— Что решила? Уезжаешь… с этим мальчиком?
Спросил вроде безразлично, даже с пренебрежением, но и при свете свечи заметно, как напряглась кожа на скулах, побелели пальцы, сжимающие ложку. Занемел, застыл в ожидании ответа.
— Нет.
И сразу опустились плечи, разгладилась морщина на лбу. Перестал тиранить ложку. По-деловому кивнул, поднялся, перебрался через лавку.
— Значит, завтра на рассвете, как уедут гости, пойдешь в обход с Авдером и Киратом. Не опаздывай.
Прошел на кухню, отдал миску и быстро покинул трапезную, не сказав больше ни слова. Ная недоуменно посмотрела ему вслед. Нет. Ей никогда его не понять.
Ночь в горах наступает быстро. И когда девушка вышла из трапезной, на небе уже сияли звезды. Предвестницы людских судеб и смертей, как говорилось в древних свитках. Но вряд ли небесным путницам было дело до каких-то человечков, копошившихся в своем мирке, как мухи на навозной куче. Просто людям хочется ощущать свою значимость, причастность к чему-то великому, созидательному, а не думать, что, по сути, они ничем не отличаются от того же муравья, постоянно снующего, чем-то занятого, и также незаметно уходящего в небытие по вполне обыденным причинам, а не потому, что звезды так решили.
Ночь была хороша. Даже холодный ветер с ледников не мог выстудить запахи лета. Редкие, еле уловимые, занесенные неизвестно как в край снежных гор и непостижимо прекрасные. В такую ночь хочется жить, любить, парить над миром. На какой-то миг Ная ощутила за спиной крылья. Захлопали, затрепетали, сметая с дорожки пыль и развевая волосы. И не страшна никакая пропасть, никакая вершина самой высокой горы. Вынесут, не дадут разбиться. Но нет, это всего лишь ветер. А ее судьба зависит сейчас не от звезд, а от решения Верховных. И надо встретить его хотя бы выспавшейся и бодрой. Колдунья зашагала к темнеющим у скал домикам.
Спать хотелось ужасно. День выдался напряженный и долгий. Длинный коридор гостевого дома был погружен в темноту. Зная назубок дорогу, девушка уверено направлялась к своей комнате. Домик она еще не заслужила. Их имели только почтенные старцы-наставники и привратники с длинным послужным списком, не раз отличившиеся в схватках. Ная так и прожила все годы обучения в гостевом доме. Впрочем, она нисколько не расстраивалась по этому поводу. Ей нравилось здесь. Сквозняки ощущались меньше, каморку проще протопить, и соседство других привратников действовало успокаивающе. Вместе всяко лучше. Один, что древо на ветру. Даже огонь в очаге не способен прогнать холод и закравшиеся в углы тени.
Колдунья уже предвкушала, как заберется в постель и до самого утра даже не шелохнется, как одна из дверей бесшумно приоткрылась, в щель просунулась рука, сцапала девушку за рукав и быстро задернула в комнату.
— С ума сошел? А ели бы огнем запустила? — прошипела Ная, едва за ее спиной затворилась дверь.
— Не запустила же, — ответил шепотом Тэзир. — Я волновался. Что сказали Верховные?
— Ничего. Их интересовал поисковик. Наказание для нас они, скорее всего, выбрали, когда выставили меня вон.
— Не надо было спорить с ними. Они могут этого не простить.
— Дело сделано. Слова сказаны. Поздно сожалеть. Да и если спросят, повторю вновь слово в слово. Два раза в Незыблемой не раствориться. Будь, что будет.
— Мы завтра уезжаем на рассвете. Придешь проводить?
— Конечно. И спрашивать не стоило.
— А, может, все-таки со мной? И Верховному ты понравилась. Сам сказал, что хотел бы видеть тебя в нашем клане. Ну что тебе тут делать одной среди взрослых мужчин? Поедем? А?
— Нет, Тэзир. Лучше мне остаться. С нашим темпераментом надо держаться на расстоянии, иначе бед доставим друг другу. Ты ведь понимаешь о чем я? И привыкла я тут. А что одни мужчины, так семь лет уже среди них живу, никто не обижает.
— Наверное, ты права, — потухшим голосом произнес балагур. И отдалось, как смялась надежда в его душе, словно скомканный свиток, а выдавленная улыбка только усилила ощущение горечи. — А то рядом с тобой опять не сдержусь и глупостей натворю.
«Если бы ты один», — подумала Ная.
— Весточку-то прислать можно? Ответишь?
— Напишу. — От разговора становилось все тягостнее: все мучительнее смотреть в несчастные глаза Тэзиру, невыносимее чувствовать больше, чем он говорит. — Поздно уже, надо вздремнуть хоть немного. Пойду.
Ладонь балагура с силой впечаталась в дверь. И прорвало парня, понеслись слова бурным весенним потоком, ломающим лед сдерживаемых чувств, захлестывающим страстью, отчаяньем и страхом.
— Не уходи. Останься. Кто ведает, увидимся ли еще? Неизвестно, что за наказание нас ждет. Вдруг это наша последняя ночь — все, что осталось в этой жизни, когда мы помним друг друга. Не уходи чужой. Не сегодня, — губы Тэзира лихорадочно покрывали ее лицо поцелуями. Руки сжимали, как утопающий — обломок доски, что ни вздохнуть, ни слова не сказать. Он боялся. Боялся того же, что и она. Лишиться всего, что дорого, что давало смысл жизни. Познать, как любимый человек проходит мимо, тебя не узнавая, или ты не помнишь тех, кто был тебе близок. А если это действительно их последняя ночь? Ночь, когда они еще привратники. Когда молоды и живы? Последняя ночь познать любовь мужчины, стать с ним близкой, почувствовать себя желанной, а не средством добывания силы Незыблемой. Всего одна ночь. Одна. Но разве у нее есть право даже на одну ночь?
— Ты ведь знаешь. Я не могу.
— Какой смысл теперь-то беречь мою жизнь, когда ее осталось, возможно, всего с ноготок?! А даже если и не так, то, что мне тот год, два или пять лет, если рядом не будет тебя? Что делать с той пустотой? Пусть нам не избежать разлуки и уготованного Верховными наказания, но эта ночь пока наша, когда мы можем забыться любовью, не думая о завтрашнем дне. Я исполню все, что потребуешь. Но сейчас, умоляю, останься со мной, останься моей.
«Тэзир, Тэзир, не понимаешь ты, чего просишь».
Ная разжала его руки, мягко отстранила от себя… прошла к столу и затушила лучину.
— Одна ночь. И ты уедешь, станешь жить своей жизнью, любить других женщин и отбросишь все мысли обо мне.
Она не видела в темноте, кивнул ли он в знак согласия. Да и какая разница. Все равно обманет.
В дверь требовательно молотили кулаком. Ная испугано подскочила, прикрылась одеялом. Верховные! Если их с Тэзиром застанут в одной постели, им несдобровать. Она скатилась на пол, лихорадочно принялась одеваться. Громовой стук повторился.
— Хорош спать, соня, вставай. Скоро ехать. Уже седлают коней. — Ная с облегчением выдохнула. Арки. Будь за дверью рассерженный Призванный, давно бы щелчком ее в щепы разнес. Да и с чего ему ломиться сюда? Свое недовольство поступком бывшей ученицы он высказал бы и позже при желании. К тому же, у них не принято совать нос под чужое одеяло. Вот дуреха, перетрусила спросонья.
