Дон Стэнфорд
Заложник
По просьбе м-ра Кочрейна я исправил большую часть грамматических ошибок и сделал что мог, для сглаживания некоторых проявлений его ораторских талантов, о которых все, кто видел его самого по телевидению во время недавних уголовных расследований в Конгрессе, имели возможность составить себе ясное представление. Но это попутное замечание; нижеследующее является самым существенным в истории, предложенной им там вниманию общественности.
Подписано: Дон Стэнфорд
Прежде всего, мне хотелось сказать, что теперь я неукоснительно придерживаюсь законности, и придерживаюсь ее довольно давно. Именно так я и заявил этим сенаторам перед телекамерами, и это правда. Те, которые говорят, что я совершил откровенное клятвопреступление, — лгуны. Вполне возможно, что я многого не знаю относительно моих капиталовложений, возможно также, что у меня и нет нужды знать о них больше, пока они дают хороший доход. Да, я владею клубом в окрестностях Нового Орлеана, и он приносит мне приличные деньжата, как и большинство моих вложений (у меня хорошие советчики). Я никогда не видал этого клуба и вовсе не знаю, играют ли там на деньги. Более того, я не хочу, чтобы мне об этом говорили.
У меня чистые руки, и уже немало лет подряд. Я не делаю ничего, кроме обычных вкладов, и я уважающий законы гражданин. Я исправно плачу налоги и жертвую благотворительным обществам. У меня хорошие и хорошо устроенные друзья, и они вам скажут то же самое.
Долгое время мэр Нью-Йорка был превосходным моим другом, и верьте не верьте, но я бы стал послом Соединенных Штатов, если бы у меня возникло такое желание. Я мог бы многого достичь и при нынешней администрации, не случись то, о чем я собираюсь вам рассказать. Но теперь все кончено. Я считаю несправедливым допускать, чтобы подобные вещи случались с гражданином Соединенных Штатов, который столь неукоснительно придерживается законности.
Я опускаю подробности моего прошлого, поскольку все о них слышали по телевидению в прошлом году. Вы уже знаете, что родился я в Сицилии, в 1901 году, и что мое настоящее имя Паскуале Кочиани, но сейчас я называюсь, в законном порядке, Пат Кочрейн, и я, в законном порядке, получил гражданство Соединенных Штатов. Я немного сидел, но каждый раз по пустякам, — таким, какие могут произойти с любым вспыльчивым пареньком (угон автомобиля, например). Я уже много говорил об этой пивной в Джерси, которой владел во времена сухого закона, но я всегда платил налоги, — стало быть, и это дело абсолютно законное. Хотя и не настолько законное, как те дела, которыми я занимаюсь сейчас. Это очень неправильно говорить обо мне как о главе Преступного Синдиката, тем более что никто не может этого доказать, и я бы очень хотел познакомиться с кем-нибудь из этих говорунов, чтобы преследовать его — в судебном порядке, разумеется — для защиты моей репутации.
Ладно, теперь я хочу вернуться к фактам и рассказать о том, что со мной случилось, поскольку это очень несправедливо, и я думаю, что все должны быть в курсе.
Я предпочитаю завтракать в баре настоящих мужчин «Уолдорф Астория», потому что это очень избранное место, и посещают его только самые избранные люди. Среди моих знакомых много тех, с кем я впервые столкнулся именно в этом баре, когда они просили денег на то или иное общество. Конечно же, я никогда не отказывался участвовать ни в одном благотворительном мероприятии (держу пари, что я обедал по цене тысяча долларов за блюдо чаще, чем кто бы то ни было в Нью-Йорке), и, разумеется, те, которые сидели возле меня на таком банкете, гордились, что могут потом упомянуть о встрече со мной. Эти связи очень полезны для гражданина, уважающего законы так же, как я. Я не вел никаких дел с моими знакомыми из бара для настоящих мужчин «Уолдорф Астория», но от этого я не начинаю меньше ценить их светскую дружбу.
Но конечно, по телевидению уже рассказывали, что ем я почти всегда в баре настоящих мужчин «Уолдорф Астория». Я забыл это и очень сожалею об этом, потому что если бы об этом не говорили по телевидению, эти ребята никогда бы не узнали, где меня искать, и тогда, возможно, ничего бы не случилось.
Это было в воскресение. Я пил свой аперитив перед завтраком, когда вошли эти ребята. Волосы стрижены под машинку, одеты в темно-серые костюмы от «Братьев Брук», розовые рубашки, черные вязаные галстуки и потертые мокасины. С первого взгляда было видно, что это дети богатых людей, и что они посещают самые шикарные колледжи. Они вошли в бар, осмотрели зал и направились прямо ко мне.
— Мистер Кочрейн? — спросил один из них, на вид немного не в себе. — Извините нас мистер, но… мой отец сказал, что я, вероятно, смогу найти вас здесь. Прошу прощения, меня зовут Питер Миноут, а это Барт Ивелл. Мой отец — Гаррингтон Миноут, мистер Кочрейн. Он подумал, что вы, возможно, вспомните, что встречали его на обеде месяца два-три назад.
— Ну конечно, — ответил я. — Счастлив с вами познакомиться, молодые люди. Примите по стаканчику?
Я не мог прийти в себя, сами понимаете. Я очень хорошо помню, что встречал Гаррингтона Миноута, но готов был держать пари, что он-то обо мне не вспомнит, или не захочет вспомнить. Он принадлежит к самому высшему обществу и сверх того чертовски богат. Можно неукоснительно придерживаться законности, но все равно не каждый день встречать Гаррингтона Миноута, а если и встретить, то не он первым станет беспокоить себя, чтобы поздороваться. Следовательно, я был очень горд тем, что могу, на виду у всех, предложить стаканчик сыну Гаррингтона Миноута и одному из его друзей, столь же избранному, как и он сам.
— Нет, благодарю вас, мистер Кочрейн, — вежливо отказался молодой Миноут, все с тем же немного неуверенным и нервным видом. — В сущности, отец хотел узнать, не могли бы вы зайти к нему сейчас. Он сказал, если вы еще не начали завтракать, если вы можете освободиться… Речь идет о деле наипервейшей важности. Отец помянул, что был бы вам крайне признателен.
Ну, вы знаете, что это такое. Эта признательность позволяет вам найти местечко под солнцем, признательность хорошо устроенных людей, разумеется. Гаррингтон Миноут был человеком, устроенным лучше всех тех, кому мне до сегодняшнего дня удавалось оказывать услуги. Оставляю, значит, недопитый стакан, бросаю бармену на стойку пятидолларовую бумажку и говорю тоном очень делового человека, что полностью готов к оказанию услуги.
— Конечно, — сказал я в конце. — Идемте, молодые люди.
Прямо перед «Уолдорфом» стоял мой кадиллак, как всегда, с моим шофером за рулем. Он не покидает машины в мое отсутствие. Вопреки утверждению Уиншелла, это не потому, что я боюсь, как бы туда не подложили бомбу. Это ложь, потому что кому в голову может прийти мысль подложить бомбу в машину гражданина, живущего в законности так же неукоснительно, как я? И неправда, что Аль Фиоре, мой шофер, еще и мой телохранитель, поскольку я все лишь деловой человек.
Молодой Миноут открыл дверцу одной из этих иностранных спортивных машин с очень низкой посадкой, и я сделал знак Аль Фиоре следовать на кадиллаке за нами. Само собой не было никакого сомнения в подлинности ребят. Даже если бы швейцар не бросил дверцу моего кадиллака, чтобы успеть к машине молодого Миноута раньше его самого… Швейцар «Уолдорфа» знает этот мир, можете мне поверить.
Городская резиденция Гаррингтона Миноута расположена в верхней части Пятой авеню. Как деловой человек я кое-что знаю о затратах на частный дом в Нью-Йорке и могу вам сказать, что это стоит Гаррингтону Миноуту более ста пятидесяти тысяч долларов в год только на содержание. А это всего лишь его городская резиденция.
Припаркованные на той же улице совсем неподалеку стояли два автомобиля без опознавательных знаков, битком набитые полицейскими агентами. Не думаю, чтобы молодежь их заметила, но я да, и это меня очень встревожило. Гаррингтон, должно быть, имеет сильную нужду в том, чтобы ему оказали поддержку. Заиметь неприятности с полицией может случиться с кем угодно, по крайней мере, один раз в жизни. А человеку из высокосветского общества, такому как Гаррингтон Миноут, выпутаться из неприятностей подобного рода, возможно, представляет собой некоторые трудности.
Это все, о чем я подумал в то время, абсолютно все. Сам-то я уже остепенился. И я сказал себе: вот что! у меня еще осталось несколько связей в городском муниципалитете. И если Гаррингтону действительно нужна поддержка, я, пожалуй, напрягусь, чтобы ему угодить.
Не успел я спросить себя, что за неприятности у Гаррингтона Миноута, как Питер Миноут пробормотал нечто вроде: «Проклятые шпики!» — и проскочил мимо дома на полном ходу. Машина свернула на соседнюю улицу, въехала в аллею и остановилась. Другой паренек, Барт Ивелл, вежливо сказал:
— Мистер Миноут хотел с вами говорить в частном порядке, мистер Кочрейн, таким образом, я думаю, было бы лучше проникнуть через боковую дверь и пройти прямо в его рабочий кабинет. Если вас это не затруднит, мистер.
