Взбешенный, я покинул кабинет и вернулся в лабораторию. Я подошел к рабочему столу Галины и громко, чтобы все слышали, спросил:
- Чем вы сейчас занимаетесь?
Она встала и протянула мне листы бумаги.
- Вот, новый алгоритм эмоциональной динамики человека. Разработка профессора Касьянова...
Я вырвал из ее рук бумагу и пробежал глазами аккуратные строчки.
- Бросьте заниматься чепухой! Не для того мы здесь работаем, чтобы проверять сомнительные идеи...
- Я ему сказала то же самое... - сказала Галина.
- Вы?
- Да. Когда он объяснил мне содержание работы, я сказала, что он несет чепуху.
- Вы сказали Касьянову, что он несет чепуху? - воскликнул я.
Она удивилась.
- А что же здесь такого? У меня с вами одна и та же точка зрения...
"Так вот почему взбеленился старик!"
Несколько минут я стоял в нерешительности. Мне показалось, что за моей спиной хихикнули. Я обернулся и увидел, что дипломники серьезно и сосредоточенно возились у своих схем и приборов.
- Ладно, Галя, - сказал я, немного успокоившись. - Продолжайте работу. Неладно все получилось. А вообще... Я бы вам не советовал разговаривать с профессором Касьяновым в таком духе...
Она едва заметно улыбнулась.
- Вот еще один элемент, который он не предусмотрел в своем алгоритме...
- Какой?
- Способность человека к компромиссам со своей совестью.
Я так и сел. На этот раз дипломники действительно прыснули от смеха. Мне ничего не оставалось делать, как поспешно покинуть лабораторию. До конца рабочего дня я просидел в библиотеке.
Мне было стыдно за себя. Как она меня поддела! Компромисс со своей совестью? Больше того, со своими убеждениями! Чушь какая-то. Нужно во что бы то ни стало объясниться с Галиной. Она может подумать, что я совершенно беспринципный человек...
Я вышел в институтский двор и вдруг увидел Галину. В обществе обоих дипломников она шла к новому флигелю, справа от главного здания. Сердце у меня сжалось. Она шла медленно, опустив голову, а дипломники что-то убежденно говорили ей, размахивая руками.
- Галя! - крикнул я.
Все трое оглянулись. Вдруг один из парней схватил Галину за руку и почти бегом повлек ее прочь. Они скрылись в подъезде нового флигеля, и второй лаборант плотно закрыл за собой дверь. Несколько минут я стоял, как вкопанный. Первым моим движением было бежать за ними. Но я сдержался. В конечном счете Галина молода и свободна, и ей самой решать, с кем встречаться.
Целый вечер я просидел на скамейке в парке, на берегу реки, наслаждаясь гнетущей болезненной тоской. "Так тебе и надо, так тебе и надо, старый дурак", - время от времени шептал я себе.
4
После этого случая я несколько дней подряд был подчеркнуто сух со всеми сотрудниками лаборатории, особенно с Галиной. Иногда я делал ей резкие замечания, и, когда она укоризненно и удивленно смотрела на меня, я отводил взгляд в сторону. Но больше всего от меня доставалось дипломникам. По нескольку раз я заставлял их переделывать матрицы памяти, перепаивать схемы, по-новому решать монтажи. Угрюмо и беспрекословно они выполняли все мои распоряжения. С профессором Касьяновым я держался официально и сдержанно. Старик, наверное, понял, что я обижен, и однажды, задержав мою руку в своей, промолвил:
- Да полноте же, Виктор! Я уже все забыл, а вы дуетесь. Забегайте ко мне после работы, я приготовил против вас такой аргументик, что вы просто ахнете! Кстати, как ребята справляются с новыми типом вероятностной памяти? Как идет у них работа?
- Медленно, - угрюмо ответил я. - Мало того, что мы получили не очень качественные радиокомпоненты. Из сотни туннельных диодов добрую половину нужно отсеивать...
- Я вас очень прошу проследить за тем, чтобы этот блок ребята сделали как следует. От него зависит очень многое. Так зайдете после работы?
Но к Касьянову после работы я не пошел, и вот почему. Когда сотрудники разошлись и в лаборатории воцарилась полная тишина, я вдруг почувствовал, что я не один. Мне даже стало немного жутко. Я огляделся и в самом дальнем углу, за шкафом с химической посудой, за маленьким столиком увидел Галину. Я поспешно подошел к ней.
Она сидела, уронив голову на руки, и тихонько плакала.
- Галя, что с вами? - спросил я, трогая ее за плечо. Она вскочила и отшатнулась.
- Не подходите ко мне, не трогайте меня, - прошептала она.
- Хорошо, хорошо. Но объясните, почему вы плачете? Кто вас обидел?
- Вы.
- Я?
- Да, вы. Я была на вашей стороне. Я защищала ваши убеждения, как могла... А вы на меня накричали... И теперь ваше отношение ко мне стало таким странным... Мне тяжело... Очень тяжело...
Удивительна душа человека! Она призналась, что ей тяжело, и мне сразу стало очень легко. Как тут не вспомнить Лермонтова: "Мне грустно оттого, что весело тебе..."
Я ласково засмеялся.
- Не принимайте все так близко к сердцу.
Она вдруг заговорила взволнованно и убежденно:
- Я молода и глупа. Я не знаю и тысячной доли того, что знаете вы или профессор Касьянов. Очень часто то, что я говорю, идет не от разума, а от сердца... Когда человек мало знает и еще не научился самостоятельно мыслить, он все принимает на веру. Я вам всегда так верила, так верила...
Она снова закрыла глаза руками и заплакала.
- Да полно, Галя! Не надо так... Конечно, вы молоды, но зато у вас все впереди. И знание, и самостоятельная работа, и большое чувство.
Понемногу она успокоилась. Я предложил пойти погулять, и она согласно кивнула и даже улыбнулась.
Мы пришли на ту самую скамейку над рекой. К Галине вернулось ее прежнее спокойствие, а ее глаза, как мне показалось, стали более ласковыми и добрыми. Мы поговорили о каких-то пустяках, потом замолчали. Когда зашло солнце и спустились короткие осенние сумерки, я подвинулся к ней и тихонько положил ладонь на ее руку. Рука у нее была очень маленькая и холодная. Я снял пиджак и набросил его на плечи девушки. Она не пошевельнулась.
- И это Касьянов хочет переложить на язык формул, - прошептал я.
- Не надо больше об этом, - ответила она тоже шепотом.
- Милая...
Она вдруг вся напряглась и отвела мою руку в сторону.
- Не нужно... Мы еще так мало знакомы...
- Вы знаете, почему я на вас рассердился? - спросил я.
- Знаю. Потому что вы увидели меня в обществе этих ребят, ваших дипломников. Вы ревнивы.
- Да. Вы правы. Это было глупо и гадко.
- В тот вечер они просто решили показать мне новую лабораторию. Как много в институте интересного... Особенно отдел художественного оформления.
Такой отдел действительно был создан в институте, я немало дивился этому обстоятельству, но так и не успел познакомиться с его задачами. Говоря откровенно, само его название ассоциировалось у меня с чем-то комическим и легкомысленным, и я вспоминал о нем, как о каком-то курьезе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
