– Да проще рюмки водки. Они ведь в трюмах обитают, углядели где-то, куда человеческий взгляд не проникает, трещину, глубокую влажную ржавчину, ну и смекнули…
Нильс рассмеялся – старчески, довольно. Но необидно.
– В том-то и дело, что ничего такого! Нет, подобное тоже бывает. Они даже как-то узнают о неисправности двигателей, помп, о рассохшихся без догляда шлюпках. Но это не тот случай.
– Интересно.
– Очень. Я, помнится, капитана предупредил. Тот лишь посмеялся. Однако послал команду проверить – нет ли где течи. Проверили, по плечу меня капитан похлопал. А назавтра в море вышел… Ну, я тогда в порту свой человек был. Я ведь и в море хаживал. Вы таки думаете, какой из еврея моряк, так думаете? Смотря какой еврей. Ежели вроде меня – антисемит, так что ж…
– Ты, Ильич, тут, в чужой каюте, мне национальную рознь не рассеивай.
– Это я так, к слову. К тому, что в порту, в диспетчерской я свой человек был. И все, что надо, из первых рук узнавал. – Он помолчал от тяжелых воспоминаний. – Вот и узнал: и двадцати миль от берега тот сухогруз не отошел, как на военную мину напоролся. Хорошо, что удачно. Винтами ее под корму подтянул, она там и грохнула. Никто не пострадал, и судно удалось в порт вернуть. Но вот как эти крысы про ту мину прознали, а?
– Ну, мина миной, а что с твоим препаратом? К чему рассказ-то? К тому, что очень они звери умные. И как чуют, что у них нелады в стае, тут же свое место дислокации, обитания покидают.
– Вот как? Что-то не очень верится.
Нильс пожал плечами и придвинул свою рюмку. Семеныч правильно понял.
– Я уже сколько лет этим способом действую.
– И что, все так и уходят? Все, все?
– Ну… Был случай, две самочки что-то не послушались, на борту остались…
– Вот видишь.
– Но они не выдержали, покончили с собой.
– Застрелились? – усмехнулся Семеныч.
– Зачем! – удивился Нильс. – Утопились. За борт прыгнули.
– Заливаешь, старина. Крысы прекрасно плавают.
– Даже тот, кто прекрасно плавает, – назидательно произнес Нильс, – если уж сильно захочет – утонет. Нет?
Семеныч признал его житейскую правоту.
– Так что метод мой уникальный. Представьте, целая стая лишается потомства. И если учесть, сколь ко его оказалось непроизведенным, то на моем счету – миллиарды. Даже неловко.
Тут дверь в каюту распахнулась и заглянул какой-то мужчина. Семеныч кивнул ему:
– Погоди, Серж, у нас разговор.
А Нильс, не дожидаясь, когда вновь закроется дверь, грустно продолжил:
– Да, миллиарды. Это только здесь, в России. А за границей…
– Ты и за границей побывал? – удивился Семеныч.
– У родни. На исторической родине. Они там себе виллы настроили, так и позвали меня – крыс вывести. В Израиле ведь тоже крысы есть.
– А что же ты не остался?
– А там одни евреи кругом. А если араб какой-нибудь покажется, так и тот не лучше.
– Опять за свое? – Семеныч постучал пальцем по столу.
И словно отозвавшись на этот стук, вошел капитан – весь в белом с золотом. Прошел к столику, сел, сняв фуражку, положил рядом. Сердито вздохнул:
– Плохо сработано. А мне днями в рейс идти. А у меня пассажиры, Николай Семеныч, элитные. VIP-персоны. Так я весь фрахт потеряю.
– Что ж, дело твое. – Семеныч встал и достал из нагрудного кармана рацию. – Я, собственно, что заглянул-то? Сигнал получил – большая партия наркотиков у вас в трюмах хоронится. Сейчас вызову ребят из спецназа…
Капитан вздрогнул, стал белее своего кителя. А Семеныч лениво и безразлично продолжил:
– Ты ж знаешь, как они работают. Положат весь твой экипаж мордами в палубу, перевернут все судно, может, и пробоин наделают. Найдут – не найдут, а на недельку рейс задержится…
– Постой, Николай Семеныч. Не первый год знакомы. Давай по-другому. Плачу дератизатору, пьем коньяк и расстаемся друзьями. Лады?
– В основном.
Конфликт был мудро улажен.
Капитан и примкнувший к нему Серж проводили гостей до трапа.
Капитан, глядя вслед Нильсу, зло прошептал:
– Жидовская морда!
– Он миллиардер, капитан.
Капитан повернулся к нему, не веря. Поверил. И они оба долго провожали завистливыми взглядами худую сутулую спину старины Нильса. Миллиардера в России. Не считая заграницы…
– А за пятьсот баксов чуть не удавился!
ДЕРЕВНЯ ПЕНЬКИ
Янка нашла себе массу новых удовольствий в деревенской жизни. Она полюбила ходить за водой оледенелой тропкой к колодцу и за яйцами к тетке По-линке. Полюбила растапливать печь и курить возле нее в открытую дверцу, сидя на шаткой скамеечке. У нее посвежели чувства и даже появились мысли. Она стала отважно «философить» с рюмкой или с сигаретой в руке.
– Да, Серый… А если бы я не встретила тебя в свое время… Не сидела бы сейчас у дырявой печки и не пила бы с тобой по ночам водку…
– А дальше? – Мне было интересно.
– Ну… Рванула бы в какую-нибудь Европу. Женилась бы со своей красотой на каком-нибудь короле. И стала бы какой-нибудь королевой в каком-нибудь дворце. И сидела бы сейчас не у дырявой печки, на полу, а на каком-нибудь ковре. Или на каком-нибудь троне. В короне. Набекрень немножко. – Она показала руками, отбросив волосы, эту самую «бек-рень». – Вот дура-то была бы. Да, Серый?
«Да, Янка, да, – думалось мне в ответ. – Твое место у какой-то дырявой печки. А мое – у твоих ног. Приклонив голову на какие-то твои прекрасные колени».
Но я не успевал сказать ей об этом. Она ведь как птичка – то чирикнет, то…
– А ведь я, Серый, по крови сама по себе королева, без всяких королей. Не знал?
Я молчу. И думаю, не произнося вслух: не сомневаюсь, Янка моя – прямая королева от королей. От М. Мнишек и Г. Отрепьева, стало быть… Молчу. Что еще скажет, к чему подбирается?
– А вот ты, Серый, когда-нибудь задумывался о себе?
– Обо мне другие думают. А что?
– Скоро старость нагрянет, седина.
Она это сказала с такой угрозой, что я даже почувствовал за спиной ледяное дыхание. И обернулся невольно.
– Вот-вот, – злорадно продолжила Яна. – Скоро старость с сединой нагрянет, а ты еще ничего не сделал. Никаких мировых открытий. – Она начала злорадно перечислять, загибая палец за пальцем. – Ты даже никакой вершины не покорил. Ни одной картины не написал.
– Ни одного дома не построил, – помог я, – ни одного дерева не…
– Да, – подхватила Яна, перебивая в азарте обличения, – ни одного дерева не срубил!
– Не посадил, – поправил я.
– Вот видишь! Не срубил, не посадил…
– Разуваться будешь?
– Зачем? – удивилась она.
– Тебе на руках пальцев не хватит.
– Пожалуй… – Янка приоткрыла дверцу печки, бросила в огонь окурок. – Но я ведь не это хотела сказать. Ты, Серый, конечно, ничего не успел, но зато ты всегда вовремя оказывался рядом. Когда нужен кому-нибудь в беде.
А у Янки все наоборот: она исчезает именно тогда, когда я больше всего в ней нуждаюсь. И появляется именно тогда, когда именно в этом месте и в это время ее меньше всего ждешь. И больше всего от нее вреда.
В тот раз я так и не понял, что хотела сказать Яна. Узнал об этом позже. И вовсе не с ее слов, а когда пришлось действовать…
ТУРФИРМА «КОЛУМБ»
– Ты, Серж, никогда не задумывался, почему моя контора называется «Колумб»? Подскажу: потому что я по своей натуре – первооткрыватель. Что, нескромно? Но это факт. Я постоянно открываю в бизнесе новые пути. К далеким островам, где много-много зеленого золота.
– Поближе к делу, Витя. У меня через час просмотр новой программы.
– Виктор! – сердито поправил Витя. – Трудно запомнить? Я же просил.
– Ну, извини, открыватель, забылся…
– Слушай дальше. Вот тебе вопрос: чем сейчас выгоднее всего торговать? Скажешь: нефть, газ, недвижимость. И будешь глубоко не прав. Самый выгодный товар нынче – красота, молодость, нежность. Женская ласка, в комплексе.
– Проституция, что ли?
– Грубо, Серж, как грубо! Сфера сексуальных услуг, я бы так сказал. Романтично? То-то. А ведь сейчас и в этом бизнесе – кризис. Он застыл на месте. С самых древних времен не меняется в своей примитивной сути.
– Что ж тут менять? Веками отработано. Пришел клиент – оплатил услуги – получил их – ушел домой – к жене и детям.
– Застойно мыслишь, Серж. Нужно ввести в это пошлое дело элементы острой новизны, чтобы оно заиграло новыми красками: романтику, лирику, экзотику, чувства. Ухватываешь мысль?
– Любовь, что ли?
– Ты бровью-то своей меня не сбивай. Я ведь хочу, чтобы ты сознательно стал моим партнером. Соратником. Легализацию проституции мы все равно продавим. И никакие коммунисты нам не помешают, их песенка спета. Людям не «Интернационал» нужен, а интердевочки. В полном ассортименте: от эскимосок до самок пингвинов. В естественной среде. Я сейчас веду переговоры с одной французской фирмой. «Бугенвиль» она называется.
– А это кто такой? Не мореплаватель?
– Угадал. Сразу видно – ученый в прошлом. Ихний Бугенвиль вроде как бы французский Колумб. Кругосветное плавание когда-то совершил.
