Вокруг сразу стало пустынно и одиноко.
Еще один позор больно ударил по Ванькиному самолюбию: он брел домой, едва сдерживая слезы стыда и отчаяния.
«Такое испытать дважды за один вечер?! И Борька этот хорош, тоже мне, друг называется. Кино для него дороже дружбы».
Чем ближе к дому, тем спокойнее становилось у него на душе.
«Ничего, будет еще праздник и на его улице. А к Борьке этому он больше ни ногой».
– Не торопись, успеешь к своему Борьке, – мать гладила белье, поглядывая на сына. – И что за друг такой выискался? Есть же у тебя хороший товарищ, Вася, отличник. А этот двоешник, смотреть на него тошно.
Ванька отодвинул от себя быстро опустевшую тарелку и, глянув на часы, выскочил из-за стола. Оглядевшись в зеркале, надел пиджак, поправил модный шнурок вместо галстука, и причесался попышнее:
– Спасибо, мама. Я побежал, некогда.
– Уроки-то, как следует, выучил? Одни тройки в дневнике, с таким дружком и восемь классов не закончишь. С кем поведешься…
Вон, Вася, об университете мечтает, а ты? Вы только гляньте на этого гуляку! – возмущалась вслед сыну мать, но того уже и след простыл.
Хлопнула входная дверь, мать выглянула в окно: по улице торопился ее сын, на ходу приглаживая волосы от ветра. Вот он помахал ей рукой и скрылся из виду.
Вовка показал ему вслед пальцем и повторил за матерью:
– Гуяка усел. Да, мама?..
Борис сидел у стола в белой рубашке при галстуке и растягивал мехи баяна, наигрывая песни Владимира Трошина.
Борькин отец подошел к окну и выглянул на улицу:
– Глянь, друг твой идет.
В окне мелькнула Ванькина голова, и через мгновение он сам нарисовался на пороге комнаты:
– Здрасьте, дядя Вань! Здорово, Борь.
– Проходи, Борис заждался вон, – дядя Ваня присел к столу, добродушно поглядывая на закадычных друзей.
С подносом, заставленным посудой, входит мать Бориса, улыбаясь Ваньке простым, приятным лицом.
– Здрасьте, тетя Надь! Борь, включи «Серебряную гитару», послушаем?
– Здравствуй, а мы ждем – пождем, где это Ваня наш запропастился, – тетя Надя сноровисто накрывала на стол. – Садитесь, обедать будем.
– Спасибо, я только что обедал, – отнекивался Ванька, наблюдая, как друг ставит пластинку на проигрыватель радиолы: по комнате разнеслись тягучие звуки танго, так будоражащие Ванькину душу.
Борис с пониманием взглянул на товарища, памятуя о недавнем казусе:
– Давай-давай, присаживайся. В гостях всегда вкуснее, по себе знаю, – он заговорщицки подмигнул другу: – После обеда сходим в одно место. Ты чо, забыл, куда мы собрались?..
Возле Дома Культуры толпилась молодежь, пришедшая на танцы. Изнутри доносились звуки духового оркестра, создавая приподнятое, даже праздничное настроение. Однако, этого ребятам было мало, чтобы дойти до нужной кондиции.
Ванька вслед за Борисом завернул за угол, где парни выпивали перед танцами, и Борис тоже извлек из кармана бутылку красного вина, подмигивая Ваньке плутоватым глазом:
– Тяпнем красненького для храбрости? Давай, ты первый, – он ловко откупорил бутылку и протянул другу: – Стакана нет, из горла тяни.
Ванька храбро приложился к бутылке и, отпив несколько глотков, поперхнулся с непривычки, передавая бутылку Борису.
Тот привычно засосал с полбутылки и снова протянул Ваньке.
Теперь дело у новичка пошло на лад.
Отбросив пустую бутылку в кусты, подвыпившие танцоры смело ринулись в двери; они были готовы танцевать с кем угодно.
Духовой оркестр заиграл вальс, и в просторном зале закружилось сразу несколько пар танцующих, приковывая к себе внимание множества остальных, пока не танцующих, стесняющихся.
Ванька с Борисом стояли в толпе у стены, тоже наблюдая за ними и поглядывая на девушек. Смущение прошло, но Ваньку с непривычки слегка повело: он глядел по сторонам и пьяно ухмылялся.
Объявили белый танец. Девушки приглашали юношей, и Бориса тоже пригласила девица в возрасте.
Ваньку никто не пригласил, и он с завистью наблюдал, как танцует его более удачливый друг, переминаясь с ноги на ногу. Сразу стало скучно и неинтересно, лишь шумело в голове да подташнивало.
Вернулся разгоряченный танцем друг. Оркестр заиграл фокстрот, затем медленный танец, но друзья так и стояли у стены вместе с другими такими же неудачниками, завистливо поглядывая на танцующих счастливцев.
Наконец им это надоело, и они направились к выходу, нарочно толкаясь с танцующими, и ругаясь с матерком…
Огород вскапывали в четыре лопаты; Ванька выпрямился передохнуть и с завистью смотрел, как ловко орудовали лопатами тетки Нюра и Лида.
Мать тоже старалась не отставать от сестер, но ей было далеко до них.
– Што, племяш, притомился? – тетя Лида утерла пот со лба и подмигнула Ваньке: – Хозяйство вести, не штанами трясти.
Тетки засмеялись, делая передышку в работе, и мать вместе с ними.
– Я вон спросила надысь у тети Дуси: как у тебя такое пышное тесто для пирогов получается? Вроде все делаю, как полагается, ан нет, у тебя пышнее. Раскрой секрет, – тетя Лида сделала краткую остановку в рассказе и, оглядев слушателей, закончила со смехом:
– А она отвечает: дело нехитрое, берешь квашню и месишь тесто до тех пор, пока между ног не вспотеет.
Ваньке так понравился бабушкин ответ, что он стал копать еще быстрее.
– Ванюшка пример нам подает, как работать надо, – кивнула на него тетя Нюра, снова берясь за инструмент.
– Щас эту полосу добьем, да пойдем тете Дусе поможем. Она, сердешная наша, не справится одна-то, – у тети Лиды работа спорилась в руках и вскоре полоса свежевскопанной земли радовала хозяйский глаз матери, довольной тем, что отдала огород исполу своим трудягам сестрам.
Она заметила, как бабушка вышла на огороды и наблюдала за их работой, опершись на лопату. Затем принялась копать свою землю.
– Бабаня! – закричал на все подгорье Ванька уже ломким баском, увидев бабушку, и помчался к ней на подмогу с лопатой наперевес, словно солдат в атаку.
Вдвоем дело у них пошло веселее, а вот уже и племянницы с дочерью подключились, соседи вышли на свои участки и тоже стали копать; подгорье оживало на глазах, преображаясь после зимы.
Весна скоротечна, а там и лето не за горами, осень, снова зима. Жизнь продолжалась, несмотря ни на что.
– Это тебе от нас, к окончанию восьмого класса, – мать вынула из шкафа новый черный костюм и вручила сыну, который в мгновение ока облачился в него и важно прошествовал мимо родителей с братом, многозначительно помахивая портфелем.
Затем он торжественно вынул из портфеля дневник и раскрыл его, показывая родителям последнюю страницу с отметками за четверть:
– Кто говорил, что я экзамены не сдам, восемь классов не закончу? – взрослым голосом произнес он, обращаясь в основном к матери.
– Всего одна тройка в четверти, по математике. Но нам, гуманитариям, это до фени. Я прав, папа? – обратился он уже к отцу, и тот кивнул головой, посмотрев на давно уже законченный портрет старшего сына и недавно начатый младшего.
– Не бахвалься раньше времени. Вот получишь свидетельство о восьмилетнем образовании, тогда посмотрим, что дальше делать, – мать, как всегда, практична и неумолима. Но Ванькин домашний концерт понравился всем, особенно Вовке.
– Ну, я пошел, на работу пора, – отец надел белую ворсистую кепку, предмет Ванькиного восхищения и зависти, и направился к выходу, прихватив с собой сверток с обедом.
– Наконец-то наш отец работает, как все люди, на производстве, а не шабашничает, где ни попадя, – дождавшись ухода мужа, разъяснила мать детям важность произошедших перемен.
Но Ванька крутился перед зеркалом и примерял отцовский галстук, а Вовка наблюдал за ним, не отрывая глаз, и мать вздохнула разочарованно, оглядывая комнату хозяйским глазом: пора приниматься за уборку…
– Поздравляю вас с окончанием восьмилетки! Надеюсь в будущем вручить всем вам и аттестат о среднем образовании, – Любовь Андреевна обвела свой класс повлажневшим взглядом, и класс с удовлетворением отметил эту ее минутную слабость.
Но Борис Зубаренко нарушил торжественность момента самым непотребным образом: с грохотом выбравшись из-за последнего стола, где он располагался в гордом одиночестве, Борис важно подошел к столу классного руководителя и, радостно ухмыляясь, раскрыл свое новенькое свидетельство и тут же закрыл, прихлопнув ладонью.
Засунув его во внутренний карман пиджака, объявил:
– Все, с учебой покончено. Навсегда!
И вышел из класса, уже не спрашивая разрешения…
Любовь Андреевна прикрыла за ним распахнутую настежь дверь и снова оглядела свой класс уже прежним твердым взглядом:
– Образование не только дает знания, расширяет кругозор, но, прежде всего, формирует личность. Прошу не забывать об этом. Ну, а в семье, как говорится, не без урода.
Прозвенел звонок, и все пошли фотографироваться на улицу, в школьный сад. Фотограф показал, где нужно встать и начал тщательно готовить свой фотоаппарат к работе.
