Палвон всегда сопровождает Махмуда и Рахима и терпеливо, правда, несколько снисходительно, исполняет их порой необдуманные приказания. Сейчас, опустив морду и помахивая хвостом, пес идет за мальчиками. Видимо, ему приятно общество юных друзей. Он изредка поглядывает на них, словно прислушивается к разговору.
Тропинка вьется меж кустами фисташек и боярышника по глубокому темному ущелью. Тени от скал длинны. Ущелье кажется наполненным густой чернотой.
Вот Махмуд поднялся по козьей тропе на крутой склон, а Рахим остался на тропинке. Не любит он лазить по отвесным скалам. Чего доброго сорвешься.
Махмуд скрылся в чаще кустарника, его уже совсем не видно… Нет, вот он: обрубает серпом сухой куст… Но что это? Рахим невольно вскрикнул. Из-за куста по-кошачьи скользнул и взметнулся в воздухе серый зверь. Он упал на спину Махмуда и свалил его. Если б не кусты, скатились бы на тропу — и мальчик и барс…
В то же мгновенье раздалось короткое злобное рычание — щелкнув зубами Палвон в два прыжка очутился наверху и вцепился зубами в шею барса. Поднялась пыль, полетели вниз листья и сучья. Не отпуская Махмуда, барс пытался сбить лапой собаку, вырвать шею из ее страшной пасти. Но у волкодавов мёртвая хватка…
Осторожный Рахим видел, что серая лохматая лапа прижимает его друга к земле, видел, что голова Махмуда уже безвольно откинулась. Махмуд даже не кричал, только слабо стонал и хрипел…
Да, Рахим видел и слышал. Но какая-то сила держала его на месте. Он будто окаменел. Струйка пота холодной змейкой ползла по его спине. Серп выпал из его рук и зазвенел на камнях тропы. Этот звон вывел Рахима из оцепенения. Что делать? Бежать в кишлак? Звать на помощь? Но ведь время идет. Пока они вернутся, барс растерзает Махмуда…
Все эти мысли в одно мгновение промелькнули в мозгу Рахима. Не помня себя, он поднял с земли серп и помчался наверх. Откуда только взялись у него силы!
Палвон рычал и всё крепче сжимал клыками шею барса. Но старому псу нелегко было одолеть сильного зверя. Барс извивался, но не выпускал Махмуда. Как знать, уж не боялся ли он, что если отпустить человека — он встанет и вместе с собакой прикончит его…
Рахим на секунду остановился, поднял двумя руками серп и изо всей силы, как пику, вонзил острие в тело барса. Серп по самую рукоятку вошел в живот зверя. Рахим с трудом вырвал его и ударил во второй, в третий раз. Сколько прошло времени? Секунда, две? Барс пытался вскочить на лапы, но пес улучил мгновение и, перехватив его шею глубже, прижал к земле. Хрустнули кости. Барс стал дергаться в судорогах. Палвон не отпускал его. Рахим взял друга за плечи. Халат Махмуда был в крови.
— Махмуд, Махмуд, — кричал Рахим.
— Ты слышишь меня, Махмуд?..
…Когда Махмуд наконец открыл глаза, он увидел себя дома, в постели. У изголовья стояла вся в слезах мать. Рядом с ней, в белом халате стояла Зинаида Михайловна, медицинская сестра. А поодаль, прижавшись к стене, стоял бледный и дрожащий Рахим. Его халат был изодран в клочья.
Махмуд пошевельнул рукой и застонал. Закрыл глаза, но тотчас открыл их и улыбнулся другу.
Агзам Тавоборович Сидки
В семье
Нуринисо приоткрыла дверь балкона и задернула портьеру. Войдя в столовую, долго стояла у окна задумавшись. Звонок заставил ее встрепенуться. У входной двери нетерпеливо позвонили. Потом еще и еще раз. Резко, требовательно. Девушка сидела и прислушивалась, как будто впервые слышала этот дрожащий с переливами звук. Наконец, она поднялась и медленно направилась к двери.
— Ты что, спала, что ли? Я почти полчаса трезвонил — проговорил полный краснощекий мальчуган. — Ты что на меня так смотришь? — раздраженно прикрикнул он на сестру. — Чего стала в дверях! Пусти!..
— Я не слышу одного слова, — спокойно и твердо заметила Нуринисо, не сходя с места.
— Ладно. Знаю — здравствуй!.. — и Шариф вошел в комнату.
Нуринисо многозначительно посмотрела на брата, потом на стенные часы.
— Есть причина: было собрание.
— Вот оно что! Значит ты на собрании так задержался?
— А где еще! — с вызовом воскликнул мальчик. — У вас в институте бывают собрания? Бывают? Вот и у нас в школе было. Опять об учебе, о дисциплине…
Шариф не любил, когда с ним так разговаривала сестра. Всегда получается: это он сделал не так, то сказал не эдак. Вот и сейчас она до чего-то доискивается. Доискивается, а доискаться не может, вот и придирается.
Так часто бывает в семье с младшим ребенком. Все его балуют, никто не замечает, что он не так уж мил, благодарен и честен, как кажется. Часто замечают это слишком поздно.
— Значит, ты был на собрании? — недоверчиво переспросила Нуринисо.
Шариф притворился, что перестал сердиться на сестру и мягко сказал:
— Что ты расспрашиваешь меня так, сестренка? Право, я очень голоден…
Тут снова позвонили. Вошли мать и отец.
Через несколько минут, вымыв руки и переодевшись в домашнее платье, семья собралась вокруг стола.
Поговорили о делах, о событиях, происходивших в школе Шарифа, в институте Нуринисо.
Вдруг отец спросил у Шарифа:
— Ты опять пришел поздно?
Шариф укоризненно глянул на сестру. Но та отрицательно покачала головой: «Я не говорила отцу» — сказали ее глаза.
— У нас было собрание, — пробурчал Шариф.
— Ох, что-то часто у вас собрания, — недоверчиво улыбнулся отец.
Мать бросила взгляд на мужа, как бы говоря: не надо подозревать нашего любимого сына, разве может он сказать неправду!
— Хорошо, что ты не пропускаешь собраний, сыночек. Слушать всегда полезно…
— Опять о дисциплине, — недовольно проговорил Шариф, — надоело.
Отец насупился, но мать заговорила с Нуринисо:
— Расскажи, доченька, какие у тебя новости.
— Сегодня была практика в школе, — охотно ответила Нуринисо. — Знаешь, мама, я боялась, что не смогу провести урок, — а теперь думаю о другом: самое трудное для педагога узнать своих учеников, их характеры…
Мать, не поняв намека, нахмурилась:
— Неужели тебе не нравится преподавательская работа! — воскликнула она с тревогой.
— Нет, что вы! Я это сказала потому, что услышала об одной истории… Мне захотелось с вами посоветоваться. Сегодня моя подруга Шарофат рассказала такой случай: по дороге домой она увидела группу малышей…
— Ну, я пойду, этот рассказ про маленьких, — прервал сестру Шариф. — Учителем я тоже быть не собираюсь. — Он обратился к отцу. — Можно мне выйти из-за стола?
Нуринисо посмотрела на мать, на отца и, улыбаясь, заметила:
— А можно, я с тобой посоветуюсь, Шарифджон!
Шариф насупился. Однако, по мере рассказа сестры выражение лица его менялось. Он пристально смотрел на Нуринисо, то переводил взгляд на отца, на мать…
— В игру малышей вмешался рослый мальчишка лет одиннадцати, — продолжала Нуринисо, — стал вместе с ними гонять полосатый детский мяч. Ловкий футболист, разгорячившись, сначала отбросил в сторону портфель, потом снял пионерский галстук и сунул его в карман. Эта неравная игра продолжалась часа полтора. Искусный футболист никак не мог наиграться. Малыши, обессилев, отошли в сторону. Они поняли — отнять мяч им не удастся. Вдруг наш футболист с размаху так сильно ударил по мячу, что тот лопнул. Бедные ребятишки, подобно птицам, шумно перелетающим с дерева на дерево, помчались за пионером. У него были длинные ноги, малыши не смогли его догнать. Отважный футболист пустился наутек. Вот, папа, когда услышала я этот рассказ своей подруги — очень мне захотелось узнать имя этого пионера, да написать в школу. Пусть бы там обсудили его поступок. Только вот, как его найти? — Подумав, она продолжала с лукавым выражением: — А ведь, пожалуй, если найдешь его, он еще и рассердится. Скажет, что его выдали, поступили неблагородно… — Тут Нуринисо обратилась к брату: — Может ведь так сказать этот пионер, может про себя так подумать? А? Как ты считаешь, Шариф, не трус ли тот мальчик?
Все молчали. Отец не отрывал глаз от Шарифа.
— Может быть ты посоветуешь, Шарифджон, — спросила Нуринисо, — как следует поступить в таком случае? Вы же почти каждый день говорите о дисциплине. Может быть, у вас встречались подобные случаи?
Шариф не выдержал:
— А ты все… это. С балкона ты это ви… видела… Почему мне самому не… не сказала?..
Рыдания сдавили его горло. Он больше не мог произнести ни слова.
Отец поднялся из-за стола, вышел на балкон, закурил. О чём он думал? Может ему самому стало стыдно. Стыдно за сына…
— Завтра утром я куплю большой новый мяч. Отдай его детям, — проговорила мать. — А на сестру не обижайся.
Отец услышал эти слова. Резко открыл дверь и бросил матери:
— Не старайся успокоить сыночка. Он сейчас же пойдет и отдаст им свой новый футбольный мяч. Тот, который я подарил ему в день рождения, а потом… Потом посмотришь, как быть дальше. — И он снова вышел на балкон.
