День казался удивительно длинным.
Мы разбрелись по своим местам.
Неожиданно меня позвал к себе Базин. Я прошел в рубку пилотов.
— Смотри! — Базин тыкал пальцем вниз.
Мы проносились над буйными тропическими зарослями. То и дело мелькали голубые отражающие небо то ли озерки, то ли заводи. Мне показалось, что даже в кабину долетают пряные запахи цветов.
— Смотри! — Базин хлопал меня по плечу и радовался.
Второй пилот Витя Морев — тот просто примерз к стеклу кабины.
Очень мы стосковались по деревьям, по тихой воде.
Витя обернулся, с тоской посмотрел на нас обоих и сказал негромко, только по губам и можно было разобрать:
— Присесть бы… А?
Мы с Базиным переглянулись. Во взгляде командира я прочел нерешительность: ему, видно, не хотелось говорить «нет».
Я пожал плечами, хоть краткая остановка давно требовалась. Место вроде безопасное.
— Цветов можно домой привезти! Моя жена любит цветы! — крикнул мне на ухо Базин.
— Подсядем. На полчасика. Звезды появятся. Определимся. Бог знает куда залетели! И пойдем уже наверняка. Нельзя же, в самом деле, лететь напропалую! — согласился я.
Командир быстро сел за штурвал. «Каталина» сделала крутой вираж — Базин выбирал место для посадки поживописней. В кабине пилотов появились инженер-механик и бортрадист. Узнав о причинах разворотов, они тоже очень обрадовались. Выбор места остался за командиром. Колобок отнесся к делу придирчиво. Минут пять мы кружились и видели пейзажи, похожие на сказочные. Наконец Базин остановил свой выбор на продолговатом водоеме — то ли лагуне, то ли старице, протекавшей вдали большой реки.
Места для посадки и взлета было достаточно. Последний разворот. Снижение, режущий удар, подскок, и мы остановились на зеркальной глади. Выключили моторы.
Стало слышно, как нежно поплескивает по фюзеляжу вода.
Мы открыли колпаки пилотской кабины и пулеметных блистеров и несколько минут сидели, завороженные тишиной, покоем, пряным до удушливости ароматом неизвестных, невиданных цветов. Казалось, мы попали в огромную оранжерею. Метрах в пятидесяти от нас поднимались у заросшего кустами берега высокие, изящно изогнутые стволы королевских пальм, увитых лианами. Белые цветы усыпали деревья и кустарники. А может быть, цветы только казались белыми. Солнце стояло уже невысоко, меж деревьев и под кустами было сумеречно.
Второй пилот стянул с головы шлем.
— Прямо Жюль Верн… — и вздохнул.
— До чего ж хорош мир! — сказал Муслаев. Было непонятно, что же он имел в виду — спокойствие и тишину или красоту. Но никто не стал этого уточнять. Все, кто находился на борту «каталины», достаточно повоевали, и умели ценить мир, и, как все летчики, очень любили природу.
— Мартышки! — крикнул Сорокин.
По лианам, обвившим стволы пальм, пробежало стадо обезьян. Они визжали, прыгали и раскачивались на «канатах». И вместе с их криками мы расслышали, что тишины, которая нас оглушила вначале, нет. Воздух был наполнен шелестящим и в то же время очень высоким звоном; в нем смешалось сипенье, свист, кваканье, уханье, кряхтенье, цоканье.
— Давайте готовить лодку, — сказал Базин. — Ты, Витя, остаешься здесь.
— Есть, ясно! — удрученно проговорил Морев, отвернулся, стал смотреть на джунгли через раздвинутый колпак.
Мы спустились в грузовой отсек, отдраили люк, вышли на узкие «скулы» — металлические жабры, которые ведут о г носового люка к фюзеляжу, — вытащили скатанный резиновый мешок, что должен был стать лодкой, и маленький баллон сжатого воздуха. Муслаев и Базин возились с лодкой, а мы с Сорокиным, чтобы не мешаться, отодвинулись на несколько шагов в сторону.
Я смотрел на четкие силуэты пальм, на цветы, таинственно светившиеся в сумраке, на зеркальную поверхность лагуны, в которой на фоне отсветов закатного неба четко отражалось крыло «летающей лодки» и лопасти винта. С одной из лопастей упала капля. Разбежалась едва приметной кольцевой рябью. И навстречу этим волночкам прибежали другие.
«Откуда?» — подумал я.
Неподалеку из воды торчали четыре бугорка. Два передних походили на выходы странных дыхательных трубок, два других смотрели на меня. Я затаил дыхание: это были глаза. Два больших, немигающих, величиной с детский кулак глаза!
Оторопь охватила меня.
Послышался посвист сжатого воздуха, наполнявшего резиновую лодку.
— Давай быстрее, чего копаться! — буркнул Базин.
«Долетался, — подумал я про себя, — чертовщина начала мерещиться!»
Но тут позади бугорков из воды поднялась спина, кочковатая, глянцевая.
— Эй! Эй! Ребята! Бревна какие-то плавают! — послышался крик второго пилота.
Я, наконец, сообразил:
— Да это же крокодилы!
Действительно, это были крокодилы. Один, метрах в десяти от меня, смотрел огромными глазами с вертикальными, как у кошек, зрачками.
— Еще не хватало! — проворчал Базин и смолк.
Тихо шипел сжатый воздух, наполняя резиновую лодку. Теперь она заполняла весь проем выходного люка.
Я заметил, что крокодил очень медленно подплывал к нам. «Жабры», на которых мы стояли, возвышались над водой примерно на полметра. Судя по огромной башке чудища, крокодил мог бы достать нас на «жабрах» без особого труда.
— Черт возьми, как же мы взлетать-то будем? — проговорил командир. — Об них брюхо у машины запросто распороть можно.
Мне пока было не до этого. Морда крокодила оказалась совсем рядом. Я потянулся за пистолетом.
— Ай! — закричал рядом со мной Сорокин и опередил меня с выстрелом. Им, видимо, овладело омерзение. Он выпустил всю обойму.
Пули попали в цель. Крокодил изогнулся — он был огромен, метров пять длины, — я только тогда оценил его величину, из воды взметнулся хвост с костяными зазубринами на конце. Нас обдало брызгами.
И тотчас, словно выстрел был сигналом, еще три крокодила набросились на своего раненого собрата. Их длинные челюсти длиной в руку человека высунулись из воды.
В ленивой лагуне у самолета поднялась дикая возня. Челюсти и хвосты взметались над водой.
Крокодилы пожирали раненого.
Тут уже не выдержали все и стали палить без разбора в гущу осатаневших крокодилов. Вода окрасилась кровью. Влажное чавканье, какое-то отвратительное хрустенье, всплески и удары о воду слились в один безгласный звук.
Почти надутая резиновая лодка, целиком загородившая люк, мешала нам укрыться в самолете. Но я, — а как выяснилось потом, и не я один, — подумал, что спрятаться в машине еще ничего не значит. Дюралевая обшивка самолета толщиною в два миллиметра — плохая зашита от крокодиловых хвостов. Они запросто могли пробить обшивку.
