— Демоны ада! — ага, пересохли не только губы, слова получились шершавые даже на ощупь, — Андерс будет долго тебя искать. Кто была твоя мамочка, мальчик?
Но принц не ответил, стоял, покачиваясь и запрокинув голову, и, слегка прищуря уцелевший глаз, равнодушно смотрел Сантилли в лицо. Не узнавал или вообще не видел?
Камень оказался конем. Ласайента наконец-то с трудом это понял. В голове зверски звенело и шумело, болели даже мысли. Все-таки удар тяжелым сапогом что-то да значит, особенно если в сапог обута нога бывалого наемника. Этот звон мешал и жутко раздражал, но приходилось мириться. А куда денешься? Глаза тоже подводили. Действительность плыла перед ними, то проясняясь, то вновь подергиваясь мутной дымкой.
Пока принц разбирался со звоном в ушах и глазами, рядом с конем — камнем появился еще один. Новый вырос, что ли? Мысль была мимолетная и дурацкая, но ему было все равно. Потом до него дошло, что раз есть конь, значит должен быть всадник. Ласайента хотел разглядеть стоящего, но все вокруг опять заколыхалось, стало размытым, к горлу подкатила тошнота. Потом кружение замедлилось, стало легче.
С трудом подняв голову, которая попыталась сама запрокинуться назад (его снова повело), Его Высочество посмотрел в лицо стоящего напротив него. Как смог сфокусировал взгляд. Очень высокий, почти как отец, но не он! Хвала богам!
Темноволосый, темноглазый, смуглый. Больше было не понять, лицо то становилось четким, то снова расплывалось. Внезапная мысль обожгла жидким холодом, окатившим его с головы до ног. "Ашурт!".
Принц дернулся в сторону. Бежать! Но Боль скрутила, согнула пополам, небо как-то странно запрокинулось, выгнулось, завертелось вокруг Ласайенты гигантской воронкой и стало вкручиваться в бесконечную черную бездну где-то внизу, утягивая его за собой. Тошнота накрыла липким покрывалом. Закрывай глаза — не закрывай, все бесполезно.
Сантилли увидел, как широко распахнулся здоровый глаз мальчишки. О, узнал. Очень приятно! Парень дернулся в сторону, и стал медленно заваливаться на спину, нелепо поводя из стороны в сторону правой рукой со скрюченными окровавленными пальцами, пытаясь удержать равновесие.
— А вот это нам ни к чему, — герцог легко подхватил шатающуюся находку одной рукой (мальчик тут же обмяк), постоял немного, соображая, с какой стороны лучше сесть в седло, чтобы не мешал висящий мешком принц. Вдев одну ногу в стремя, попрыгал на второй, примеряясь, подтянулся и осторожно забрался на коня. Пристроил избитого мальчишку перед собой, стараясь не задеть сломанную руку, заметил окровавленные слипшиеся волосы на затылке (трудно такое не заметить). "Убью Андерса, тварь! Не мог лучше за сыном следить!". Осторожно развернул коня и шагом повел его в сторону родового замка Дэ Гра, бережно придерживая потерявшего сознание Ласайенту. Охота шутить пропала.
Он падал бесконечно. Из черноты выныривали охранники, щерили зубы в злых хищных оскалах. Потные грязные руки похотливо мяли тело. Ласайента сопротивлялся, как мог. А мог он очень мало. Отец ничему такому не учил. Берёг. Музыка, верховая езда, танцы. Ладно, хоть вышивать не заставляли. Спасибо им на этом!
Принц пытался кусаться. Губы разбили ударом кулака в лицо. Чтоб неповадно было. Повалили на пол, прижали коленями и стали срывать одежду. Его Высочество не кричал, не видел смысла. Сопротивлялся, молча, сжав зубы. Пинался, вырывался, царапался, за что и получил сапогом по левой руке, коротко взвыв от резкой боли, разрывающей мышцы и кость. Тут же еще один пинок под ребра вдогонку к первому отбросил его стене, чувствительно приложив головой и плечом к каменной кладке.
Ласайента упал на поврежденную руку, режущая острая боль рывком усилилась на порядок, выгнув тело дугой и заставив коротко пронзительно вскрикнуть. Попытка подняться не удалась, и он завалился обратно на спину. Неуклюже пытаясь повернуться и встать на четвереньки, принц постоянно задевал сломанную руку, заставляя непроизвольно дергаться все тело.
В глазах стало совсем темно, к горлу подступила тошнота. Каждый вздох отзывался приступами немилосердной боли. Это были новые страшные и непривычные ощущения. Его никогда не били, даже голос не повышали. Холили и лелеяли, выполняя любой каприз. Уютный и безопасный мир закачался и стремительно рухнул, став нереальным. Разлетелся на миллионы маленьких осколков. Не собрать. Но Ласайента еще пытался что-то сделать, сопротивляться, потому что где-то в глубине души никак не хотела умирать безумная надежда, что отец передумает, отменит свой приказ. Он еще чего-то ждал, хотя уже понимал, что зря. Бесполезно.
— Смотри, чтоб сознание не терял, гаденыш. Пусть прочувствует остроту момента.
Наргизе. Это он принес Слово отца. И остался, чтобы посмотреть. Тварь! Все они твари!
Отец учит ездить верхом. Лошадь такая большая. Ласайента не знает, как он будет забираться на нее. Со стороны это будет выглядеть очень нелепо. Неужели отец не понимает?! В душе поднимается злость на свою слабость и неумелость, захлестывает с головой. Ласайента буквально захлебывается ею. Хочется убить эту белую животину, подаренную не иначе как в насмешку. Но вдруг сильные руки подхватывают его под мышки, лошадь внезапно остается внизу. Отец смеется:
— Ты куклу изображаешь, радость моя?
Принц с первого раза понял, как надо сидеть, как держать спину, куда и как пристроить ноги, как управлять лошадью. Он чувствовал ее, как свое продолжение, как будто всю жизнь провел в седле. И это упоительное чувство полета, когда они неслись во весь опор по дороге навстречу ветру! Свобода. Иллюзия свободы…
Он не любил подарки отца. Нелепые игрушки, дурацкие наряды. Только Облако он ему простил. Облако была превосходной, невероятной, стремительной, красивой и умной. Они понимали друг друга с полуслова с самого первого раза, с самой первой встречи.
Хотя отца Ласайента обожал. С ним было интересно, легко, празднично. Он много умел и знал, в том числе различных историй. Андерс был неплохим рассказчиком, под настроение умеющим заворожить маленького слушателя интонацией, голосом, жестами, взглядом. Принц любил слушать его, сидя среди диванных подушек, как в крепости, подтянув ноги к груди и обхватив их руками.
Отец рассказывал о своем детстве. Об охоте. О наставниках и похождениях с друзьями. О проказах и проделках. Но он никогда не говорил ни о войне, ни о погибших на ней. Так же, как и о первой жене и детях от второго брака. Как будто этого не было. Но таким, хоть и редко, он был только с принцем. Для всех остальных это был суровый, строгий, жесткий Повелитель. Сильный, быстрый и опытный воин, превосходный полководец. Непререкаемый авторитет для всех. Безжалостный к врагам и провинившимся. Держащий свое слово. Вспыльчивый, иногда несдержанный на слова и эмоции. Немногословный.
