— Идемте, дети, — сказала мама. — Давайте заберем ваш багаж.
Мама, папа и Кларк вылезли из машины и направились к багажнику. Я осталась стоять возле дверцы с Чарли.
Влажный ночной воздух холодил мою кожу.
Я смотрела вверх.
Вверх, на огромный темный дом. Практически скрытый за деревьями. Посреди глухомани.
А потом я услышала вой. Тоскливый вой. Откуда-то из глубины болот.
Меня охватила дрожь.
Чарли прижался к моей ноге. Я нагнулась его погладить.
— Чтобы это могло быть? — прошептала я псу в темноте. — Что за существо может так выть?
— Гретхен, Гретхен. — Мама помахала мне рукой из дверей. Все остальные уже вошли в дом.
— Бог ты мой, — сказала бабушка, как только я вошла в полутемный дверной проем. — Да неужто это наша малютка Гретхен! — Она обхватила меня своими немощными руками и прижала к груди.
Пахла она в точности, как я помнила — затхлостью. Я взглянула на Кларка. Тот закатил глаза.
Я отступила назад и выдавила улыбку.
— Ну-ка двинься, Роуз! — прокричал дедушка. — Дай-кась и мне на нее взглянуть!
— Он немного туговат на ухо, — шепнул мне папа.
Дедушка сжал мою ладонь своими морщинистыми пальцами. Они с бабушкой казались ужасно легонькими. Ужасно хрупкими.
— Как мы рады вас здесь видеть! — воскликнула бабушка. Ее голубые глаза сияли. — Нечасто нас навещают гости!
— А мы уж думали, вы вовсе не приедете! — кричал дедушка. — Мы вас несколько часов назад ожидали!
— Да менял покрышку, — объяснил папа.
— У тебя одышка? — Дедушка обнял папу рукой за плечи. — Ничего, сынок, проходи, отдыхай!
Кларк захихикал. Мама пихнула его локтем в бок. Бабушка и дедушка провели нас в гостиную.
Комната оказалась огромной. Весь наш дом, пожалуй, мог бы в ней уместиться.
Стены были выкрашены в зеленый цвет. Тускло-зеленый. Я посмотрела на потолок. На железный канделябр о двенадцати свечах.
Большую часть стены занимал огромный камин.
Остальные стены были покрыты черно-белыми фотографиями. Пожелтевшими от времени.
Фотографии были повсюду. Люди, которых я не узнавала. Наверное, покойные родственники, подумала я.
Я заглянула через дверной проем в соседнюю комнату. Это была столовая. Она была такая же большая, как и гостиная. Такая же темная. Такая же мрачная.
Мы с Кларком присели на облезлый зеленый диван. Я почувствовала, как старые пружины просели под моим весом. Чарли закряхтел и растянулся на полу у наших ног.
Окинула взглядом комнату. Фотографии. Потертый ковер. Ветхие столы и стулья. Мерцающий свет заставлял наши тени танцевать на стенах.
— Жуткое местечко, — прошептал Кларк. — И душок такой — хуже, чем от бабки с дедом.
Я подавила смешок. Впрочем, Кларк был прав. Пахло неважно. Сыростью и кислятиной.
«Почему эти двое стариков хотят влачить такое существование? — недоумевала я. — В этом темном, затхлом доме. В глубине болот».
— Кто-нибудь хочет чего-нибудь выпить? — прервала мои мысли бабушка. — Как насчет чашечки доброго чаю?
Мы с Кларком отрицательно покачали головами.
Мама с папой тоже отказались. Они уселись напротив нас. Из спинок их кресел лезла набивка.
— Ну, наконец-то вы здесь! — орал дедушка. — Это просто замечательно! Ну-с, теперь выкладывайте — чегой-то вы так припозднились?
— Дедушка! — прикрикнула на него бабушка. — Никаких больше расспросов! — Затем она повернулась к нам. — Проголодались небось, с дороги. Идемте на кухню. Я пирогов с курицей напекла, для вас специально.
Мы последовали за бабушкой и дедушкой на кухню. Она ничем не отличалась от остальных комнат. Темная и грязная.
Зато там, в отличие от других комнат, не так пахло затхлостью. В воздухе плыл острый аромат куриного пирога.
Бабушка извлекла из духовки восемь маленьких пирогов. По одному на каждого — и еще парочку на случай, если мы окажемся очень уж голодны, догадалась я.
Она положила один на мою тарелку, и я тут же набросилась на него. Я и впрямь проголодалась.
Как только я поднесла вилку ко рту, Чарли вскочил и начал принюхиваться.
Он обнюхал наши стулья.
Кухонную стойку.
Пол.
Он запрыгнул на стол и принюхался.
— Чарли, прекрати! — скомандовал папа. — Кыш!
Чарли соскочил со стола. Затем он остановился перед нами и вздернул верхнюю губу.
Он зарычал.
Низкое, угрожающее рычание переросло в громкий лай.
Злобный лай.
— Ради Бога, что с ним такое? — нахмурилась бабушка.
— Не знаю, — ответил папа. — Он никогда раньше так себя не вел.
— В чем дело, Чарли? — спросила я. Отодвинула стул и поспешила к нему.
Чарли принюхался.
Залаял.
Снова принюхался.
Меня охватил вдруг холодный страх.
— В чем дело, мальчик? Что ты почуял?
5
Я схватила Чарли за ошейник. Погладила его. Попыталась успокоить. Но он вырвался у меня из рук.
И еще громче загавкал.
Я снова ухватила его за ошейник и потянула к себе. Его когти царапали пол.
Чем настойчивее я тянула его за ошейник, тем сильнее Чарли сопротивлялся. Он яростно замотал головой из стороны в сторону. И опять зарычал.
— Спокойно, мальчик, — тихо приговаривала я. — Споко-о-ойно…
Ничего не помогало.
Наконец, Кларк помог мне оттащить Чарли в гостиную, где тот, мало-помалу, начал успокаиваться.
— Как ты думаешь, что с ним такое? — спросил Кларк, когда мы вместе поглаживали пса по голове.
— Понятия не имею. — Я пристально посмотрела на Чарли. Теперь он наворачивал круги по гостиной. Потом садился. Потом снова круги наворачивал. И так без конца.
— Ничего не понимаю. Он никогда так себя не вел. Никогда.
Мы с Кларком решили посидеть с Чарли, пока мама с папой не поедят. Есть нам больше не хотелось.
— Как там ваша собака? — Дедушка вошел в гостиную и присел рядом с нами. Морщинистыми пальцами он пригладил редеющие седые волосы.
— Спокойнее, — ответил Кларк, поправляя очки.
— Спеть для нее? — взревел дедушка. — Еще чего! По-твоему, это поможет?!
* * *
После ужина мама, папа, бабушка и дедушка говорили и говорили — обо всем, что произошло со времени последнего их визита. То есть, за восемь лет.
Мы же с Кларком маялись скукой. Отчаянно маялись.
— Можно мы, э-э, посмотрим телик? — спросил наконец Кларк.
— Ой, прости, дорогой, — виновато сказала бабушка. — Телевизора-то у нас нету.
Кларк свирепо воззрился на меня — будто это была моя вина.
— Почему бы тебе не позвонить Арнольду? — предложила я. Арнольд — первейший зануда во всей округе. И лучший друг Кларка. — Напомни, чтобы он взял для тебя новый комикс.
— Ладно, — буркнул Кларк. — Э-э, где здесь телефон?
— В городе, — слабо улыбнулась бабушка. — Мы мало кого знаем… из ныне живущих. Нет резону за телефон платить. Мистер Доннер… он из универмага… принимает для нас сообщения.
— Впрочем, я не видел Доннера уж неделю, — добавил дедушка. — Колымага наша сломалась. Скоро починим. Со дня на день.
Телевизора нет.
Телефона нет.
Машины нет.
И посреди болот.
Тут уж настал мой черед воззриться свирепо — на маму и папу.
Я состроила самую негодующую мину. Я была уверена, что уж теперь-то они возьмут нас с собою в Атланту. Абсолютно уверена.
Папа посмотрел на маму. Открыл рот, чтобы что-то сказать. Потом повернулся ко мне. И виновато пожал плечами.
— Кажись, пора на боковую! — взглянул на часы дедушка. — Вам обоим завтра вставать спозаранку, — сказал он маме и папе.
— Завтра вы так славно проведете день! — заверила бабушка нас с Кларком.
— Да, верно, — согласился дедушка. — Для исследований этот большой старый дом — самое то, что надо. У вас будет настоящее приключение!
— А я спеку свой знаменитый пирог с ревенем! — воскликнула бабушка. — Вы, деточки, мне поможете. Вам понравится. Он такой сладкий — язык проглотишь!
Я услышала, как Кларк шумно сглотнул.
Я застонала — причем громко.
Мама с папой не обратили на нас внимания. Они пожелали всем спокойной ночи. И откланялись. Завтра им предстояло уехать ни свет ни заря. Возможно, даже раньше, чем мы встанем.
Мы последовали за бабушкой вверх по темной, скрипучей старой лестнице, а потом вниз по длинному, извилистому коридору к нашей комнате на втором этаже.
Комната Кларка находилась рядом с моей. Мне не представилось возможности посмотреть, как она выглядит. Как только Кларк вошел, бабушка тут же препроводила меня в мою комнату.
Мою комнату. Мою унылую комнату.
Я поставила чемодан возле кровати и огляделась. Комната была размером со спортзал! И при этом — ни одного окна.
Единственный свет давала тусклая желтая лампочка в небольшом ночнике возле кровати.
Пол устилал ручной работы ковер. Истершийся, в пятнах, узор его выцвел от времени.
