Сзади послышалось затхлое дыхание, краем глаза в зеркале я увидела чёрную кожанку и понятливо взялась за ручку.
В комнату никто не заходил. Катя съехала ещё полгода назад.
Но Она — нет.
И чайник мне придется ставить самой, рискуя отойти от блокнота на пять минут. Если ей понравится то, что я напишу, у меня будет время. Но если ее глаза пробегут по строкам слишком быстро, не найдя, за что уцепиться — разорвёт всё в клочья и будет читать их по моим
