Сегодня вечером, когда я вышел, человек в непромокаемом плаще стоял на своем обычном месте и в прежней позе: глубоко засунув руки в карманы и слегка расставив ноги. Сейчас вокруг не было никого, и во всей его повадке, напоминающей часового на посту, до такой степени не чувствовалось желания укрыться от взглядов, что я спросил себя, действительно ли он хочет остаться незамеченным.
Едва закрыв за собой дверь, я увидел двух полицейских, которые шли по направлению к нам. На обоих были плоские фуражки с очень высокой тульей, с бляхой посередине и широким лакированным козырьком. Они шли размеренным шагом патрульных прямо по середине мостовой. Первым моим движением было вновь открыть дверь, чтобы выждать внутри, пока не минует опасность, наблюдая одновременно за развитием событий через маленькое окно с решеткой. Но я тут же подумал, что нелепо прятаться столь очевидным образом. Впрочем, мой жест в поисках ключа мог быть вызван той запоздалой предосторожностью, о которой я уже упоминал.
Я спокойно спустился по трем каменным ступенькам. Человек в плаще, судя по всему, еще не заметил полицейских, что показалось мне странным. Хотя они находились на расстоянии двух кварталов, отчетливо слышался стук их сапог, печатавших шаг по асфальту. На улице не было машин и людей, она была пуста за исключением упомянутых четырех персонажей: двух полицейских, неподвижного человека на тротуаре напротив и меня самого.
На мгновение поколебавшись в выборе между двумя возможными направлениями, я подумал сначала, что было бы разумнее пойти в ту сторону, куда двигались стражи порядка и свернуть в первый же переулок прежде, чем они смогут увидеть вблизи мое лицо. Весьма сомнительно, чтобы они, без видимых причин, бросились за мной в погоню. Однако, сделав три шага вперед, я решил, что предпочтительнее пойти навстречу опасности, нежели привлечь к себе внимание поведением, которое может показаться подозрительным. Итак, я повернул назад и пошел вдоль домов в противоположном направлении, приближаясь к полицейским, которые продолжали равномерно чеканить шаг по мостовой. Человек в фетровой шляпе, стоящий на тротуаре, с видимым равнодушием и спокойствием провожал меня глазами: больше ему не на что было смотреть.
Я шел, устремив взгляд прямо перед собой. В обоих полицейских не было ничего особенного: темно-синие рубахи, кожаный пояс с портупеей, кобура на бедре. Они были одного роста - можно сказать, высокие - и с похожими лицами: напряженно-внимательными и одновременно скучающими. Поравнявшись с ними, я не повернул головы.
Однако через несколько метров мне захотелось узнать, как происходит их встреча с тем, другим, и я быстро взглянул назад через плечо. Человек в черном непромокаемом плаще наконец увидел полицейских (вероятно, в момент, когда оба оказались на линии между ним и мной, поскольку он по-прежнему не отрывал от меня взора) и его правая рука сразу же поднялась к полям шляпы, надвинутой на лоб...
У меня уже не было времени спросить себя, что означает этот жест. Полицейские одновременным движением неожиданно обернулись, уставившись на меня и застыв на месте, словно вкопанные.
Не могу сказать, что они сделали вслед за этим, потому что сразу двинулся дальше, быстро отвернувшись от них и немедленно пожалев об инстинктивной резкости этого движения. Впрочем, разве не выдал я себя всем своим поведением с самого начала сцены? Я заколебался (и, может быть, отпрянул назад) на пороге двери при виде полицейских, затем неожиданно пошел в другую сторону, обнаружив, таким образом, первоначальное намерение бежать, наконец, чрезмерно напрягся в момент встречи с патрулем, тогда как было бы более естественным взглянуть в лицо обоим, тем паче что затем я обернулся, желая посмотреть им вслед. Разумеется, все это оправдывало подозрения и вызывало желание удостовериться, что же замышляет за их спиной субъект, у которого явно нечиста совесть.
Однако, какая связь существует между этой вполне понятной настороженностью и двусмысленным жестом еще одного персонажа? Это несомненно могло быть небрежным приветствием старого знакомца: рука, до сих пор никогда не покидавшая кармана плаща, внезапно показывается и слегка касается измятых полей мягкой фетровой шляпы. В любом случае, трудно поверить, что невозмутимый часовой намеревался еще больше надвинуть шляпу на глаза, чтобы совершенно скрыть свое лицо от полицейских... Не указывает ли, напротив, эта рука, появившаяся из кармана и медленно поднятая к полям шляпы, на удаляющегося прохожего, которого полицейские приметили еще несколько дней назад и чье подозрительное поведение лишний раз подтвердило справедливость уже тяготеющих над ним обвинений?
Вместе с тем никто не мешает ему продолжать свой путь;
он даже незаметно ускоряет шаг, стараясь не слишком привлекать внимание троих свидетелей, оставшихся позади: перед домом, окрашенным в ярко-голубой цвет, по-прежнему стоят, замерев, словно статуи, двое полицейских, устремив бесстрастный взор на постепенно уменьшающуюся, а затем становящуюся совсем крошечной фигуру в конце длинной прямой улицы, тогда как рука в перчатке по замедленной траектории завершает движение к полям фетровой шляпы, надвинутой на глаза человека в черном плаще.
А подозрительный персонаж, словно уверившись, что отныне находится вне поля зрения остальных, начинает спускаться по невидимой лестнице в метро, зев которого открывается перед ним прямо у поверхности земли, так что постепенно пропадают из виду сначала его ноги, затем торс и плечи, и, наконец, шея и голова.
Лора, стоя у окна, расположенного прямо напротив коридора третьего этажа, над железной лестницей, вглядывается вниз, в длинную улицу, где в этот час нет ни одного прохожего, отчего еще больше бросаются в глаза три человека, чье присутствие внушает страх. Человек в черном, замеченный ею уже несколько дней назад (когда именно?), стоит на своем посту, как она и ожидала, уютно запахнувшись в широкий плащ из черной непромокаемой ткани. Но двое полицейских в плоских фуражках, тяжелых сапогах и с кобурой на боку, шагавшие бок о бок по середине мостовой, теперь еще и остановились, не дойдя нескольких шагов до шпиона в дождевике, который делает им знак рукой, и единым движением обернулись, дабы увидеть то, на что он им показывает - окно, у которого находится Лора.
Она резко отскакивает назад, достаточно быстро, чтобы ни полицейские, ни шпик не успели, завершив поворот, взглянуть наверх прежде, чем она покинет место, на которое указывает рука в черной перчатке. Но движение это оказалось столь стремительным и порывистым, что повлекло за собой неловкий жест левой руки, на палец которой надет массивный серебряный перстень, с силой ударивший по стеклу.
При соприкосновении родился характерный, ни на что не похожий звук. Одновременно по всей поверхности прямоугольника расползается трещина в виде звезды с многочисленными углами. Но ни один кусок не выпадает: только - после долгой паузы - накренился вовнутрь маленький треугольник с очень острыми концами; после некоторого колебания он с хрустальным звоном падает на плиточный пол, разбиваясь, в свою очередь, на три еще более мелких фрагмента.
Лора долго смотрит на разбитое стекло, затем через соседнюю створку окна, сходную с первой, но нетронутую, на голубой фасад дома, стоящего напротив, затем на три осколка, лежащих на полу, затем вновь на стекло с трещиной в форме звезды. Сделав шаг назад по направлению к коридору, она больше не видит улицы. Она спрашивает себя, услышали ли наблюдавшие за ней люди хруст треснувшего стекла и могут ли они заметить отверстие, только что появившееся снизу и слева от железного шпингалета. Чтобы удостовериться в этом, следовало бы выглянуть в дырку: подобраться на четвереньках к окну, а потом, выпрямившись, прижать лицо к стеклу.
Однако сама эта нижняя часть окна, учитывая позицию, которую занимает человек в черном плаще и мягкой шляпе, отнюдь не укрыта от взгляда площадкой наружной лестницы, чьи узкие железные ступеньки, идущие параллельно, оставляют между собой промежутки равной ширины, позволяющие вести слежку и с той, и с другой стороны... Разумеется, с этой стороны - то есть, сверху вниз - делать это несравненно удобнее, ибо Металлическая платформа, о которой идет речь, находится гораздо ближе к окну, чем к земле. Тем не менее, очевидно, что прямая линия, соединяющая нижнюю Часть окна с полями фетровой шляпы, проходит над платформой и с еще большим основанием это можно отнести к треснувшему стеклу.
Тогда молодой женщине вновь приходит в голову мысль, что брат, под страхом сурового наказания, категорически запретил ей выглядывать в окно, выходящее на улицу. Брат должен был выйти из дома как раз в момент появления полицейских; она его не видела, но он, покидая дом, всегда держится ближайшего тротуара, так что из окна невозможно его увидеть, даже если уткнуться носом в стекло.
