Кэтрин Хардвик была красавицей и, без сомнения, могла найти себе мужа в первый же выход в свет. При условии, что он когда-нибудь состоится.
– Мы уже говорили об этом, тетя Фелисити. Общество для меня – это паутина глупых правил и сплетен. Мне хорошо и здесь, в Уинчкоме.
– Дитя мое, не утомляй меня, – со вздохом ответила Фелисити Форбс-Хаммонд. Эта почтенная дама, как и подобает заботливой тетушке, намеревалась взять юную племянницу под свое крыло.
– Я была в Лондоне с папой всего лишь два года назад. – Кэтрин тоже вздохнула. – Лондон оказался ужасно шумным, все небо заволокло дымом, а дороги... так и хотелось вымыть их от грязи. Повсюду было слишком много людей. А здесь светит солнце, здесь красивые дороги вьются мимо живых изгородей... И я здесь без помех катаюсь на лошади, когда захочу. А в столице девушка может только смиренно опускать глаза и вести себя так, как будто у нее мозги новорожденного ребенка.
– Ты просто упрямишься, дорогая. Поверь, пришло время ехать в Лондон, – настаивала Фелисити. – В прошлый раз отец уступил твоим просьбам. Должна заметить, что ты победила только с помощью упрямства. Но подобное больше не повторится. Я заручилась словом Уоррена, так что в следующий раз он не станет обращать внимание на твои отговорки. Перестань хмуриться. Мы же не поедем в Лондон прямо сейчас. Придет время, и ты под моим наблюдением войдешь в столичное общество.
Тетушка с племянницей сидели за завтраком, а отец Кэтрин уже ушел в конюшни, чтобы проведать лошадей, которых он обожал почти так же, как свою единственную дочь.
– У меня нет желания выходить замуж, – заявила Кэтрин.
Когда непреклонная Фелисити Форбс-Хаммонд хотела чего-либо добиться, с ней следовало считаться. Сейчас она намеревалась выдать замуж свою любимую племянницу. Этой статной седой женщине с пронзительными голубыми глазами было около семидесяти, но она по-прежнему кипела энергией и менять свои взгляды не собиралась – пусть даже это некоторым не нравилось.
Сегодня Фелисити надела к завтраку темно-синее платье, а кружевной шарфик заколола брошью из черного оникса. Кэтрин через весь стол ощущала изысканный аромат ее духов. В молодости Фелисити считалась красавицей, но, увы, детей не имела, хотя и вышла замуж.
И вот теперь, увидев почти всех племянниц у алтаря, Фелисити наконец-то взялась за Кэтрин – только она еще не обзавелась супругом.
– Выйти замуж – значит обрести положение в обществе, – сказала тетушка, пристально глядя на племянницу. – А ты становишься ужасно несдержанной, когда об этом заходит речь. Никто тебя не принуждает. Просто отец хочет, чтобы ты была счастлива в браке.
– Счастье в браке? – Кэтрин усмехнулась. – Вероника Парнелл обвенчалась два года назад – и несчастна. Ее муж оказался тираном, хотя говорили, что они замечательная пара. А как насчет Сары Уорбек? Через шесть месяцев после медового месяца она застала супруга с одной из горничных. Так что, пожалуйста, тетя, не говорите мне о счастье. Его не может быть в заранее спланированных союзах.
– Никто не собирается ничего планировать, дорогая. Я просто говорю, что ты не можешь вечно жить отшельницей. – Фелисити подняла руку, не давая Кэтрин возразить. – Уоррен слишком уж потакал тебе в последние годы. Но и он понимает, что близится время, когда ты найдешь мужчину по душе и выйдешь замуж, хоть это пока и вызывает у тебя отвращение.
– Мужчинам нельзя доверять, – заявила Кэтрин.
Но Фелисити Форбс-Хаммонд было не так-то просто сбить с толку. Все так же пристально глядя на девушку, она проговорила:
– Скоро ты поймешь, что тебе не так хорошо живется, как кажется. Ты уже не девочка, а с возрастом приходят некоторые проблемы, которые лучше всего решаются в браке.
Столь откровенные слова нисколько не смутили Кэтрин, ведь она выросла в поместье, где разводили лошадей. Пожав плечами, она ответила:
– С возрастом человек также начинает понимать и другое: он понимает, чего, собственно, хочет, и никому не позволяет вмешиваться в его жизнь. Я не собираюсь подчиняться мужчине только потому, что тот однажды сделал мне комплимент.
Стройная, изящная и кареглазая, Кэтрин действительно заслуживала самых восторженных комплиментов. К тому же у нее были золотисто-каштановые волосы, которым позавидовала бы любая из лондонских красавиц. Особенно впечатляюще Кэтрин выглядела в своем темно-зеленом костюме для прогулок верхом – она с детства была прекрасной наездницей, причем предпочитала ездить в мужском седле.
– Даже очень неглупая девушка с сильным характером может пасть жертвой двусмысленных знаков внимания, – предостерегала племянницу Фелисити. – Твой отец заметил, что тобой начали восхищаться молодые люди из Уинчкома. Он понял, что дочь стала взрослой, и готов предоставить тебе возможность повстречать кого-нибудь более достойного, чем сын мясника.
– Я скорее соглашусь выйти замуж за бедняка без пенса в кармане, чем за столичного джентльмена, задыхающегося от сознания собственной важности.
– Мы не говорим сейчас о богатстве или титуле, хотя ты без труда могла бы вскружить голову любому лорду, – заметила тетя. – Мы лишь хотим увидеть рядом с тобой добропорядочного молодого человека из хорошей семьи. И без серьезных недостатков, разумеется.
– Святые не обитают в бальных залах Лондона.
– Я не позволю тебе выйти замуж за человека, который сделает тебя несчастной, – заявила Фелисити. – Ты мне очень дорога, и я не хочу, чтобы, действуя по-своему, ты тут увяла в одиночестве.
– Мне двадцать один год. Еще рано говорить об увядании. – Кэтрин нахмурилась и добавила: – Если женщина не находит себе мужа, ее начинают жалеть, а мужчины почему-то могут всю жизнь оставаться холостяками без ущерба для репутации.
Фелисити отложила в сторону салфетку и внимательно посмотрела на племянницу:
– Дорогая, ты должна запомнить следующее: стать женой и, матерью – доля каждой женщины.
Кэтрин молча допила чай и, извинившись, вышла из-за стола. Было очевидно, что тетушка не собиралась менять тему, и девушка решила, что ей лучше заняться более приятными делами.
Она вышла из дома и направилась в конюшню. Небо было совершенно безоблачным, но дул довольно сильный ветер, от которого колебались верхушки деревьев.
Неподалеку от Уинчкома находился замок Садли, считавшийся местной достопримечательностью. Этот замок вошел в историю, так как его не раз посещал Генрих VIII. Теперь замок принадлежал Джону Каучеру Денту, человеку, не имевшему ни малейшего отношения к королю Генриху. Впрочем, богатство мистера Дента вполне позволило ему обходиться без титула. Сейчас он собирался отреставрировать Садли, чтобы вернуть ему былое величие.
