Они с Владом прилетели в Монако из Москвы и почти год вели довольно странную, но вполне соответствующую обстоятельствам жизнь на этом роскошном мировом курорте, куда были неожиданно занесены судьбой.
Последние месяцы Влад часто срывался, пускаясь в загул в самое неподходящее время. Ольга терпела все не только потому, что они были связаны теперь общей тайной, но и потому, что в совсем недавнем прошлом осталась их многолетняя любовь-страсть. Тогда Влад действительно был, что называется, «мужчиной ее жизни». Они могли ссориться, расходиться, даже заводить интрижки на стороне, но неизменно оказывались вместе, все прощая друг другу и все начиная с начала.
Однако теперь поведение Влада все сильнее беспокоило Ольгу. Им надо было что-то кардинально менять в сложившейся ситуации: начать выстраивать нормальную жизнь или расстаться окончательно.
Тогда, в Монако, Ольга поняла, что пора ставить точки над i. Настало время обсудить, что они будут делать с огромными деньгами, которые оказались в их распоряжении. Как закрыть счет в банке, оформленный на имя Ольги, ведь из страны Влад убегал с наскоро состряпанным фальшивым заграничным паспортом на чужое имя (чего только не делалось тогда за довольно смешные деньги в постперестроечной Москве) и не мог им пользоваться в банках и отелях. У Ольги же паспорт и виза были в порядке, поэтому при бронировании гостиниц или проведении банковских операций действовала она.
Часто Ольга задумывалась: знай она еще тогда, в России, о той злополучной чековой книжке, бежала бы она с Владом? А он сам? Повел себя как эгоист, подвергнув и ее жизнь смертельной опасности. Но с другой стороны, если бы не это, какое жалкое существование влачила бы она одна в постперестроечной разоренной стране…
И вот накануне решительного разговора Влада опять «повело». Ольга решила дать ему возможность выпустить пар, разрядиться. Что поделать, если женщины все же более стойко выдерживают удары судьбы.
Повинуясь какому-то звериному чутью, уже не раз выручавшему ее в самых неожиданных ситуациях, она собрала кое-какие вещи, документы и перебралась в маленькую уютную мансарду недорогого отельчика в пяти минутах ходьбы от места их постоянного проживания, отеля «Интерконтиненталь». (Они предпочитали останавливаться в огромных безликих гостиничных комплексах, где легче затеряться в толпе туристов и деловых людей.)
Сидя ночью у распахнутого окна своего номера и глядя на тихо сияющее в лунном блеске Средиземное море, Ольга думала: что они, собственно говоря, ломают комедию. Столько лет вместе, столько всего их связывает, что им еще надо? По воле фантастических обстоятельств они оказались богаты. Остались позади потери близких, друзей, дом…
Столько всего перенести и сейчас, когда жизнь, кажется, только начинается, расстаться?.. Ольге захотелось сказать Владу все хорошее, что она о нем думала, поблагодарить его за верность и дружбу, за то, что он вытащил ее «оттуда», сказать, что незачем им расставаться. Она вспомнила его красивое лицо, упрямый подбородок, сильные руки и поняла, что совсем не поздно начать все с начала, как уже бывало не раз.
Утром Влад не пришел к ней, хотя и обещал. Отсыпается после бурной ночи, с досадой решила Ольга. Но ближе к полудню она поняла, что случилось что-то непредвиденное, так как, несмотря на свои загулы, Влад был очень щепетилен в делах и слово свое всегда держал. Она решила дождаться полудня, время оплаты номера, и сходить в «Интерконтиненталь».
Ольга заставила себя принять душ, позавтракать и накраситься. Включив телевизор, она начала собирать вещи, краем уха слушая, что говорит диктор. Было время новостей. Ее французский находился тогда в том зачаточном состоянии, когда, не умея толком ничего сказать, понимаешь все прекрасно. Английский выручал в экстренных случаях.
Выпуск местных утренних новостей подходил к концу. Пошли сообщения «о погоде, о природе…». Ольга уже протянула руку, чтобы выключить телевизор, как вдруг на экране появился отель «Интерконтиненталь» и толпящиеся рядом полицейские. На секунду камера показала два распростертых на полу тела — мужчины и женщины. Она сразу все поняла. Машинально выключила телевизор и опустилась на ковер.
* * *
Вода уже остыла и холодила кожу. Ольга поднялась, зябко поежилась и, закутываясь в мягкий махровый халат, опять почувствовала острое желание закурить.
Ночь опустилась над Парижем. Ольга выключила свет и заставила себя открыть ставни. Что бы это ни было — разыгравшееся воображение или действительно реальная опасность, — ничто не заставит ее отказаться от этого города, а тем более от возможности еще и еще раз взглянуть на огни ночного Парижа, возможности увидеть за аркой Дефанс далекий освещенный силуэт Триумфальной Арки и мерцающую перспективу Елисейских Полей, а за ними, уже дорисованные воображением, сад Тюильри и арку «Карусель». Ольга завороженно разглядывала ночные огни, будто стояла на мостике космического корабля, летевшего в вечность.
Потом она закрыла ставни, включила свет, налила себе чаю, и прошедший день, точно лента кинохроники, поплыл перед ее глазами.
Что она сделала не так? Может, не следовало, сбежав из «Рица», метаться по городу, а надо было рвануть куда-нибудь подальше из Парижа? Да и не куда-нибудь, а в Страсбург, где живет ее бывший французский муж, Жан-Марк Дитрон. Он остался ее настоящим другом. Вот кто и приютил бы, и успокоил, и научил, что делать в этой ситуации.
Надо сказать, что с мужчинами ей везло. Из разряда возлюбленных они без ссор и лишних выяснений отношений переходили в разряд верных друзей. Было что-то такое легкое и светлое в характере Ольги: она и влюблять в себя мужчин умела (и именно тех, кого хотела), и расставаться умела достойно. Не была стервой, обладала широкой душой и неизменной порядочностью…
Вот и Бертран Лонган не переставал удивляться. Зная наперед, что он никогда не разведется с женой, которая после автомобильной аварии уже несколько лет была прикована к постели, бывшие подружки постоянно трепали ему нервы, то требуя развода, то претендуя на его деньги или, на худой конец, на все свободное время. С Ольгой же не происходило ничего подобного. Она была приятным компаньоном и хорошей любовницей. При этом не хотела ограничивать свою свободу, но и его не держала на коротком поводке. Она принимала с достоинством то, что давала ей судьба, и сама умела быть благодарной.
Но что сделано, то сделано. Она не поехала в Страсбург к Жан-Марку. В магазине возле спортивного бутика она купила парик и в образе стриженой брюнетки почувствовала себя еще увереннее. Она решила вернуться к парку Монсо и забрать брошенную там машину, чтобы перегнать ее в большой подземный паркинг на Шатле. Проделав все это и оставив в машине сумку с вещами, Ольга решила просто, ни о чем не думая, бродить по Парижу. Это решение ее успокоило. Да и что было еще делать? Ни на Бертрана, ни на своих немногочисленных французских друзей (а друзей из бывших соотечественников она не заводила) «сгружать» проблему, которая может показаться им более чем странной, Ольга не хотела.
Периодически накрапывал легкий осенний дождь, удивительный парижский дождь, который не оставляет пятен на брюках и светлых плащах. По Риволи, мимо Лувра, под аркадой «Галери Лафайетт» она шла в сторону Больших Бульваров. Слева мерцали золотистые кроны деревьев в саду Тюильри. Сюда в первые годы своей жизни в Париже Ольга часто приходила специально, чтобы покормить обитающих в пруду огромных зеркальных карпов. Совсем ручные, точно голуби, они высовывали из воды открытые рты и клянчили еду.
По рю Ришелье Ольга повернула к Пале-Рояль и вскоре оказалась на пятачке между улицами Маленьких Полей и Святого Августина. Здесь находился один из ее любимых парижских пассажей — пассаж «Шуазёль». Она частенько заглядывала сюда в пасмурные осенние и зимние дни. Век назад, в непогоду, весь центр города можно было пересечь, кочуя из пассажа в пассаж. Высокие стеклянные крыши пропускали дневной свет, а внутри было тепло и уютно. Здесь, в «Шуазёле», было чем занять себя. К твоим услугам и самые разнообразные бутики, и салон красоты, и ресторанчики, и книжные развалы. Неторопливо пройдя вдоль витрин, перелистав несколько книг и альбомов по искусству, заглянув в ювелирную лавочку, перекинувшись парой слов с торговцем антиквариатом, Ольга вышла из пассажа, как выходят на свет из кинотеатра — с немножко измененным чувством реальности.
Дойдя до Оперы, она спустилась в метро и с одной пересадкой доехала до площади Клиши. Здесь, у подножия Холма, начинался один из ее самых любимых уголков Парижа: многолюдный, богемный, уютный, всегда новый, никогда не приедающийся Монмартр.
По улице Лепик Ольга пошла наверх. Двери многочисленных магазинчиков и недорогих бутиков были открыты. От фруктовых и рыбных лавочек невозможно было отвести глаз. Ольга почувствовала, что безумно проголодалась, и завернула в «Две мельницы», подумав с улыбкой, что не грех ей, привыкшей к дорогим ресторанам и изысканной кухне, «спуститься на землю». Приближалось время обеда, святое для французов время, и все ресторанчики и кафе уже были полны неспешно, с чувством и толком жующей публикой. С удовольствием поедая какое-то дежурное блюдо, Ольга решила, что ни одна холера, в том числе и из прошлой жизни, не возьмет ее, пока она даже в состоянии стресса может есть с таким аппетитом.
