Вот и ДНК, которую он сейчас наматывал на палочку, искусственно изменена. Она должна вызвать у лысых кроликов рост шерсти и прекратить дрожание ног у собаки-урода. Она должна вернуть в норму ДНК, содержащуюся в клетках этих животных. Если опыт удастся, можно будет перейти к лечению людей. Правда, получать ДНК с направленными изменениями все еще не так просто. Для этого в колбу помещают фермент, немного готовой ДНК определенного вида, которая послужит затравкой - образцом, по которому должна происходить постройка, и "кирпичики" - составные части нуклеиновой кислоты, ее азотистые основания. Состав "кирпичей" слегка изменен. Фермент не замечает этого небольшого несоответствия и начинает трудиться. Он соединяет "кирпичи" между собой в той же последовательности, в какой они соединены в образце. ДНК выходит по типу затравки и в то же время измененная. Затем ее исследуют.
Раньше это была самая тяжелая и долгая работа, теперь же, когда в лаборатории установлен "РИК", самая простая и быстрая. Если изменения близки к заданным по программе, ДНК вводят подопытным животным.
Но в том-то и беда, что изменения всегда бывают приближенными к заданным. Ведь нельзя высчитать с точностью до одного количество всех измененных "кирпичиков" в реакции и то, насколько они должны быть изменены. Незначительных отклонений бывает достаточно, чтобы испортить всю работу.
Борис очистил полученную ДНК и понес ее к регистратору. Затем включил анализатор. В окошке вспыхнула красная зубчатая линия - заданная по программе.
За ней проходила лента регистратора, и зубцы все время сравнивались. На глаз казалось, что зубцы совпадают.
Но Борис знал, что когда он посмотрит фото, на них будут видны небольшие отклонения.
Он тяжело вздохнул: "Без неточностей не обойтись. Мы всегда приближаемся к истине, к идеалу и никогда не достигаем их. Надо довольствоваться тем, что возможно".
В лаборатории появился высокий седой, с юношеской гибкой фигурой профессор Ростислав Ильич. Он подошел к Борису и задышал над его ухом. Потом оказал, обращаясь ко всем:
- Будем вводить животным основную порцию. А Борис Евгеньевич тем временем проверит и приготовит дополнительное количество.
...Прошло несколько недель. В первое отделение вивария все лаборанты ходили по несколько раз в день. Некоторые уже отмечали в состоянии подопытных животных изменения, и как раз те, которых добивались. В лаборатории установилось особое настроение, смесь торжественности и нетерпения.
И внезапно погибли два кролика. От чего? Установить пока не удалось. В эти дни Ростислав Ильич и Борис ходили с красными от бессонницы глазами. Часто билась лабораторная посуда, но не к добру.
У самого входа в виварий Борис столкнулся с Евгением.
- Слушай, Борька, - заговорщицки зашептал тот. - Давай сегодня смоемся пораньше. В "Комсомольце" идет новая комедия.
Борис ничего не ответил. Но ведь от Евгения не отцепишься.
- Говорят, там такие коллизии...
Борис вскипел:
- Как ты можешь... сейчас?!
Он вошел в виварий, осмотрел подопытных. Еще два кролика выглядели плохо. Зато на остальных заметно стала отрастать шерсть.
Он смотрел на них и в который раз представлял себе истерзанных, отчаявшихся людей, разуверившихся в исцелении... Его размышления прервал голос Евгения:
- Разрешите узнать, какие великие мысли готовится извергнуть ваш мозг?
Борис даже побелел от злости. Или разругаться серьезно или... Он повернулся к Евгению и, сдерживая себя, очень спокойно произнес:
- Понимаешь, я подумал о том, что мы уже на подступах, а тем временем все еще гибнут люди. И в каких мучениях! Ты представляешь, что это такое размягчение костей или врожденный идиотизм... Или еще что-нибудь...
Евгений двинул бровями, видимо, хотел отшутиться и вдруг насупился:
- У соседки девчонка. Восемь лет, не говорит ни слова. А в глазах смышлинки играют, и часто - боль... Без всякого перехода oн добавил: - Мы могли бы оставаться на два часа после работы. А что, думаешь, видишь ли...
Teпepь невольно улыбнулся Борис: против характера Евгения годы бессильны. Другие стареют, меняются, становятся цельнее или хотя бы скрытнее, а этот такой же, каким был в институте. Мечется во власти настроений, берется TO за одно, то за другое.
Он ушел в лабораторию и углубился в работу. Через несколько минут над самым ухом раздался шепот:
- Ну, старик, так смоемся в кино?
- Хэлло, Хью!
Хьюлетт не обернулся. Он и так знал: там, позади, в полуоткрытую дверь протиснулся сухой, как вобла, в потертом пиджачишке сэр Рональд Тайн - один из самых влиятельных ученых, в котором отлично уживались хитрость маклера, точный расмет математика и фантазия поэта.
Тайн обошел вокруг анализатора и заглянул в лицо Хьюлетту.
- Мы с вами дaвнo знаем друг друга, Хью, и можем говорить начистоту, cказал он.
Кондайг понимал, зачем пришел Рональд. Он мог бы пересказать все, что собирался говорить профессор, со всеми "мгм", "так сказать", "ничего не поделаешь" и "выше нос, старик!" Он чувствовал, как трудно говорить это Тайну, и помог ему:
- В мое отсутствие работу можно передать Хаксли. Он дельный парень, оправится.
- Справится. А вы подлечитесь и отдохните...
Последние слова Тайна Хьюлетт пропустил мимо ушей. На его месте он говорил бы то же самое. Вместо возражения деловито перечиcлил:
- Записи и схемы для Хаксли в ящиках номер один и номер два. В ящике номер три - материалы для вас.
Он тяжело поднялся из кресла, протянул руку. Его тень с втянутой в плечи головой казалась горбатой.
- Вот и все. Прощайте, Рон.
Тайн краем глаза видел безразличное лицо Кондайга. Лишь рот искривился на сторону еще больше, углы его устало опущены.
- Выздоравливайте, Хью, мы будем навещать вас, - поспешно проговорил профессор и вышел из кабинета. "Может быть, он хочет проститься со своим регистратором? - думал Тайн. - С вещами мы иногда расстаемся тяжелее, чем с людьми..."
Хьюлетт постоял минуту, уставясь на регистратор. Возможно, эта работа, изнурительные дни и ночи, переутомление явились толчком к развитию дремавшей болезни. Впрочем, какая разница?..
Тупая боль в затылке усилилась и распространилась к вискам, охватывая обручем голову, врач сказав тогда, в первый раз: "Видения не имеют отношения к работе". А потом, когда начались припадки, док вынес приговор: "У вас феноменальное, очень редкое заболевание, близкое к эпилепсии и к некоторым другим циклическим психозам". Он тщетно пытался изобразить дружеское участие. И cпросил: "У вас в семье не было алкоголиков?"
- А наркоманы не подходят? - угрюмо пошутил Хьюлетт.
Перед ним сразу же возникло лицо изящного великана, человека, на которого он был так похож и гордился этим. Тогда, у врача, он еще не знал всего. А позднее, когда припадки стали умещаться, прочел несколько книг по психиатрии и узнал, что его ожидает. Оказывается, и кошмарные видения имели научное название.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
