угодно.
Димон внимательно слушал щуку. Он понимал, что происходит что-то неимоверно важное, но ему казалось, что это сон. Он даже взял снег и стал протирать лицо. Щука заметила его состояние и выпустив очередную порцию дыма произнесла своим скрипучим прокуренным голосом:
— Дима, это не сон. Смотри на меня внимательно и запоминай — тебе с сегодняшнего часа придаются мои щучьи могучие силы. Когда понадобится, скажи — по щучьему веленью, по моему хотенью, пусть будет так! И произноси свое пожелание. Но помни, что зло можно сделать только один раз и он будет последний.
— А как тебя хоть зовут, уважаемая щука? — это у Димона наконец-то прорезался голос.
— Как, как? Так и зовут — Щука. И обязательно с большой буквы. — Щука докурила сигару, проглотила еще дымящийся окурок и протянула к Димке лапу. — Ну, давай пять! — Димон радостно шлепнул рукой по ее длинному плавнику, и изумрудная красавица нырнула обратно в лунку. Казалось бы и все. Но нет. Из лунки опять появилась изумрудная голова. И она опять хриплым голосом сказала:
— Помни все, что я тебе сказала. Постарайся меня не разочаровать, Дима. — и щука уже окончательно исчезла в лунке.
Димка так и продолжал молча смотреть в лунку, куда занырнула щука. Сколько так он мог простоять, неизвестно, но подошел дед, ударил его по плечу и спросил:
— Ну что, сорвалась? А у меня куча холостых поклевок, уже почти всех живцов потерял. Рыба есть, но не подсечь. Мистика какая-то.
Дима наконец очнулся. Он подумал, что это не мистика, а волшебство какое-то. А может это все ему показалось? Ведь даже окурка от сигары не осталось. Щука его проглотила. Надо посоветоваться с дедом, иначе он просто сойдет с ума. И пришлось ему все рассказать деду. Сбивчиво, перескакивая через слова, но как уж смог.
Надо отдать должное деду. Он выслушал не перебивая. Потом снял свою шапку, почесал вспотевшую от всего этого лысину и мрачно произнес:
— Охренеть. А я думаю, чего сегодня поклевки такие странные.
Димка чуть не взорвался от возмущения:
— Какие поклевки, дед? Ты что, так и не понял, что я тебе рассказал? Или ты думаешь, что я пошутил?
Дед молча обошел вокруг лунки, потрогал брошенную на снег жерлицу с оголенным крючком, пнул ногой изжеванную щукой плотвичку и уставился на внука, который уже готов был расплакаться от бессильной обиды. Какие там у деда проносились мысли в его мудрой голове, трудно даже было представить. Но он относился к категории безнадежных мечтателей и ему все это было близко. Ему даже снились сны как он летает на драконе на зимнюю рыбалку. Поэтому дед сделал самое рациональное в их случае предложение:
— А давай проверим!
Точно! Как Димке эта мысль самому не пришла в голову? Только как проверить? Но у деда уже имелось дельное предложение и выглядело оно так:
— А давай ка мы попробуем применить с пользой твои новые возможности. Нам пора уже собираться домой, а жерлицы так муторно собирать и складывать в сумку. Ну ка, внучек, распорядись должным образом. — и дед крепко хлопнул Димку по плечу. Того долго уговаривать было не надо и, встав в торжественную позу, он громко произнес:
— По щучьему веленью, по моему хотенью пусть все жерлицы будут собраны и сложены на санки!
После этих слов возникла полная тишина. Только порывы ветра шумели снегом в камышах. Дед молчал. Димон тоже молчал и думал — неужели это все-таки облом? А ведь он почти поверил. И перед дедом стыдно. Но вдруг раздался какой-то странный потрескивающий звук (как потом выяснилось, дело было в первичной налаживающейся коммуникации волшебной связи) и с легким свистом уже сложенные жерлицы стали подлетать и сами складываться в сумку. У Димки пропал дар речи, а дед заорал во все горло:
— Ураааааа! Живем! А теперь, Димка, садимся в санки и пусть нас прокатят до машины!
Димка радостно произнес волшебные слова с просьбой прокатить их до машины и дело пошло сразу же. Первичная коммуникация была уже установлена, и они с дедом еле успели уместиться в рыбацком “корыте” как оно рвануло словно необъезженная лошадь. Ветер вместе с пролетающими мимо ветками хлестали в лицо, снег залеплял глаза, но это была самая прекрасная поездка в Димкиной такой пока еще недолгой жизни. Дед, наверное, тоже испытал неописуемые ощущения.
Санки затормозили у самой машины с таким крутым разворотом, словно управлял ими какой-то ополоумевший байкер. Дед просто вывалился из санок со словами:
— Охренеть. Маме только не рассказывай, иначе мне оторвут голову. Хотя я тут и совершенно ни при чем.
Дальше Димка хотел, чтобы машина долетела до дома по воздуху, но дед его вовремя осек и попросил, во-первых, не тратить понапрасну волшебство, а во-вторых, не светиться перед посторонними. Подлет прямо к дому на машине мог вызвать у соседей разные нехорошие вопросы. К тому же, дед правильно сказал, что теперь Димка не принадлежит сам себе, он достояние всей России и ему надо помнить, о чем предупреждала щука и взвешивать каждый свой шаг.
Остатки каникул прошли как-то скучно. На рыбалку их с дедом больше не тянуло. Каждый из них переваривал случившееся по-своему. Дед замкнулся, погрустнел. Он очень переживал за внука, понимая, что у того детство закончилось и ответственность за происходящее может разрушить еще не до конца сформированную психику мальчика. А Димка все думал о том самом зле, последнем злом поступке, который он может совершить с помощью щуки. И с ним начало происходить то самое, чего так боялся дед — нервное состояние его приближалось к паническому. И в конце концов, за день до отъезда Димки домой в город, между ними состоялся предельно откровенный разговор.
— Димка, пока еще не поздно, но ты должен принять непростое решение. Не зря же щука вспоминала про Владимира Ленина. Вождь пролетариата и друг всех советских детей наворотил таких дел, по его вине столько крови пролилось, что подумать страшно. Куда тебя занесет, одному Богу известно. Я не знаю, что будет настоящим злым поступком, но может сделать его и забыть все к чертям собачьим? Подумай. Только не надо какого-нибудь катастрофического зла, типа тотальной бомбардировки наших американских разводил, что-нибудь поскромнее придумай. Обещаешь? — и дед уставился на Димку своим встревоженным взглядом.
— Обещаю. Я и сам уже об этом думал. — и Димка упал в объятия деда вместе со своими горькими слезами и тяжелыми думами. Крепкие мужские объятия оказали на обоих положительное воздействие и еще одна страница мировой истории была
