чувствуют, куда стрелять, или что автомат сам стреляет!
— Вот этому здесь и учат, — Майя подмигнула мне.
Конечно, учат, как же. Просто отбирают тех, у кого под иномирным допингом что-то получается.
Только три пары не сдали экзамен, причём две из них — это молчуны из нашего отделения. Судя по их довольным лицам, они не очень-то и хотели. Уж не знаю, чем они по жизни занимаются, вроде не зеки, но полученные в учебке усиления им и без аномалий пригодятся, так что парни в любом случае не в проигрыше. А может, за этим и шли сюда!
Не все догадались зачистить подвал или чердак, и за это им снизили балл. Но было немало и тех, кто, как и мы, уничтожили 100 % тварей. И даже опередившие нас по времени были, чем очень сильно гордились! А мы радовались за коллег, ведь не обязательно быть всегда и во всём первыми, пусть и другие побудут!
Всё это нам рассказал ротный на построении.
Дальше те, кто не сдал, должны будут пройти в медсанчасть, им там поставят комплексную не то вакцину, не то сыворотку, в общем, укол. Подпишут кучу бумаг и до свидания. Повторно можно попробовать только через год, не раньше.
А тем, кто прошёл, предстоит подписать вагон и маленькую тележку разных бумажек. Ротный пошутил, что в среднем стержень на подписи уходит, на одного человека. Так что мы в учебке ещё на пару дней задержимся, нас будут вызывать по одному, и дальше всё объяснят.
Служить пойдём по распределению, и тоже нам всё объяснят. Одно известно — как парами учебку проходили, так парами и распределяют.
После построения мы переоделись, и наконец-то пообедали. После всех нагрузок и треволнений жрать хотелось просто жуть как. Под конец обеда за нашими молчунами пришла медсестра из лазарета. Мы им, конечно, посочувствовали, попрощались.
День прошёл в счастливом ничегонеделании. Нам разрешили отдыхать до самого окончания пребывания в учебке. Мы просто валялись по своим кроватям, и сержанты нам ничего за это не говорили. Кто-то играл в карты, кто-то ушёл на стадион играть в футбол… Мы с Майей валялись в обнимку, и, ни от кого не скрываясь, слушали музыку. А всё почему? А потому что мы уже не курсанты, а выпускники! А это почти то же самое, что дембеля! И нам — можно. Если не борзеть, конечно.
Потом на ужин позвали. Там к нам присоединились четверо отсеянных.
— Парни, а вы разве не в лазарете должны быть? — спросил у них Коля.
— Да нас уже отпустили, ща пожрём и домой, — ответил за всех Тимур. — Мы ж сегодня всё равно на довольствии, чё добру пропадать!
— А ещё двое где, ушли уже? — Майя оглянулась, чтобы найти недостающих.
— Нее, они в лазарете лежат, у них температура за сорок, сестричка сказала до завтра проваляются.
Мне это показалось странным, и, взглянув на нахмурившуюся Майю, я понял, что и ей тоже. Встретив мой обеспокоенный взгляд, она нахмурилась ещё больше.
После ужина дошла очередь на подписание документов и до нас.
Действительно, прочитать, понять и подписать пришлось целую гору бумаг. В первую очередь — подписки о неразглашении и согласие на установку нейроимпланта. Потом целую пачку бумаг, суть которых сводилась к тому, что нам объяснили, в чём риск работы аномальщиком и мы согласились. Нам и правда объяснили, только ничего нового не сказали — спасибо Завельеву и крысам, мы уже обо всём догадались. Заявление на поступление на службу в ряды аномальщиков. И, собственно, сам контракт сроком на пять лет. Уведомление о распределении: нам с Майей, как отличникам, разрешили выбирать, и мы выбрали «лакомое» распределение в сам Петрозаводск.
И, в дополнение ко всему, нам даже выделили жильё, по комнате в общаге каждому. Потом дали направления: на склад за обмундированием, в госпиталь на установку имплантов, сразу с указанием даты и времени, когда подходить.
Отдельным пунктом нам пришлось подписать ещё одну кучу бумаг на Чарли. Насколько я понял, наша с ним работа — это был особый эксперимент по использованию разумных иномирных животных для службы в рядах аномальщиков. Мы оказались не единственными участниками такого эксперимента, но всё же массовым это явление точно не было.
Установка имплантов нам была назначена на понедельник, 24 июля, а до этого времени нам надлежало явиться в расположение дежурной части, чтобы отметиться и познакомиться с начальством, переехать в новое жильё и получить обмундирование.
Собирая вещи, я задумался, а куда я, собственно, из казармы пойду? Но тут нас с Майей подозвал сержант Рысев.
— Значит, покидаете нас? — прищурился он.
— Да, Игнат Ильич, вот, закончили… — развёл я руками. — Как-то даже неожиданно!
— Это потому, что последние три недели провалялись в госпитале. Держи, — он подал мне ключ, — Маратыч просил тебе передать, когда отучитесь. Я так понял, квартиру за тобой сохранили, пока не переедешь в общагу.
— Ооо! А я-то уже думал в казарме до утра остаться! — признался я.
— А я думала, — Майя залилась румянцем, — а, ладно, неважно!
— Так, где уединиться, потом договоритесь, — остановил её Игнатыч, чем окончательно вогнал в краску, — нет, ну а что, с вами и так всё ясно, не забудьте потом только на свадьбу позвать.
— Мы… — хотела было возразить бардовая от смущения Майя, но Игнатыч только рукой махнул.
— Да я ж так, шутя-любя, — улыбнулся он. — Тут такое дело. Внучка моя просила у вас номера телефонов взять. Встретиться она с вами хочет, с обоими.
— Внучка? — переспросил я. — С чего бы вдруг? Мы даже не знали, что у вас внуки есть.
— Лерка говорит, у неё к вам разговор есть, ну и статью свою показать хочет, — подмигнул Игнатыч.
— Так Валерия — ваша внучка??? — у Майи глаза на лоб вылезли. — Конечно, мы согласны! Запишите мой номер, пусть она мне завтра позвонит!
Глава 2
Нежданчик
— Куда ты сейчас? — спросил я у Майи, когда мы вышли из такси неподалёку от Управления, возле общежития.
— Мне надо привести себя в порядок после… после всего, — ответила она, как обычно, покраснев.
Нам вернули наши вещи, но особой разницы не было, так и так мы оба ходили всё время в полёвке.
— Ну давай тогда, а я последую твоему примеру, — глянул на отросшие и местами обломанные ногти, провёл рукой по волосам. — В парикмахерскую, что ли, сходить…
— Ну, это уже завтра! — засмеялась Майя. — А к тому времени и я приду, не успеешь сильно заскучать! Чарли возьмёшь?
— Конечно, — пожал я плечами. — Зачем его в общаге светить.
На нас и так оглядывались редкие прохожие.
