— Все это не имеет значения, — перебил Ивелл, оттесняя плечом маленького Легетта. — Единственно, что необходимо, мистер Кочрейн, так это чтобы вы начали действовать немедленно. Вы останетесь в этой комнате до тех пор, пока она не вернется. Потом вы можете уйти. Но уйдете вы точно в том виде, в каком вернется Лорри. Вы понимаете?
— Телефон возле вас, — учтиво сообщил молодой Легетт. — Звоните, кому сочтете нужным.
Я прямо бросился на телефон, но тут же увидел, что совиные глаза маленького Легетта читают мои мысли. Презрительная улыбка появилась на его губах, и я полностью осознал, в какой грязной ситуации нахожусь. Вы понимаете, первым моим намерением было вызвать полицию. Черт возьми, у меня чистые руки, и шеф полиции знает это лучше, чем кто-либо другой, тем более что я много раз оказывал ему услуги. Итак, я собирался позвонить шефу, чтобы он приехал за мной.
Но я пораскинул мозгами и понял, что этот паренек Легетт мыслит верно. Что бы я сказал шефу? Теперь мне стало ясно, что я ничего не мог бы ему сказать, и паренек давно это знал. Каким образом я, Пат Кочрейн, смог бы объяснить шефу — или кому другому — что я арестант в доме Гаррингтона Миноута, нахожусь под охраной сына Гаррингтона Миноута и банды ребят, посещающих самые изысканные колледжи, и что они собираются отрезать мне пальцы, один за другим. Моя собственная мать не поверила бы в эту историю про разбойников. Я и сам в это верил с трудом!
Я остался сидеть, держа аппарат в правой руке и разглядывая левую с четырьмя нетронутыми пальцами и повязку, начавшую краснеть в том месте, где полагалось быть еще одному. И в этот момент я понял, что нахожусь совсем в гнусной ситуации, хотя все произошло и не из-за меня. Я был невинным, как новорожденный птенчик, и тем не менее, мне бы крупно повезло, если бы я смог оттуда выбраться и продолжить жить с чистыми руками, посещать людей из света и работать как честный деловой человек.
Для начала я позвонил моему адвокату, но еще до того, как он снял трубку, я вспомнил, что это не тот мой прежний адвокат. Этот — сенатор, и является прекрасным адвокатом для делового человека, но он не способен вытащить меня из того тупика, в каком я очутился.
Тогда молодые люди передали мне справочник, и через некоторое время я смог найти адвоката, работавшего у меня во времена моего владения той пивной в Джерси. Я надеялся, что он сохранил несколько связей с людьми, с которыми я вел дела в тот период, поскольку сейчас я не имею ничего общего с этого рода проходимцами.
— Лепке, — сказал я адвокату, — речь идет о наиважнейшем деле, никакие расходы не в счет. Эта малышка была похищена, и я хотел бы, чтобы ее вернули семье. И я не хотел бы, чтобы ей причинили что-либо плохое.
— Кто ее похитил? — спросил Лепке.
— Откуда мне знать? Я знаю только, что если впутаются копы и малышке причинят что-нибудь плохое, я… Но это не твоя забота. Единственное, чего я хочу, чтобы не трогали Лорри. По всему Нью-Йорку шныряют агенты подпольного тотализатора. Они, конечно, что-нибудь слышали. Найди типа, который занимается этим тотализатором сейчас, и встреться с ним.
— Монополией на это дело владеешь ты, Патси, — сказал Лепке. (Вы понимаете, что я имел в виду, когда объяснял, что неукоснительно придерживаюсь законности. Я не знал, что это я, и не хотел, чтобы Лепке говорил мне об этом. Но он мог этого и не знать). — Какова твоя цена? — продолжил мой экс-адвокат.
— Пятьсот тысяч долларов, миллион, если понадобится. Это должно быть улажено быстро, только это и важно. И хорошо исполнено, естественно. Запомни, Лепке, ей не должны причинить ничего плохого.
Я услышал, как на другом конце провода Лепке цокает языком, и вспомнил, что уже давненько ему не приходилось заниматься каким-нибудь делом на миллион. Но, в конце концов, миллионов у меня больше, чем пальцев на руках, и мои пальцы стоят дороже.
— А что случится с похитителями, Патси? — спросил Лепке.
Минуту я размышлял, потом ответил с большим достоинством:
— Я не думаю, чтобы мерзавцы такого рода могли когда-либо влиться в наше цивилизованное общество, а, Лепке? Думаю, необходимо принять меры, чтобы они не могли нам мешать в будущем.
— Понято, — сказал Лепке. — Я полагал, ты стал смирным, с тех пор, как заделался честным гражданином. Я тебя не знал. Миллион, а? Ладно, сработаем.
Вот так все происходило. Не знаю, каким образом отыскали малышку, и не хочу этого знать. Не знаю также, что сталось с похитителями, хотя Лепке и сказал, что они больше не потревожат честных людей. Я отдал Лепке миллион и нахожу это выгодной сделкой. Кому и сколько платил он из этих денег, мне наплевать. Малышка Миноут вернулась домой в воскресенье утром, гордясь повязкой на руке. Ей было не больно: работу исполнял врач. Сначала, увидев меня, она испугалась, потом заявила, что после Рокки Хадсона я как раз тот тип, который ей нравится больше всего. Она была слегка глуповата, но очень мила.
Теперь эта история обойдет Соединенные Штаты, и мою жизнь можно считать полностью испорченной. Я не сильно сожалею о потерянном пальце. И о миллионе, потраченном на эту очаровательную детку, тоже. Но боюсь, что из-за этого проклятого дела у меня не много останется возможностей посещать свет. И это еще не все.
Потому что эти ребята положили начало мерзкому методу, и я не думаю, что можно остановить его последствия. Этак меня сделают ответственным за все преступления и правонарушения, даже если я буду совершенно не в курсе…
Что скажете вы, если после того, как в Нью-Йорке или в любом другом месте Соединенных Штатов ограбят квартиру или сплутуют в карты, пред вами предстанет какой-нибудь тип и даст вам за это в морду? Нет. Я не чувствую, что смогу вести спокойную и благопристойную жизнь, и вообще какую-либо, по крайней мере, если я не спрячусь где-нибудь. Что я и собираюсь сделать. Я ликвидирую все мои капиталовложения и покидаю страну.
Но я нахожу все это несправедливым.
Перевод с английского: Иван Логинов
