— Да нет, — мрачно отвечает Кукин.
— Успел, что ли?
— Не успел…
— Эх ты, Кукин, — вздыхает Анна Ивановна.
— Он весь класс назад тянет, — заявляет Игорь.
— Заткнись! — шепчет Кукин Игорю. Затеи он встает и еще более мрачно бубнит: — Я больше не буду…
Анна Ивановна безнадежно машет рукой.
— Да ведь будешь. В том-то и дело, что будешь. Сейчас-то хоть слушай как следует.
Анна Ивановна подходит к доске.
— Раньше, когда нам нужно было сложить два числа, мы поступали так…
На доске появляется надпись:
2+3=5
— Теперь давайте заменим цифры буквами. Вместо 2 поставим A, вместо 3 поставим B. Получим: A+B=…
— Эл! — разлается за спиной Анны Ивановны.
— Нет, не «эл», Кузнецов, а получим «це», — говорит Анна Ивановна, не оборачиваясь.
Но Кузнецов не желает сдаваться так просто. Если уж ему захотелось сострить, он и себя не пожалеет, а о других и говорить нечего.
— Неправильно, Анн Ванн! Если складывать «а» и «вэ», то получится «эл».
Теперь Анна Ивановна догадывается, куда клонит Олег. «Ишь ты, — думает она, — уже «эл» их волновать начало. Растут помаленьку». Но урок математики не предназначен для того, чтобы обсуждать проблемы «эл» между «а» и «вэ». Надеясь, что у Олега все же хватит ума остановиться, Анна Ивановна говорит строго, глядя прямо в глаза Кузнецову:
— Я сказала «а» плюс «бэ», а не «а» плюс «вэ». Ты прекрасно знаешь, что русское «вэ» в математике читается как «бэ».
Но Кузнецов уже несется. Он обязательно должен довести до конца свое черное дело.
— Так то в математике… А у нас в классе «а» плюс «в»» значит Ани плюс Володя, а равняется «эл» — значит любовь.
Выпалив все это единым духом, торопливо, пока рот заткнуть не успели, Кузнецов горделиво умолкает. Он смотрит на первую парту в левой колонке. Остальные таращатся в ту же сторону. Очень всем интересно, какие сейчас лица у тех, на первой парте. Лица вполне подходящие. Аня Мельникова уткнулась в тетрадь, делает вид, будто и не про нее речь. Впрочем, делает это плохо, потому что щеки ее все же краснеют. Володя Климов морщится. Лицо у него такое, будто он решает трудную задачу.
По классу прокатывается смех.
— Довольно веселиться, — спокойно говорит Анна Ивановна.
Смех постепенно стихает. Только в дальнем углу подружки Вика и Лиля повизгивают от удовольствия.
— Игнатьева и Богатырева, будем ссориться, — предупреждает Анна Ивановна.
Все успокаиваются.
— Это неумная шутка, Кузнецов, — говорит Анна Ивановна.
— Он умнее не умеет, — подтверждает Игорь, который, впрочем, тоже смеялся.
— Кроме того, это нечестная шутка, — продолжает Анна Ивановна. — Ты должен извиниться.
Извиниться? Пожалуйста. Для любимой учительницы чего только не сделаешь. Кузнецов всегда готов.
— Извините, Анна Ивановна.
— Не передо мной.
Не перед вами? А перед кем же? Перед теми, что ли? Да пожалуйста.
— Извини, пожалуйста, меня, Володя, за то, что я сказал, будто ты любишь Аню. Извини меня, пожалуйста, Аня, за то, что я сказал, будто ты любишь Володю.
На лице Кузнецова столько скорби, столько безудержного горя, что класс снова начинает хихикать.
«Выгонять или не выгонять? — думает Анна Ивановна. — Пожалуй, не стоит. Если выгнать, получится так, будто все это слишком серьезно. Если не выгнать, — скорее забудут. Оставят ребятишек в покое».
— Вот и хорошо, — говорит Анна Ивановна. — Так чему же равно «а» плюс «бэ»?
— Це, — дружно орет класс.
— Вот и прекрасно. Пойдем дальше…
До конца урока больше никаких происшествий не было. До конца дня — тоже.
Отстояла Анна Ивановна у стола еще пять часов в других классах, хотела заглянуть на минутку к своим горлопанам, но вспомнила, что у них сегодня всего четыре урока. Их давно уже и след простыл. Такой народ: в школу шажком, а из школы бегом.
* * *
— Это какой же Кузнецов? — спросил Сергей Михайлович. — Тот, который в прошлом году скелет в окно выставил прохожим кланяться?
— Да, — подтвердила Анна Ивановна. — И тот, который в позапрошлом году к кроликам ужа посадил. Бедные зверушки чуть не в обморок попадали. Правда, потом он им целый кочан капусты принес.
— От кроликов — к скелету, от скелета — к любви… — усмехнулся Сергей Михайлович. — Пока — шуточки, а что дальше будет?
— Сейчас как будто шуточки прекратились. Но вот вдруг письмо это… Не понимаю — к чему оно? Есть в нем что-то… — Анна Ивановна поморщилась. Что-то гаденькое. Я уверена, что Аня такого письма написать не могла.
Сергей Михайлович взял письмо, повертел его в руках. Вид у директора сделался задумчивый и нездешний. Как будто мысленно он был не в учительской, а где-то далеко-далеко. По этому виду давно, чуть не двадцать лет назад, безошибочно определяла Анна Ивановна, что смотрит ее ученик Сережа не в учебник, лежащий на парте, а в книжку, прикрытую этим учебником.
— Давайте рассуждать, — сказал Сергей Михайлович. — Письмо отпечатано на машинке. Для чего? Скорее всего, чтобы автора нельзя было узнать по почерку. Но конверт надписывается от руки. Такого почерка, вы говорите, нет ни у кого из ваших. Значит, автор сознательно меняет почерк. Он делает все для того, чтобы скрыть свое имя. Но на конверте полностью подписывается: Аня Мельникова. Абсолютная чушь!
— Если предположить, что письмо писала Аня, — сказала Анна Ивановна. — Но все очень естественно, если его писал кто-то другой.
— Итак — фальшивка!
— Да, похоже, — согласилась Анна Ивановна. — Тем более, что в письме написано… как там?.. «Я его очень люблю, а он меня нет». Так вот, выражаясь словами автора письма, Володя не только «не любит», а очень даже «любит» Аню Мельникову.
— Тогда это не просто шутка, а подлость.
— Я тоже так полагаю, — сказала Анна Ивановна.
— В таком случае автора письма нужно искать, — твердо сказал Сергей Михайлович. — Хотя бы для его собственного блага. Сейчас он подлец маленький, вырастет — станет большой.
— Надо-то надо, — вздохнула Анна Ивановна. — Да вот не соображу сразу, с чего начать.
— А не было ли еще каких-нибудь происшествий, связанных с этой историей?
— Было, — сказала Анна Ивановна, — было еще одно происшествие. Я думала тогда, что это последнее.
* * *
Класс Анны Ивановны считал себя самым дружным классом в школе. Началось это давно, еще года два назад, когда они дружно сбежали с урока рисования. Дело было весной. Светило солнце. По водосточным трубам, пугая прохожих, скатывались сосульки. Лужи голубели под небом, в них купались воробьи, отощавшие за зиму. Было чисто, светло и весело.
Они побежали в парк, где было по-весеннему пусто и никто не мог их найти. У пруда они сложили в кучу пальто и портфели, но и без пальто было жарко, потому что булыжники, которые они бросали в пруд, стараясь обрызгать друг друга, оказались довольно тяжелыми. Потом Олег Кузнецов прокатился на обломке льдины. Потом он свалился в воду. Это было просто прекрасно, ибо его спасали все вместе и каждый чувствовал себя чуточку храбрее другого.
Потом, уже на другой день, Олег заболел воспалением легких, но это тоже вышло на пользу: когда стали выяснять, кто зачинщик, то им оказался тот же Олег, а с больного много не спросишь.
С тех пор класс почувствовал себя очень дружным. Старались изо всех сил.
Дружно ходили в кино.
Дружно давали списывать Кукину, чтобы тот не тянул класс назад.
Дружно приходили на воскресники.
Дружно воевали с параллельными классами.
Дружно обсуждали будущий поход по реке Луге.
Поход взбудоражил всех. Вот уже несколько дней на переменах только и было разговоров что о реке Луге. От этих слов пахло грибами, дымом костра; они представлялись в виде водопадов, голубых озер, песчаных островов; там удилища сгибались под тяжестью рыбы, там, как в кино, под гитару пели у костра туристские песни. Там была свобода!
В этот день кричали и спорили так, что даже Кукин на минутку перестал списывать и туманно изрек:
— Там выносливость нужна. Вот!
— А ты, Саня, не волнуйся, тебя это не касается, — мгновенно отозвался Олег.
— Почему не касается?
— Тебя не возьмут, у тебя двойки.
— А у кого двойки, тот не человек, что ли? — угрюмо спросил Кукин.
Олег улыбнулся широко и дружески. Ребята притихли. Все понимали, что Олегу наплевать на Санины двойки. Дело было в чем-то другом.
— Саня, — невинным голосом спросил Олег, — от кого произошел человек?
Кукин помедлил. Он понимал, что готовится подвох. Только не понимал какой.
— Ну, от обезьяны… — неуверенно сказал Кукин.
— Так вот, лично ты еще не произошел! — скромно сказал Олег и обвел класс взглядом победителя.
Все засмеялись. Кукин подумал, подумал и сказал: