Туда, где кружат
Химеры,
Симулякры,
Призраки, —
Для больного
Сознания
Служат призмами.
***
Жизнь — затяжной сетап перед смерти панчлайном.
Каждый из людей лишь бултыхается отчаянно
В океане бессмысленности и божественной иронии.
Сука идеальное меня материального страпонит.
Как же забавно вечно гнаться за морковкой,
Али быть каскадером себя лучшего без какой-либо сноровки.
Граммовки дофамина никто не должен превышать,
Не то полет сознания разобьется о космическую гладь.
Философские вопросы, как проходить тест на пидОра —
В любом случае голубой, аки пигмей с планеты Пандора,
А на деле Сен-Мартен-де-Бельвиль, и меня заперли с Бланжи:
Ментального монсеньора всем придется ублажить.
***
Лучше сдохнуть чем проснуться с похмельем,
В канун на базаре поймал щуку и, как Емеля,
Загадал желание, чтобы хорошо пошла под пиво,
И, бля, реально волшебная, реально вкатила,
Но, сука, хули так хуёво, будто меня сглазили.
По-любому это та цыганская пидорасина.
Пойду искать ее в переходе, чтобы пиздануть по морде.
Мне за это, наверное, еще выдадут орден
За борьбу с колдовством ебучим,
А я заложу его, чтобы накупить целую тучу
Пиваса,
И жить мне снова будет классно.
***
Одиноким в квартире разложиться проще чем в гробу,
Назови меня зайчиком, и я рассеку себе губу.
Упадок заебись, ведь у меня проблемы с высоким давлением.
Как же на все похуй — хочу стать фюрером четвертого рейха,
И воевать за воцарение расы унылых долбоебов.
Если бы мне довелось жить в одну эпоху с Гёте,
Он бы по-любому написал не "Фауст", а "Володя".
В сути Сосенский не хуже Питера, поскольку тоже на болоте.
Я, как птенец, что выпал из гнезда мира, и он меня теперь отторгает.
Неконгруэнтное тело, ебаная материя и, словно Гамлет,
Я вопрошаюсь: "бухать или не бухать", — дабы сбросить оковы,
Поугарать с друзьями и забыться как же все таки хуево,
Но чем сильнее болит, тем ярче вкус жизни.
Получается, что самые голодные люди — это гедонисты,
Хотя и аскетизм не насыщает, ибо проповедует смирение,
И как-то в час особенной скорби на меня снизошло озарение,
Что надобно жадно упиваться своим пиздецом,
Резонировать с экзистенциально абсурдным всеотцом.
Грубо говоря, закосплеить ситха из звездных войн,
А в негативе преисполнившись, отправить вселенную на убой.
***
День кончается словами текст заметки,
И мысли пидорасят безтормозовой вагонеткой.
Образы прошлого флэшбэчят, как бойца Вьетнама;
Они ведут меня на эшафот под удары барабанов,
Припоминая хором все проступки с косяками —
Преступления не забыть, как не кличь их пустяками.
Но я же просто квинтэссенция того, чего был свидетелем.
Как не потерять зрение, если в ебало вечно светят нам?
И мороки усиленные чувством вины отозвались Фукусимой,
Оттого то я, что не день, то хуй депрессивный.
Ночь стяжатель выуживает из меня стих за стихом,
А нахуя? Не уж то, чтобы сердце мое пылало огнем
Творчества и созидания бесконечной идеи?
Или все же, потому что я сам так захотел?
***
Перед сессией смерть, как избавление.
И умер бы давно, да только лень мне,
Так же впадлу, как ходить на пары.
Жую говно учебы, клича себя гурманом.
Крайне туманно представляю будущее
В стези не благородной, а чудовищной.
Лучше б быть мне в вечной статике
Выходного дня, да бороздить галактики
В своей полной стенаний башке.
Идет лепка Венеры, но получаются горшки, —
Хуёвый скульптор, — всё не так, как надо.
Раньше думал пастух, но тоже часть стада,
Что бессмысленно бредет по велению
Хозяина, а свобода есть преступление.
Дабы сдать эту хуйню, надо порвать жопу,
Иначе буду рвать её где-нибудь в окопе.
***
Каждый из трехсот километров между нами оставляет увечье,
Хромаю в будущее с помощью костыля нашей грядущей встречи.
Меня пробудит электрический разряд наших вьющихся ЦНС.
Первое, что увижу, — твою улыбку, — так и начинается процесс
Материализации неподдельной первобытной эйфории.
Бабочки вырвутся из хризалид под крики Аве Мария.
Рутина канет в лету, а радость доведет до судорог:
Теплота внутри, и насекомые, покидая желудок,
Обернутся ласково прошептанным словом "люблю".
От волнения момента залихорадило, но твой поцелуй, как Терафлю,
Вновь вернул в реальность.(Не зря ведь учишься в меде.)
Вот бы остановить время, да застрять в этом моменте.
***
Босой ногой ступаю по холодному кафелю морга,
Помню лишь, как пил Абрау-Дюрсо, заедая лососевой икоркой.
Дивный вечер был, впрочем, как и каждый до этого,
Разъебало с нового закона, а потом под хиточки Летова.
Но каким же образом я оказался в этом месте?
Не мог же бухой пойти навещать деда? Уж больно много чести.
Или может в горячке причудилась вся эта ебаназия?
Точно — я вспомнил, как меня распластало на старом паласе.
Ну и гримаса. Сразу видно — я доволен собой,
А если быть точнее — своей наконец исполненной мечтой.
Всё же я умер спустя столько лет изнурительных проб,
От всей души благодарю за содействие, братишка тромб.
***
Как же, блять, прогнило общество.
Новость, в общем-то,
Давно уже не новшество,
Но я выдвигаю тождество,
Что любое сборище людей
Не больше чем ебаный бордель,
Дурно пахнущих шлюх.
А я вынужден это нюхать,
Потому что когда-то батя,
Кажись в неадеквате,
Привел меня сюда терять невинность.
Ну
