— Тут я тебя опередил. — Я встаю с кровати, подхожу к дверце шкафа, на которой на плечиках висит пиджак от моего костюма. — Это не совсем шампанское, но, может, оно тебе понравится. — Я беру конверт и протягиваю его Хелен.
— Что это? — спрашивает она.
— Ты ведь знаешь, что в феврале у нас на работе бывает недельный отпуск? — Она кивает. — Так вот, я забронировал для нас поездку в Чикаго. Я помню, ты говорила, что один год обучалась там в университете и что тебе всегда хотелось вернуться туда и повидаться с друзьями. Вот я и подумал: а почему нет?
Хелен соскакивает с кровати, кружится вокруг меня, обхватывает меня руками и прижимает к себе.
— Как это здорово, Джим, — говорит она, осыпая меня поцелуями. — Знаешь, на всем белом свете не сыскать лучшего бойфренда, чем ты.
— Конечно знаю, — отвечаю я нахально-самоуверенным тоном. — Я уже и места забронировал. Мы будем сидеть вдвоем и в хвосте. Ты будешь моим буфером.
— Буфером?
— Продолжительность полета восемь часов, — поясняю я. — Ты понадобишься мне для того, чтобы не дать каким-нибудь ненормальным заводить со мной разговоры во время перелета. Ведь ты в курсе, они почему-то всегда выбирают меня своим собеседником. Я не преувеличиваю. Если среди пассажиров находятся такие, кто не в силах придумать ничего лучшего, чем рассказывать нудные истории из своей жизни кому-нибудь из попутчиков, они автоматически усаживаются в кресло, соседнее с моим. Во время своей последней поездки в Амстердам я был вынужден выслушать подробное жизнеописание какой-то старой дамы из Голландии. Когда мы наконец приземлились, я во всех подробностях был в курсе причин, заставивших ее предпринять путешествие: навестить шурина ее бывшего мужа — это как бы официальная причина, а на самом деле дама хотела устроить себе отдых, а заодно навести мосты между собой и членами семьи, с которыми сложились неприязненные отношения. Сколько ей было лет — по-моему, семьдесят один, — но, по ее мнению, она ни на один день не выглядела старше шестидесяти; когда она рожала третьего сына, беременность протекала тяжело — об этом она упомянула, когда рассказывала про то, как ее супруг даже и не подозревал тогда, что этот ребенок не его. Вот для чего мне и нужен буфер.
— Так и быть, я согласна, — говорит Хелен, закатывая глаза. — Я буду твоим буфером… А теперь давай обсудим более серьезные дела. Когда мы вылетаем?
— Все должно быть указано здесь, — отвечаю я, беру у нее конверт и рассматриваю билеты. — Вылетаем мы в понедельник, десятого числа, в десять двадцать пять утра; а прибываем в аэропорт Хитроу в семь пятнадцать вечера по местному времени в пятницу…
— В пятницу, четырнадцатого? — спрашивает Хелен. — В День святого Валентина.
— Да… точно, — подтверждаю я. — Я как-то не обратил внимания.
— Здорово, ты просто гений. По-моему, лучшего времени и не придумаешь. Как только мы вернемся домой из нашего потрясающего недельного путешествия, я в тот же день переезжаю к тебе. Таким образом, когда мы потом будем отмечать годовщину начала нашей совместной жизни, у тебя не будет никакой возможности забыть об этой дате.
Пятница, 17 января 2003 года
7.07
Утро, я лежу в постели, слушая радио. Маркус ушел на работу минут десять назад, а я продолжаю лежать, напрягать волю и собираться с силами для того, чтобы вылезти из кровати и начать день. Меня недавно повысили, назначив на должность старшего менеджера по рекламе, а это означает дополнительную нагрузку — мне постоянно надо быть в курсе событий… и еще я, конечно же, должна позвонить ветеринару. Я смотрю на часы, стоящие на столике у края той половины кровати, на которой спит Маркус, и размышляю о том, что сейчас поделывает Диско. Я решаю, что позвоню в восемь часов, поскольку не представляю, во сколько может начать работу отделение неотложной помощи. Я закрываю глаза, намереваясь еще немного подремать, но вдруг звонит телефон, стоящий на столике у моего края кровати. Я поспешно хватаю трубку, будучи уверенной, что это наверняка Маркус, потому что он частенько звонит мне по пути на работу, чтобы таким манером вытолкать меня из постели и не дать опоздать на службу.
— Порядок, я уже встала, — смеясь, говорю я в трубку. — Я уже полчаса как на ногах.
Не услышав в ответ смеха Маркуса, я понимаю, что допустила серьезную ошибку.
— Простите, могу я попросить к телефону Элисон Смит? — спрашивает молодой женский голос.
— Я очень извиняюсь, — отвечаю я, — что приняла вас за другого человека. Элисон Смит у телефона.
— Здравствуйте, с вами говорят из ветеринарной больницы на Хендон-роуд, — продолжает дама. — Прошлым вечером вы оставили у нас свою кошку Диско.
— Да, все правильно. Как она? Уверена, что она проголодалась. Она очень любит покушать.
— Боюсь, что у нас для вас не очень хорошие новости. Этой ночью она скончалась. Мистер Дэвис считает, что у нее, должно быть, был рак и в последний период опухоль быстро прогрессировала.
Наступает долгая пауза, во время которой, как мне думается, ветеринарная сестра ожидает, что я скажу что-то в ответ, но я не могу говорить. Все, о чем я могу думать, — это что и кошки, оказывается, могут умирать от рака, а я об этом и не знала.
— Алло?
Я продолжаю молчать.
— Э-э-э… алло, мисс Смит?
Я все еще молчу, пытаясь собраться с силами, чтобы ответить, но потом вдруг случайно роняю телефон и начинаю ползать по полу в поисках аппарата и трубки. Все происходит так, как будто я утратила контроль над своим телом, потому что я никак не могу нащупать проклятый телефон.
— Алло? — в конце концов говорю я в трубку. — Алло? Вы меня слышите?
— Да, — отвечает сестра. — Я очень соболезную вашей утрате, мисс Смит.
— Спасибо, — отвечаю я. — А что нужно делать? Я никогда… — Я смолкаю, у меня пропадает голос.
— Вы не хотите, чтобы мы взяли на себя заботу об усопшей?
— Я не знаю.
— Тогда, может, вам будет угодно зайти днем в клинику, и мы обсудим все возможные варианты.
— Да, — соглашаюсь я. — Так я и сделаю.
Простившись с медсестрой, я кладу трубку, иду к туалетному столику, перетаскиваю стул, стоящий около него, в другой конец спальни к шкафу для одежды. Становлюсь на стул, снимаю со шкафа потертый коричневый чемодан и кладу его на постель. Я открываю чемодан и начинаю рыться в груде старых писем, конвертов, фотографий, билетов, купонов и других предметов, связанных с важными событиями, произошедшими в моей жизни, наконец нахожу то, что искала, и вынимаю эту вещь из чемодана. В руке у меня красно-белая коробка сигарет «Мальборо Лайтс». Я открываю пачку, достаю из нее единственную сигарету и зажигалку, затем снова залезаю в постель и закуриваю, но перед этим мне с большим трудом удается поднести сигарету ко рту и зажать ее губами — меня переполняют эмоции, я начинаю рыдать так сильно, словно мое сердце разорвалось напополам.
7.15
— Удивительно! — восклицает Хелен, возникая на пороге спальни.
Я отрываюсь от статьи в журнале «Экономист», которую читаю вот уже почти пятнадцать минут, и перевожу взгляд на Хелен: она стоит в дверях, а на ней лишь белая рубашка, которую я вчера надевал на службу. В руках у нее поднос, на нем два вареных яйца, три тоста, белая гвоздика в высокой водочной стопке и кое-что еще, что я со своего места в постели принимаю за номер «Файнэншл таймс».
— Это что, все мне? — с некоторым замешательством спрашиваю я.
— Конечно, — отвечает она. — Завтрак в постель на одну персону.
— Если бы я до этого уже не предложил тебе переехать и жить вместе со мной, я бы непременно сделал это сейчас.
Хелен смеется:
— Когда я перееду к тебе, то ежедневных завтраков в постель, боюсь, не будет.
— Серьезно? — наигранно удивляюсь я. — Тогда мне следует подумать, не взять ли назад свое предложение.
— Ты не сможешь, — говорит она, ставя поднос передо мной. — Уже слишком поздно. Мысленно я уже все поменяла в гостиной. Я уже знаю, какой новый диван мы купим. Кроме того, я уже обдумала, какие усилия мне надо будет предпринять для того, чтобы жилище утратило вид холостяцкой берлоги. Я уже размышляю о том, что нам необходимо купить в «Твое и мое»[9] купальные халаты, чтобы не бродить постоянно… — она жестом показала на мою рубашку, в которой я, должен признаться, никогда не выглядел так хорошо, как она, — …по дому в таком виде. Что ты на это скажешь?
— Купальные халаты? Да как-то сразу и не знаю…
Она наклоняется и целует меня.
— Ладно, подумаем.
7.22
— Не могу поверить, что ее уже нет, — всхлипывая, говорю я Маркусу по телефону.
— Понимаю, любовь моя, — сочувствует он. — Ты, должно быть, безутешна из-за случившегося.
— Одной частью своего сознания чувствую себя виноватой за столь сильные переживания, — говорю я ему. — А другая часть внушает мне, что я не должна так сильно убиваться из-за смерти кошки, поскольку в окружающем мире существует масса всего, из-за чего следует по-настоящему печалиться. Но сейчас мне наплевать на окружающий мир. Диско была моей кошкой. Я взяла ее крошечным котенком… почти десять лет назад.
