Двухэтажный дом был обит красно-коричневыми досками, крыша покрыта дранкой, с краю возвышались две кирпичные печные трубы. На первом этаже находились четыре комнаты, на втором — три. Внешне строение выглядело не очень изящно, зато внутреннее убранство говорило о том, что его владелец — человек со вкусом и, самое главное, с достатком: кровати закрывались балдахинами; по случаю приезда гостей стол накрывали на 25 персон; в доме имелись и такие важные мелочи, как щипцы для завивки париков, щетки для зубов с костяными ручками…
В том же году из Англии вернулся двадцатилетний Лоуренс — молодой статный красавец, который, наверное, показался полубогом своему единокровному брату, шестилетнему Джорджу. Отец поручил старшему сыну управлять плантациями на Потомаке (более двух тысяч акров!), и уже весной Лоуренс от своего имени стал прикупать полосы земли, прилегающие к Литл-Хантинг-Крик, расширяя свои владения.
В июне 1739-го у Огастина родилась еще одна дочь, Милдред, но скончалась в октябре следующего года.
Между тем в 1739 году между Великобританией и Испанией разгорелся конфликт, известный как «война из-за уха Дженкинса». В октябре капитан торгового судна Роберт Дженкинс явился на заседание британского парламента и продемонстрировал собственное ухо, плававшее в банке со спиртом, которое отрезал офицер испанской береговой охраны: испанцы обвиняли англичан в незаконной торговле со своими вест-индскими колониями. В парламенте сложилось мощное провоенное лобби во главе с адмиралом Эдвардом Верноном, требовавшее наказать испанцев; премьер-министру Горацио Уолполу пришлось уступить. Вернон лично возглавил эскадру и всего с шестью кораблями захватил Портобелло на панамском побережье; одну из улиц Лондона переименовали в Портобелло-роуд в честь этой блестящей победы. Вернон, под командованием которого находилась уже армада в 186 кораблей, взял курс на Картахену (в нынешней Колумбии).
Для укрепления морского десанта, которому предстояло высадиться в Картахене и на Кубе, король отдал приказ о создании американского пехотного полка из колонистов. Лоуренс Вашингтон вступил в этот полк и получил вожделенный значок капитана роты виргинцев.
Карта Виргинии.
Д. Смит. 1612 г.Штурм Картахены в марте 1741 года обернулся кровавым фиаско: испанцы под командованием «получеловека» Бласа де Лесо (у него не было одной руки, одной ноги и одного глаза) отбили натиск девяти тысяч англичан. Лоуренсу и солдатам, которыми он командовал, даже не пришлось высаживаться на берег: желтая лихорадка и прочие тропические болезни выкашивали их не хуже, чем вражеские пули. Некоторые погибали от солнечного удара. В отличие от экипажей английских судов, уже год пребывавших в Карибском бассейне и приобретших некоторый иммунитет к местным болезням, жители североамериканских колоний столкнулись с ними впервые; из всего полка уцелела только десятая часть.
В письме домой Лоуренс сообщал: «…противник убил около 600 наших… а климат еще больше. Большинство офицеров умерли… Война ужасна на деле, но еще более ужасна в воображении». Но закончил он довольно бодро: «Мы научились здесь есть простую пищу, быть начеку и не обращать внимания на шум или канонаду».
Чудом уцелев под Картахеной, Лоуренс участвовал еще и в высадке в Гуантанамо на Кубе (это было частью неосуществленного плана адмирала Вернона по захвату Сантьяго с суши и с моря). Конфликт в Карибском море стал прологом к Войне за австрийское наследство, продолжавшейся в Европе целых восемь лет, и был благополучно забыт английскими политиками — но не его непосредственными участниками.
Молодой Вашингтон столкнулся с презрительным отношением британцев к колонистам, которые томились на кораблях, набившись туда, как сельди в бочку. Например, бригадный генерал Томас Вентворт их ни в грош не ставил. В то же время Лоуренс проникся высочайшим уважением к адмиралу Вернону.
Вернувшись в Виргинию в конце 1742 года (его брат Остин приехал из Англии в июне), Лоуренс переименовал Литл-Хантинг-Крик в Маунт-Вернон (Гора Вернона) и повесил портрет адмирала на самом почетном месте в доме. Весной он занял вакантное место командующего милиционными силами в чине майора, продолжив тем самым семейную традицию, заложенную еще Джоном Вашингтоном.
Казалось, всё складывалось хорошо, но в ненастный апрельский день 1743 года Огастин Вашингтон умер сорока девяти лет от роду, простудившись, когда ехал куда-то верхом под холодным дождем и пронизывающим ветром. Над «американскими» Вашингтонами словно тяготело какое-то проклятие: они не доживали до пятидесяти!
ДЖОРДЖ
Джорджу Вашингтону одиннадцать лет. Это угловатый долговязый мальчик с белой веснушчатой кожей и рыжеватыми волосами. В детстве его заставляли носить корсет, чтобы плечи были вывернуты назад, а грудь выпячена вперед, придавая ему благородную осанку.
Смерть отца глубоко потрясла его. Конечно, Огастин Вашингтон часто находился в разъездах и проводил мало времени с семьей, но сам факт его существования был ободряющим: он всё решал, говорил, где им жить и что делать.
После кончины Вашингтона-отца Лоуренс унаследовал Маунт-Вернон и железорудную шахту, Остин получил Поупс-Крик, где Джордж появился на свет, и несколько десятков рабов, а сам Джордж — Паромную ферму (Ферри-Фарм), половину доли земельного участка выше по реке под названием Дип Ран и несколько клочков земли во Фредериксберге, а также десять рабов. Однако вступить в права наследования мальчик мог только по достижении совершеннолетия, а до того всем хозяйством заправляла его мать. Она больше не вышла замуж, поэтому с одиннадцати лет Джордж превратился в старшего мужчину в семье.
У 35-летней Мэри Болл-Вашингтон на руках оказались поместье, пятеро детей, младшему из которых всего пять лет, и несколько десятков рабов. Делами и слугами она заправляла железной рукой, ее воля была законом, жизнь — спартанской: с деньгами она расставалась очень тяжело.
«Я часто общался с Джорджем, был его товарищем по играм, по учебе, по юношеским развлечениям, — вспоминал позже его дальний родственник Лоуренс Вашингтон из Чотанка. — Его матери я боялся больше, чем моих собственных родителей; она внушала мне трепет, несмотря на свою доброту, ведь на самом деле она была очень доброй женщиной».
Между матерью и сыном не было теплых отношений — только родственный долг. Более того, между ними даже установилось неявное, скрытое противостояние. Джордж вставал еще до света, молился, выполнял работу по дому, ходил в школу, но не получал похвалы от суровой, вечно недовольной матери, хотя ему как никогда нужны были поддержка и одобрение! Он молча выслушивал упреки, которыми его осыпали, не смея возражать, загоняя внутрь себя обиду и стараясь не выказывать ее внешне. В душе его бушевала буря, но он не выпускал ее наружу — стойкий оловянный солдатик.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
