– Здорово, коль не шутишь. Зачем пришел?
– В Петербург еду в командировку – от журнала.
– Ну и скатертью дорожка.
– У меня к вам просьба
– Какая?
– Подорожную надо выправить, что еду по казенной надобности.
– Как прижало, Фрол Лаврович, помоги? А с какой стати я буду тебе помогать? Ты мне не кум, не сват и не брат.
Тут мне на ум пришла интересная мысль:
– Фрол Лаврович, забудем старые обиды. Вдруг и я вам когда-нибудь пригожусь.
– Чем ты мне, босяк, можешь помочь? – удивился тот.
– Напишу про ваше пароходство статью хвалебную и напечатаю в нашем журнале.
– А сможешь?
– Вот те крест! Чтобы у меня язык отсох, если обману, – побожился я в красный угол на иконы.
– Разжалобил ты меня. Есть у меня человечек прикормленный в канцелярии генерал-губернатора, – подобрел Сомов. – Но и у меня к тебе есть просьбишка.
– Слушаю вас.
– Там, в Петербурге, говорят, много публичных домов.
– Наверно много, столица все-таки – культурный центр страны.
– Продаются там альбомчики с гелиографическими картинками, на которых сценки всякие, – тут старый развратник зарделся лицом, как не целованная гимназистка.
– Порнография, что ли?
– Вот, вот! Где парно амурным утехам предаются. Привези мне пару-тройку таких альбомчиков. Я тебе хорошо заплачу.
– Буду рад оказать вам эту мелкую услугу.
– И еще просьба-с.
– Я весь внимание.
– Квашня моя все уши прожужжала. Корсет хочет французский.
– Похожу по дамским салонам, обязательно куплю. Только вы мне размер Матильды Карповны напишите.
– Завтра после обеда за подорожной зайдешь, я тебе и размер корсета дам, и деньжат на дорогу подброшу.
Матушка моя, услышав о моем скором отъезде, сильно огорчилась:
– Митенька, как же мы без тебя будем?! Кто дров наколет, огород вскопает?
– Не убивайтесь вы так, маменька. Вот вам пять рублей серебром – наймете китайцев, и они вам все сделают.
– Да боюсь я их, нехристей.
– Будет что не так, зовите дворника – он им шею-то намылит.
– Ты же привык к домашней еде – гастрит желудка в дороге наживешь.
– Не беспокойтесь – для этого на тракте есть постоялые дворы с буфетами.
– Только ты там с купцами водку-то не пей. Обещай мне!
– Обещаю, что не возьму в рот ни капли водки с купцами, – заверил я матушку.
Забрать подорожную я пришел уже с саквояжем и корзинкой с бутылкой топленого молока и домашними пирожками.
Передавая мне конверт, Сомов говорил:
– Там подорожная, размер Матильды и, как обещал, деньжат немного. Ты на каком пароходе до Сретенска поедешь?
– На «Муромце».
– Билет уже купил?
– Да, за пять рублей с полтиной.
– Сдай в кассу. Я тебя бесплатно на «Матильду» посажу. Едем вместе на пристань.
На пристани я сдал билет на «Муромца», выручив свои деньги. И Сомов повел меня на свой пароход «Матильда». Поселив меня в одноместной каюте первого класса, пароходчик сказал:
– До отплытия еще полтора часа. Пойдем в «Поплавок» – закусим и выпьем на посошок.
В буфете на дебаркадере, покачивавшемся на волнах, я уже ощущал себя в пути.
Памятуя свое обещание маменьке, я пил исключительно портвейн. Сомов же налегал на коньяк.
Через час Фрол Лаврович уже решил проводить меня до Сретенска, и он так и поступил бы. Но его намерению помешала Матильда Карповна, вдруг подъехавшая к пристани на пролетке. Своей могучей рукой она вытащила своего благоверного за шиворот из-за стола и потащила к коляске. Я сопровождал чету Сомовых, держа в руках картуз Фрола Лавровича, забытый им в буфете.
Усадив размягшего Сомова в бричку, запыхавшаяся Матильда Карповна обратилась ко мне:
– Митенька, когда будете покупать корсет, попросите шнурков про запас. И еще, поищите последнюю новинку парижской моды – чулки с поясом. Берите большого размера и тоже несколько пар про запас.
– Вот, возьмите, – Матильда Карповна достала из-за пазухи кошелек и отсчитала мне сто рублей кредитными билетами достоинством 5, 3 и 1 рубль.
Через пять минут я стоял на верхней палубе, наблюдая, как заканчивается посадка, матросы убирают трап и отдают швартовы. Потом, по команде капитана, машина увеличила обороты, и пароход отчалил от дебаркадера. Белая свежеокрашенная «Матильда», взбивая колесом за кормой пену, пошла вверх по течению со скоростью 8 верст (1 верста = 1,0668 км) в час.
Мы едем, едем, едем
Через пять дней мы причалили к пристани Сретенска.
Здесь заканчивается сухопутная дорога из России, и переселенцы и всякого рода охотники за удачей садятся на пароходы, плывущие вниз по Шилке и Амуру. Проевшись до нуля в пути и в ожидании навигации, пришлый люд легко идет на преступления – кражи, грабежи и разбой здесь обычное повседневное явление.
Еще на пароходе я нашел себе двух попутчиков до Иркутска. На бирже извозчиков мы вскладчину наняли карету и, Богу помолясь, поехали. Наш кучер был из Иркутска, и пара его лошадок, чуя приближение к дому, бежала резво. Через 13 дней, с короткими ночевками в придорожных селах, мы были на месте.
Распрощавшись со спутниками, я вручил свое бренное тело станционным смотрителям и кучерам.
Когда проехали Ачинск, на задок кареты сели два вооруженных казака.
– Чем вызвана такая необходимость? – спросил я у станционного смотрителя.
– Разбойнички в лесу опять пошаливают, – отвечал тот. – Вчера обоз с китайскими товарами из Кяхты ограбили. Возчики, было, сопротивление оказали, так лихие люди одному из них кистенем голову проломили.
Все обошлось благополучно, но этот прогон оставил самые яркие впечатления от всей поездки – за каждым деревом мерещилось по разбойнику.
Государственная дорога должна быть не уже 3-х сажен, утрамбована и присыпана песком, гравием или камнем, с водоотводными канавами и крепкими мостами, с верстовыми столбами и указателями, с колодцами через определенные расстояния.
Но, в полном соответствии с поговоркой: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги», на самом деле все было не так. На большем протяжении тракт представлял собой подновленные скотопрогонные и торговые пути, оставшиеся со времен татаро-монгольского нашествия.
Изредка встречались крестьяне, несущие государственную повинность по ремонту и содержанию дороги, они работали без усердия, как и подобает подневольным людям.
На довольно протяженных участках тракт оказывался столь разбитым, что возницы объезжали эти непроходимости стороной, и в итоге дорога разделялась надвое и натрое. При дожде лошади шли по пузо в воде, а пролетки и кареты впору было заменить лодками и баркасами.
Конец ознакомительного фрагмента.
