Лёха
сентября
— Ты, засранец, когда перестанешь мне нервы мотать? — звонкий шлепок мокрой тряпкой по лицу взбодрил получше чем кофе. Мать визжала как резаная, а я пытался увернуться от очередного удара, — Почему у всех дети как дети, а ты — сплошное наказание? Ты чего добиваешься? Чтобы скорее посадили? Ты восемнадцати дождись, может с батей в одной камере будете сидеть, — мать не унималась, — Мне людям в глаза смотреть стыдно! Ты меня в гроб загонишь! — она громко всхлипнула, шибанула напоследок рукой по спине, а я уже знал, что сейчас пойдёт на кухню рыдать.
Каждый раз, любой скандал заканчивается тем, что я ее в гроб загоню. Рыдает и параллельно телек смотрит, без слез ревет, но со звуком, чтобы мне было стыдно. А мне вообще не стыдно. Что я сделал то? Наверно опять чокнутая бабка из одиннадцатой квартиры, нажаловалась, что мы ей дверную ручку говном намазали. Ну прости, бабка, это надо ещё доказать.
Вчера был очень хороший день, мы сдали много металла, уехали подальше за садовый кооператив Восток и наткнулись на дачные заброшки. И как же раньше мы их не замечали, это же золотое дно. Мы разобрали все, что можно было, ворота сняли, трубы выкопали. Рейсов десять точно сделали, никогда за один раз столько не сдавали. Вечером стали это дело отмечать, хорошо, что мать была на смене в ночь.
И тут эта бабка чокнутая нарисовалась, сначала по трубам стучала, потом участкового вызвала. Пришлось расходиться, но бабке должок решили вернуть, долго думать не пришлось, весь двор в говне от ее же кошек.
Мать вроде уже не так громко всхлипывает, можно выходить.
— Лёша, ты сегодня во сколько придёшь? — высовывается в коридор зареванная.
— Не знаю мам, как получится. Иду пятерки получать, — быстро захлопываю дверь и громко топаю по деревянной лестнице. Остановившись у двери чокнутой бабки, звоню в звонок и кричу: — Пожар, пожар, эвакуация! — делаю пару увесистых ударов кулаком по железной двери и радостно выбегаю из подъезда.
Все наши уже собрались, Гарик и Женек сегодня нарядные. Гарик первоклассницу несёт, а Женьку сказали нарядиться на всякий случай, вдруг будут из газеты фотографировать, чтобы в первом ряду стоял. Машка такая красивая. Хотя Машка всегда красивая. Тычу пальцем ей в спину и делаю вид, что это не я, фырчит, глаза закатывает.
Оказывается, у нас новенький, долговязый, бледный, челка пид*ская. В общем, додик какой-то, внук классухи. Решили с ним не ругаться, у нас ЕГЭ по ее предметам, не хочется отношения портить. Если подружимся, может варианты ответов достанет или попросит бабушку нам крестики поставить где нужно. Разберёмся.
После школы шатаемся по улицам минут тридцать, после чего иду в своё тайное место, в мой личный зрительный зал. Машка живет на самой окраине, на первом этаже, окна выходят на поле. Несколько лет назад, мы шарились по району, провода искали или трубы, перерывали все возможные участки. Ничего стоящего не нашли, и пацаны с гаражей пошли прыгать, а я ещё надежду не терял, бродил почти до ночи. Ничего приличного не попалось, и я решил к своим пойти, в гаражи, через поле идти было быстрее. И тут заметил ее в окне, она стояла прямо напротив, смотрела на себя в зеркало и танцевала. Видимо что- то пела, в руке пульт или расческа, не понятно было. Подошел ближе, все равно ничего не услышал. Я такого никогда не видел, в ее движениях было столько страсти, не пошлости или грязи, а именно чувств. Стоял как- будто под гипнозом, смотрел на неё и понимал, что ничего прекраснее в жизни не встречал. Машка всегда мне очень нравилась, она всем нравилась, но к ней ни разу никто не пытался подкатить, потому что не того поля ягода. Сколько ее помню, она всегда отличалась от наших девчонок, по-другому одевалась, по-другому говорила. Как будто английская королева приехала с визитом на швейную фабрику. Мечтательная какая-то, вечно у неё в голове книжки какие-то, истории, песенки. Волосы эти золотые длинные, кожа фарфоровая, глаза на пол лица. Куколка. В неё невозможно не влюбиться. В первом классе пытался ее внимание привлечь, за хвостики дергал, домой провожал, рюкзак носил, с Воронцовым дрался, а она мне заявила: — Лёша, я с тобой дружить не буду, я хулиганов не люблю, их в тюрьму сажают.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я даже не пытался измениться, со мной все понятно давно. У матери уже сумка для меня собрана, только и ждёт, когда «Бобик» приедет меня забирать. Я же весь в отца пошёл, как она говорит, а он за последние двадцать лет на свободе провёл максимум полгода. Я плохо его помню, поэтому верю ей на слово. Первый раз его увидел лет в шесть, он прожил с нами пару месяцев и снова сел в тюрьму. Я тогда не расстроился, дома были только пьянки и скандалы. Напоследок, батя телевизор вынес и мамкины золотые серёжки. В следующий раз, мне было примерно тринадцать, но тогда он только одну ночь переночевал и пропал. Мамка даже искать не стала, пропал и слава богу! Через пару месяцев узнали, что его опять посадили. Ну как можно к Машке подкатывать с такой биографией?
Сейчас мы с ней скорее в нейтральных отношениях, она на меня иногда шипит, но терпит, а мне большего и не надо.
Сегодня шторы зашторены, жаль. Хотя дождь так сильно зарядил, что не особо расстраиваюсь, все равно вечером увидимся.
Пока иду, пинаю банку от газировки, что интересно Машка сейчас делает? Наверно книжки свои читает или на пианино играет. Плохо, что челкастый живет с ней на одной улице, главное, чтобы провожать не пошёл. Нехорошее у меня от него впечатление.
Глава 3
Маша
На плите пюре и котлеты, ещё тёпленькие, как же должно быть вкусно. Накладываю большую порцию и включаю ютуб. За обедом, я больше всего люблю смотреть стендап или пересматривать выпуски Дудя, иногда заставляю смотреть Таньку, чтобы было с кем обсудить. А ещё люблю есть, когда никого нет дома, так я меньше испытываю чувство вины. После обеда ставлю чайник и пока он греется, параллельно выпиваю два стакана воды. Дальше отработанная схема- два пальца в рот, ещё стакан воды, два пальца в рот, и так пока не будет выходить просто чистая вода. Противно, лицо красное, сердце колотится и жжёт в пищеводе. Умываюсь, чищу зубы, выпиваю стакан кефира и наливаю большую кружку кофе с молоком. Я боюсь еды, боюсь поправиться, делаю это практически каждый день, хоть и становится за себя стыдно. Как правило, это происходит после ужина, но сегодня ужина не будет. Я никогда не была толстой, при росте сто шестьдесят пять сантиметров, мой вес около сорока шести килограмм, всем говорю, что сорок пять, но хочу весить сорок два. Танька говорит, что у меня анорексия, а я говорю, что не бывает при анорексии таких ляжек и выпирающего живота. Ненавижу спорт, нормальный человек начал бы качать пресс или бегать по утрам, но мне ближе моя схема.
Кручусь перед зеркалом, выбирая что сегодня надеть. Я из тех людей, что между удобной и красивой одеждой, не думая выбирают красивую, даже если это будет приносить один сплошной дискомфорт. Вот и сейчас еле дышу в тесных джинсах, но в них ноги кажутся длиннее и стройнее. Понимаю, что сегодня не обычная гулянка, сегодня я хочу произвести впечатление на Кораблёва. Моя одежда совершенно для этого не подходит, мода до регионов доходит с большим запозданием. У нас до сих пор носят джинсы-скини и даже не подозревают, что это моветон, одежда оверсайз для наших девочек — кошмарный кошмар, а окрашивание шатуш или балояж- это просто отросшие корни, то ли дело старое- доброе мелирование. В Москве Кораблёв наверняка учился с роскошными, ухоженными девчонками.
Немного подумав, я оставляю узкие голубые джинсы, надеваю белую футболку и свободны чёрный пиджак. Макияж делаю такой же, как и утром. В целом, я собой сегодня довольна.
Когда, в назначенное время, я подошла к магазину, Танька и Максим уже ждали меня с пакетами. Долго плелась, потому что пошла на каблуках по этим проклятым лужам, ноги промокли и теперь еле иду, как на ходулях. Самое главное- не терять лица и делать вид, что так и задумано, поэтому мы не спеша, прогулочной походкой, шли к Золотухину, под мелким моросящим дождем.
