– Ты ваще не помнишь, Дэн! Ващще! Люська подошла с Максом, когда Колян уже был!.. А потом Натаха пришла! Ты чё гонишь?!..
Тот, что на кортах, разводит ладони в стороны, словно показывает размер щуки, и перекрикивает:
– Не гони, Вэл! Натаха пришла, когда Ксюха Люське звонила!.. А Макс уже был здесь!.. Ты чё, забыл?
Вэл, задыхаясь от непонимания, вскакивает, подбегая, словно хочет пробить пенальти:
– Ты чё пургу гонишь, Дэн! Натаха пришла потом! Макс уже с Люськой подошли, а Натаха ещё Ксюхе говорит: «Чё-то Люськи нет с Максом!», а потом смотрит – Макс стоит, и Макс еще говорит Люське: «Ты чё, овца, меня в упор не видишь уже?..»..
– Да ни гони, Вэл!, – вскакивает Дэн, но Вэл его хватает нежно за плечи и перекрикивает, крича в лицо:
– Ты вспомни, Дэн! Чё ты гонишь?!! Люська ещё такая говорит: " Чё-то Макса нету!» А Натаха…
– Ты гонишь, Вэл! Натаха…
– … А Натаха говорит…
– … Не гони, Вэл! Натаха…
– … А Натаха ещё даже не подошла!. Дэн!.. Ты чё?..
…Это продолжается ещё минут сорок. Я неприязненно замечаю вдруг, что всё это время, я, не моргая, сосредоточенно смотрю под ноги, сидя на лавочке, и в голове дьявольской каруселью играет; «Ха-ра-шо! Всё будет хорошо! Всё будет хорошо, я это знаю – знаю…»
Счастливые люди…
…В магазине тишина. До закрытия минуты три. Пусто. Холодильники гудят сонно. Возле кассы четверо. Три парня, девушка с ребёнком. По уровню громкости понимаю – наши. Возле таких парней обычно именно такие девушки бывают… Четыре баклажки дешевого пива. Каждая по 2,5 литра. Оживление такое, словно квартиру покупают. Ни намёка на «закусь». Ребёнок, сонная девочка лет четырёх, тихонько клянчит, ковыряя грязным пальчиком витрину:
– Ангрибё-орц хочу… Мама, я ангрибё-орц хочу…
Мама мечется среди парней, успевая ответить деловым шепотом каждому:
– Да, сейчас Ксюха звонила, говорит, потом разведёт, ей тоже надо… Угу, да. Потом разведёт… Отвечаю!..
Кассирша, поджав губы, пересчитывает мелочь – всё копейка в копейку. Выдаёт чек.
Проходя на выход с драгоценной ношей, девушка слышит, наконец, ребёнка, одёргивает дочь за руку:
– Настя! Пошли! Я же говорю: «Мама денежку не взяла на «ангибёрц»! Пошли уже!. Доча!.. Ну, чего ты?.. Не тормози!..
Компания вальяжно выходит, закуривая всем коллективом прямо перед дверью.
Мы с кассиршей понимающе переглядываемся…
«Ха-ра-шо!.. Всё будет ха-ра-шо!..»…
****
Земляки
…Утром прохладно, хорошо.
Лес, проснувшись, закипает неспешно, солнышко поднимается из-за сосен, ласково выглядывает сквозь пушистые кроны.
Серёгина смена ещё почти час, и смена.
Возле палаток сыро. Ноги мокрые. Сменят скоро, отоспится с утра до обеда, если конечно опять командир не даст команду «выдвигаться».
Разговаривать «не положено», а как тут не поговорить?
– Чё, сильно зацепило?, – Серёга понимающе хмурится, глядя как Витёк мучительно морщится, разминая обмотанную прелым тряпьём шею.
– Да не… Так себе…, – тянет тот неопределённо, медленно поднимая плечо, осторожно поворачивая руку.
Серёге Витка жалко. Ещё бы! Ночь сырая, прохладная. Спать Витьку пришлось прямо в яме, на груде тряпок. Еле сдерживая дрожь, он трясётся по-собачьи, тяжело дышит носом.
Серёга оглядывается, рядом никого. Подходит к краю:
– Давно ты тут?
Тот молчит, мелко и горестно кивая. Боль в плече отдаёт в спину, ломает поясницу. Силясь хоть как-то согреться, он дышит на руки.
Серёга садится на край:
– Покажи, чё у тебя там?
Витёк смотрит исподлобья недобро, бурчит, сопя, отворачиваясь:
– Прилипла, не видишь?
Но Серёга опять пристаёт. Закинув автомат за спину, спускается, аккуратно и брезгливо тянет руку:
– Не бойся. Дай ка… Нук-нук!.., – слегка оттянув коричневую от крови тряпку, он заглядывает внутрь, успокаивая парня, как ребёнка, – Тих-тих-тих… Нук… Я потихоньку…
Витёк морщится, мучительно отворачивается, подставляя шею, шепча мучительно:
– Тиш-ты!… Ы-ымм… М-м-м…
Заглянув под прелое месиво повязки, Серёга тихо цокает языком, легко присвистнув:
Конец ознакомительного фрагмента.
