— Нет у меня никаких проблем, а вот у тебя и твоего дружка будут! — воинственно пообещала нам Грачева.
— А я тут при чем? — опешил я, — Я, между прочим, плакат за тебя тащу, и только что с твоей стороны подвергался сексуальным домогательствам, — напомнил я комсоргу.
Скворцов подавился чаем и закашлялся. Пришлось стучать ему по спине.
— Мы обсудим твое поведение на ближайшем комсомольском собрании! — комсорг покраснела, как рак при варке.
— Может просто переспим? — попытался я разрулить ситуацию.
Скворцов ржал, пытаясь при это не произносить ни звука, позабыв про плакат, что опасно накренился над Грачевой.
— Что там у вас? Совсем охренели?! — в нашу сторону развернулся нагруженный ликом вождя революции Курбанов.
— Они бухие! — заложила Скворцова Грачева и меня за оно приплела.
Курбанов, не разбираясь, покрыл всех матом и, продемонстрировав кулак, отвернулся.
— Не хорошо обманывать начальство, — наставительно бросил я комсоргу.
Та в ответ фыркнула и еще выше задрала свой острый подбородок.
Наконец-то мы это сделали — прошли путь от начала до конца. И остановились черте где.
— Где машины?! — непонятно кого-то конкретно или всех скопом спросил Мохов, так как при этом он крутился словно волчок оглядывая окрестности.
Рафиков поблизости не наболюдалось. Хотя могли бы заранее подогнать к месту выхода их парада.
От холода у всех уже губы посинели. Даже у тех, кто спасался горячительными напитками.
Мохов вышагивал туда-сюда-обратно и матерился.
— Можно мы уже домой пойдем? — раздались первые робкие просьбы.
— Никто никуда не расходится! — опередила начальника Грачева, который уже замахнулся рукой, чтобы всех громогласно отпустить. — Вы отвечаете за выданные вам плакаты! Я не намерена одна их здесь сторожить! — комсорг обвела толпу недовольных сотрудников милиции гневным взором.
Минут через пять к нам подкатила черная волга. Мохов, ругая водителя за опоздание, залез в салон, за ним рвануло начальство поменьше. Но мест хватило не на всех. Курбанова буквально на доли секунды опередил более юркий Лусенко, и пришлось заму из следствия провожать машину печальными глазами.
— Мне холодно, — всхлипнула Ирочка, что тоже мерзла среди нас, и Войченко загородил ее от ветра.
Следствие представляли только мы вчетвером, вместе с Курбановым, который сейчас притопывал по скованному льдом асфальту, пытаясь согреть ноги.
— Все, я домой, — сказал я зевающему во всю пасть Скворцову и что-то шепчущему на ушко Ирочке Войченко.
Пожал им руки, приставил плакат к фасаду дома и пошел в сторону остановки.
— Чапыра, вернись немедленно! — ожидаемо услышал я вслед.
Показывать даме средний палец было невежливо, поэтому я ограничился игнором.
— Чапыра! — это уже меня догнал громкий голос Курбанова. А затем и он сам развернул меня за плечо. — Ты не охренел?! — прорычал майор мне в лицо.
— Я замерз, — поправил я его.
— Все замерзли! Но все дисциплинированно ждут машины! А ты демонстрируешь неподчинение. Не понимаешь что ли, раз ушел один, уйдут и другие?!
— Так пусть уходят, — не понял я предъявы. — Прошли колонной и ушли. В чем проблема-то?
— Чапыра мне все чаще начинает казаться, что ты специально всех злишь и выводишь из себя.
— Товарищ майор, я просто иду домой! Мероприятие закончилось. Где тут криминал?
— А плакат!
— Он не мой, — отбрехался я от чужого имущества.
Курбанов еще что-то хотел сказать, но в этот момент возле нас остановилась очередная черная волга.
— Альберт? — задняя пассажирская дверь приоткрылась, и мы увидели Митрошина. Тот, как и все сегодня, был в форме, только прокурорской. — А я смотрю, ты, не ты. В форме вы все одинаковые. О! И товарищ Курбанов здесь
— Здраствуйте, Борис Аркадьевич, — расплылся майор в доброжелательной улыбке.
— Вы чего тут стоите? Демонстрация же уже закончилась, — спросил нас Митрошин.
— Лично я иду домой, — опередил я Курбанова.
— Подвезти? А то долго тебе придется идти, все подъезды к центру перекрыты.
— Даже не знаю, как вас благодарить, я так замерз, что скоро бренчать начну, — сказав это, я обошел машину и залез в нее с другой стороны от Митрошина.
— Руслан, вы с нами? — спросил у Курбанова прокурор, а то тот застыл столбом, словно насквозь промерз.
— Да, конечно, — оттаял майор. — Минутку, — при этих словах, он развернулся. — Войченко! Быстро сюда!
Когда следователь подбежал, Курбанов вручил ему свой плакат, что до сего момента не выпускал из рук.
— Всё, давай, — напутствовал он Дениса, после чего занял переднее пассажирское сидение.
Я усмехнулся быстрой смене у него приоритетов, но вслух ничего не сказал.
— Слышал о твоей речи в университете, — рассмеялся Митрошин. — Говорят, после нее половина студентов захотело стать следователями.
— Это я настоял, чтобы с комсомольским поручением отправили именно Альберта, — вмешался, греющий уши, Курбанов. — Сразу разглядел в нем талант к публичным выступлениям.
— Ваша проницательность, Руслан Тахирович, подтверждает, что вы отличный следователь, — вежливо ответил на такое заявление прокурор.
— Вряд ли все они дойдут до отдела кадров, — подпортил я майору радостную картину, а то тот начал лучиться от похвалы.
— Но какой-то процент дойдет! — не сдавался Курбанов.
— Уверен, что не малый, — поддержал его Митрошин.
Мне было безразлично, и я отвернулся к окну. На улице сплошным потоком шли люди — возвращались пешком с демонстрации. Флажками уже не махали, двигались целенаправленно. Морозный выдался сегодня день.
— Вас у отдела высадить? — поинтересовался водитель.
— Да, если можно, — в этот раз меня опередил Курбанов. Но я не возражал, значит переоденусь в гражданку. Сперва собирался идти в форме домой, так как до него от центра города было ближе.
— Прямо поражаюсь, — начал майор, когда мы покинули прокурорскую машину. — Вот что они все в тебе находят? Ты же недисциплинированный и плюющий на субординацию тип. В чем твой секрет?
— Я, товарищ майор, обаятельный, — открыто улыбнулся я Курбанову.
— Наглый ты, а не обаятельный, — озвучил майор свое мнение, о чем-то задумался и спустя минуту, когда мы уже вошли в здание и подошли к окну в дежурную часть, продолжил. — Ты
